След за кормой

Страница 14 из 29

След за кормой

В поисках убежища

Баллур проскочил сквозь городские ворота в тот момент, когда их уже закрывали, и побежал по каменистой дороге. От Афин до Пирея расстояние невелико, около сорока стадиев.[Немного больше 6 километров.] Быстроногий воин одолел его за полчаса и стремительно ворвался в дом Тиманфа.
При слабом свете лампады, заправленной оливковым маслом, Тиманф и его друзья Гелланик, Андротион и Феаген обсуждали план восстания.
— Друзья, измена! — вскричал взволнованный, запыхавшийся Баллур. — Вас предал Горгий!
— Памфил был прав, когда предостерегал нас от этой гадины, — пробормотал потрясённый Тиманф, чернобородый человек среднего роста с красивым строгим лицом. — Но не время для сожалений. Кого назвал предатель?
— Пока только вас, здесь находящихся…
— Но он может назвать и других, — воскликнул молодой широкоплечий и стройный Феаген, рыбак.
— Он больше никого не назовёт, — мрачно отозвался скиф, сжав вместе огромные ладони.
— Ты убил его?
Баллур утвердительно кивнул головой.
— Хвала богам! Значит, опасность грозит лишь нам?
— Да! Но опасность страшная, надо бежать немедленно, потому что сюда вот-вот явятся враги!
Начались поспешные сборы. Забирали продовольствие, одежду, деньги, какие имелись в доме… Тиманф дал важное поручение шестнадцатилетнему Периандру:
— Беги, сын мой, к Памфилу, расскажи ему, что случилось. Пусть он предупредит всех друзей. От Памфила сюда не возвращайся, а приходи прямо на берег, где стоит наша лодка…
Эфеб, [Эфéбами древние греки называли юношей до восемнадцати — двадцати лет.] гордый важным поручением, немедленно отправился выполнять его. Остальные, закончив приготовления, также покинули дом. Тиманф вышел последним и оглянулся с грустью на жилище отцов: он знал, что утром здесь не останется камня на камне…
Перед Тиманфом шла печальная Эвротея, ведя за руку маленького Филиппа.
Уверенный в том, что если он сам ускользнёт, то месть тирана падёт на его семью, Тиманф решил взять жену и детей с собой. Гелланик, Андротион и Феаген не были женаты, им нужно было позаботиться только о собственной безопасности.
К маленькой группе беглецов примкнул и Баллур. Своим отважным поступком он отрезал себе возвращение во дворец тирана, и — отныне его судьба была связана с судьбой Тиманфа.
Скрывая оружие под складками одежды, беглецы прошли к причалу.
— Лодка Тиманфа! — воскликнул горячий Феаген. — Вот она, поплывём на Саламин или Эгину…[Саламúн и Эгúна — острова, лежавшие невдалеке от побережья Аттики.]
— Нет, — сказал Тиманф. — Завтра флот тирана обыщет всё море, все близлежащие острова… Сейчас наше спасение в горах! Позднее, когда ослабеет бдительность наёмников Гиппия, когда вернётся из Ольвии Демарат, тогда мы доверим свою жизнь морю, но не теперь…
Согласившись с Тиманфом, решили бежать в горы. Явился Периандр: он выполнил приказ отца. Сели в лодку, поплыли вдоль берега и за несколько стадиев от посёлка высадились на пустынном берегу. Оставив Афины справа, беглецы пошли через обширную оливковую рощу.
Шли всю ночь. К рассвету Эвротея уже еле брела, опираясь на руку мужа. На все предложения отдохнуть она отвечала отказом: останавливаться, пока не найдено более или менее надёжное убежище, было опасно. Только в глухой долине, среди дубравы, опустилась на землю эта сильная духом женщина.Нуждались в длительном отдыхе и остальные путники. Лишь Тиманф и Баллур целый день так и не сомкнули глаз, чутко прислушиваясь ко всякому шороху.
К вечеру, собравшись тесным кружком, принялись за трапезу. Поели холодной рыбы и плодов, выпили виноградного вина из меха, принесённого молодым Феагеном, и тронулись в путь — искать надёжное убежище.
Покинув долину, опять шли целую ночь, стараясь оставить между собой и возможными преследователями как можно большее расстояние. Перед рассветом беглецы оказались у входа в угрюмое каменистое ущелье, каких много было в горах Эллады. По дну ущелья бежал прозрачный ручей. Следуя советам Баллура, пошли по воде, чтобы скрыть следы на случай, если их будут искать с собаками.
После того как было пройдено около трёх десятков стадиев,[Около 5 километров.] внимание Баллура привлекло зелёное пятно на крутом каменистом склоне ущелья.
Там, за кустами фриганы,[Низкорослые колючие кустарники разных пород.] оказался вход в пещеру. О лучшем убежище