След за кормой
Страница 21 из 29
След за кормой
К заходящему солнцу
Не всегда норманнские мореходы попадали туда, куда хотели держать путь. Случалось, что бури уносили их корабли совсем в другую сторону, чаще всего на закат солнца. Так, ещё в VII и VIII веках нашей эры викинги открыли Шетландские и Фарерские острова и другие северо-западные архипелаги.
Норманнские конунги были «хозяйственными» людьми. Открыв, в океане какие-нибудь земли, они использовали их для набегов на соседние страны, или чтобы продвигаться на запад.
Во второй половине IX века норманнские корабли были заброшены штормом к какому-то огромному острову, отстоявшему на сотни миль к западу от Скандинавии. Перезимовав там, мореплаватели вернулись на родину и поведали о привольных пастбищах и обширных лесах вновь открытой земли. Местоположение острова осталось неясным: ведь в те времена определение широт и долгот велось очень примитивно — расстояния исчислялись днями пути, а о компасе в Европе ещё не знали.
Тем не менее, соблазнённый рассказами возвратившихся соотечественников, некий конунг Флóки отправился разыскивать «обетованную землю».[«Обетовáнная земля» — место, куда страстно стремится человек: воплощение счастья и изобилия.]
Отойдя к северо-западу от Фарерского архипелага, Флоки выпустил из клетки одного из взятых с собой вóронов. Ворон полетел обратно на родину.
Через три дня был выпущен второй ворон: тот покружился в воздухе и опустился на палубу. И лишь третий ворон, освобождённый ещё через несколько дней, взмахнул чёрными крыльями и без колебаний направился на северо-запад. Флоки повёл свой корабль в ту же сторону и вскоре увидел незнакомый берег, изрезанный глубокими фиордами.
Негостеприимно встретил остров новых поселенцев: холодная зима, снегопады, гибель скота, не обеспеченного кормом и тёплым кровом, заставили Флоки и его дружинников покинуть наспех возведённые хижины и вернуться на родину. А вновь открытый остров они назвали Исландией, что означает «Ледовая страна».
Прошло несколько лет, и в Исландию отправились новые экспедиции. Оказалось, что жить там не так уж плохо.
Природа Исландии[Площадь Исландии равна 103 000 квадратных километров, это более чем вдвое превышает площадь современной Дании.] отличается большим разнообразием. В ней есть и горы, и возвышенные плато, и даже заболоченные низменности.
Иногда Исландию называют страной вулканов, там их более сотни. Самый значительный — Гекла действует и до сих пор.
В Исландии мягкий морской климат. Значительную часть года и море и суша покрыты туманами. Лето там не жаркое, зато и зимой не бывает лютых морозов. В старину исландцы занимались преимущественно скотоводством и рыбной ловлей в окрестных водах. Её население росло быстро. Уже в X веке в Исландии насчитывалось более 25 тысяч жителей, а по тем временам это была очень значительная цифра.
Естественно, что открытием Исландии не закончились плавания викингов на запад. Сначала капризы стихий, а потом специальные экспедиции продвигали норманнов всё дальше от берегов Европы.
Источником наших знаний о прошлом планеты являются памятники старины (остатки древних людских поселений, курганы и т. п.), летописи, былины. Скандинавские сказания называются сáгами. Саги рассказывали вдохновенные старцы — скáльды.
Вот что говорит об открытии Гренландии «Сага об Эрике Рыжем».
Норвежский ярл Эрик Рыжий был, наверное, огненноволосым человеком, раз уж заслужил такое прозвище среди своих русых и рыжеволосых сограждан. Он обладал чрезвычайно неуживчивым характером: при спорах и ссорах сразу хватался за кинжал.
Случилось так, что неумеренно орудуя кинжалом, Эрик Рыжий убил одного земледельца. Такое часто бывает среди викингов, считавших «смерть на соломе» позором. Обычно дело кончалось тем, что убийца платил в пользу родственников убитого более или менее значительную вúру (выкуп), определяемую по соглашению сторон.
Эрик отказался платить виру и был изгнан из Норвегии. Он отправился в Исландию с небольшой дружиной из родственников и слуг. Но и в Исландии буйное поведение Рыжего навлекло на него гнев старейшин, и ему предложили покинуть и эту страну.
Куда деваться?
За несколько лет до этого занесённые непогодой на запад исландские промышленники перезимовали на шхерах,[Шхéры — мелкие скалистые островки у побережья материков или больших островов.] за которыми вдали виднелась неизвестная большая земля. Вот эту-то землю и отправился открывать беспокойный ярл с кучкой своих сторонников.
Вероятно, ему мерещились просторы новой страны, такой же безлюдной, какой была Исландия до прибытия первых поселенцев: там, на этих просторах, он станет полным хозяином, там над ним не будет тяготеть власть закона. И Эрик Рыжий такую землю нашёл: ею оказалась Гренландия; случилось это в 982 году.
Целых два лета в периоды, когда море освобождалось ото льдов, плавал Эрик с дружиной вдоль берега незнакомой страны. Миля за милей, десятки, сотни миль к северу и к югу — и везде перед удивлёнными и даже охваченными тревогой мореходами тянулся суровый скалистый берег, изрезанный фиордами. Ведь Эрик и его спутники не знали, что ветер странствий пригнал их к самому большому острову земного шара.[Площадь Гренландии равна 2 176 000 квадратных километров, а с юга на север она тянется более чем на 2500 километров.]
Суровая, угрюмая земля! Остроконечные горные вершины со сползающими с них ледниками перемежались ступенчатыми плоскогорьями, а если отважные исследователи углублялись внутрь страны на несколько миль, перед ними вставала величавая ледяная стена высотой в сотни локтей.
Одолев крутизну, путешественники останавливались в изумлении: насколько хватал глаз, расстилалась ледяная равнина, пересечённая узкими трещинами, у которых не было видно дна…
В некоторых местах ледовое поле нависало над скалистым берегом, и вдруг от него отламывался громадный кусок и с шумом грохался в воду. Окажись в ту пору рядом их корабль, гигантские волны закружили бы его, как щепку, и разбили о скалы. Норманны наблюдали рождение айсбергов.[Айсберги — ледяные горы, плавающие в полярных водах. Уносимые течением к экватору, они постепенно тают.]
«Вот откуда появляются ледяные горы, — объяснял товарищам Эрик. — А в наших сагах утверждается, что эти груды льда — обломки тел древних великанов, восставших против богов и побеждённых в битве с ними…»
Однако же и среди этой ледяной пустыни находились приветливые оазисы. В глубине фиордов, в местах, защищённых от холодных ветров, незаходящее летом полярное солнце создавало жизнь. На скудной каменистой почве вырастала трава, альпийские маки раскрывали чашечки навстречу тёплым лучам, карликовые берёзки впускали цепкие корни в расщелины скал. Полярные куропатки шныряли в зарослях со своими выводками, а за ними охотились песцы.
Многие из найденных Эриком Рыжим оазисов вполне могли прокормить господский двор с населением в 20–30 человек. Географы позднейших веков удивлялись какому-то особому искусству, которое помогало Эрику находить уголки Гренландии, где могли бы селиться люди. За два коротких лета неутомимый викинг сумел обследовать побережье острова на громадном протяжении. Даже через 200–300 лет путешественники ничего не могли добавить к открытиям Эрика Рыжего.
Утверждают, что Эрик назвал вновь открытую землю Гренландией, то есть «Зелёной страной», с хитрой целью: завлечь туда побольше поселенцев. Соблазнённые заманчивым названием, люди явятся в «Зелёную страну» со своими домочадцами, со скотом, с домашним скарбом, если же их разочарует суровая природа, подаваться обратно после долгого и трудного пути будет поздно…
Так ли это, мы не знаем, но уже через четыре года в Гренландии насчитывалось около 500 колонистов. Они прибыли в новую страну на флотилии кораблей, ведомых предприимчивым норманном, и расселились в оазисах, которые он им указал. Сам Эрик поселился на южном берегу, на 61° северной широты, в глубине залива, названного Эриксфиордом в поместье «Крутой склон».
Постепенно удобные места на восточном побережье Гренландии были заняты норманнами, и они стали подаваться на западный берег. Их главными занятиями были рыболовство и зверобойный промысел: окрестные воды изобиловали китами, тюленями, моржами.
Буря
Ветер свистел и выл в снастях гонимого бурей корабля. Клочья разорванного паруса бессильно бились о мачту, и кормчий с большим трудом удерживал судно, чтобы оно не стало боком к волнам. В этом случае «Фрейя»[По скандинавской мифологии, Фрéйя — богиня любви.] мигом перевернулась бы, и тогда экипаж ждала быстрая смерть в угрюмом холодном море.
Но за рулём стоял сам Лейф Эриксон, и его громадная сила позволила ему совершить такое, на что вряд ли способен был другой мореход по всей Атлантике — от берегов Норвегии до вновь открытой Гренландии и от снежного Нордкапа до солнечного Гибралтара. Лейф уже двое суток без отдыха провёл у рулевого весла, отвергая робкие попытки помощника сменить его хотя бы на час. Кормчий Гест Альвирсон был ещё молод, у него не хватило бы силы совладеть с вырывавшимся из рук тяжёлым правúлом.[Правúло (стар.) — рулевое весло.]
Лейф отплыл из Гренландии шестнадцать дней назад ясным июньским днём. В поместье остались отец, ярл Эрик Рыжий, мать Тьёдхильда, братья Тóрвальд и Тóрстейн. Трюм «Фрейи», крепкого суденышка, вышедшего с исландской верфи, был заполнен бочонками с тресковым жиром, связками тюленьих и моржовых шкур, тюками с гагачьим пухом.
Только ему, любимому сыну, доверил старый Эрик продать в Норвегии эти дорогие товары и закупить всё необходимое для хозяйства: Лейф с такими поручениями справлялся лучше всех, недаром же его с юных лет прозвали Счастливым. А путь на родину ему не был закрыт, как изгнаннику Эрику.
Две недели всё шло как нельзя лучше: бог ветров Нйодр был благосклонен к «Фрейе». Еле слышно поскрипывали снасти, мерно покачивался корпус крутобокого корабля с высоким и узким носом, с красным квадратным парусом. Где-то за бакбортом[Бакбóрт (мор.) — левый борт судна.] осталась позади Исландия, приближались Фарерские острова. Там предполагалось сделать остановку, осмотреть корабль, пополнить запасы провизии, набрать свежей воды. И вдруг налетел этот свирепый северо-западный ветер, шквальный порыв изорвал парус, который не успели снять, «Фрейю», мужественно противостоявшую волнам, повлекло к юго-востоку.
В жестокой борьбе прошло двое суток. Лейф, унаследовавший от отца богатырское сложение, но отличавшийся более стройной фигурой и мягким характером, не выпускал из рук руля. Шапку кормчего сорвало бурей, его длинные русые волосы трепал ветер. Время от времени матрос приносил ему кусок мяса, лепёшку и флягу воды, и великан, не отходя от правила, утолял голод и жажду.
Силы людей были на исходе. Свирепое постоянство бури заронило в их суеверные сердца сомнение: уж не оскорбили ли они какое-нибудь божество? Быть может, этот шторм, редкий в летнее время, месть за оскорбление? По приказу Лейфа дружинники принесли жертвы отцу богов Одину, богу грома Тору, богу ветров Нйодру. За борт отправились связки тюленьих шкур, тюки с гагачьим пухом, которым мстительный бог мог устлать свою постель.
Но буря не унималась.
В свинцовых волнах, бившихся о борта корабля, испуганным мореходам чудились драконы в колючей чешуе, отливавшей зеленью, с зубчатыми хребтами, с огромными перепончатыми лапами, с глазами, полными неутолимой злобы. Горе тому, кто упадёт за борт, чудовища поглотят его в одно мгновение!
Третья ночь была ужасна. Даже могучий Лейф Эриксон начал приходить в отчаяние и готов был бросить правило и отдать «Фрейю» на волю судьбы. Видно, пришла к мореходам гибель, кончились их земные странствия, и скоро богиня Хель[Хель — богиня подземного царства. Норманны полагали, что к ней отправлялись души людей, не имевших счастья погибнуть в бою с врагами.] встретит их в своих подземных владениях и проведёт по золотому мосту через реку Гйоль, отделяющую царство мёртвых от страны живых.
Если уж силач и храбрец Лейф дошёл до таких мрачных мыслей, то что говорить о команде? Люди, измученные морской болезнью, без сил лежали в трюме (с палубы их снесло бы ветром) и при каждом сильном ударе волны возносили моления Одину…
Но смутный рассвет показал вдалеке низменную землю, окаймленную шхерами.
— Гебриды!.. Нас принесло к Гебридам! — раздался громовой голос Лейфа Эрикеона. — Все наверх!
Ежась от холодного ветра, разминая затёкшие от долгого лежания члены, выбирались на палубу один за другим спутники Лейфа.
Вышел старый дядька Лейфа скальд Снóрре Гýдмундсон по прозвищу Мудрый. Вышел кормчий Гест Альвирсон, показались и остальные корабельщики…
Немало поживший на свете Снорре был ещё зорок. Он приложил руку щитком к глазам, всмотрелся в плоский берег и, повеселев, оказал:
— Кажется, наш хозяин снова оправдал своё прозвище Счастливый: перед нами Льюис.[Льюис — самый крупный остров Гебридского архипелага, он расположен в его северо-восточной части.]
Лейф, нахмурившись, возразил:
— Боюсь, что оправдать это прозвище не так просто: видишь, отец, шхеры?
В самом деле, подход к берегу преграждали разбросанные повсюду обломки скал, над которыми взлетали высокие водяные фонтаны. Буря начала утихать, но волнение было ещё очень сильно. Однако недаром Снорре Гудмундсон заслужил прозвище Мудрого: немало поплавал он на своём веку, немало моряцких уловок хранилось в его голове.
— Ребята, тащите наверх бочонки с рыбьим жиром! — приказал он. — И приготовить топоры!
Команда с великим усердием бросилась исполнять приказ Снорре: ведь масло или жир, вылитые в море, усмиряют волны.
Вдоль бортов «Фрейи» возле бочонков с жиром стали люди, держа наготове топоры. Лейф Эриксон твёрдой рукой направил судно туда, где волнение было поменьше, и шхеры дальше отстояли одна от другой.
И вот настал решительный момент:
— Разбивать бочонки!
Топоры с глухим стуком ударились о днища бочонков, густые струи жира полились в море. И как по мановению волшебного жезла бушующие волны утихли, стали ясно видны чёрные скользкие верхушки скал. Всего несколько минут продолжалось действие жира, но этого оказалось достаточно, чтобы ведомая умелой рукой Лейфа «Фрейя» миновала опасное место.
В голове у Снорре Гудмундсона начала складываться торжественная песнь в честь избавления от беды, а спасённое от гибели судно подходило к берегу. Из расположенных неподалёку на склоне холма домов бежали люди, крича и размахивая руками.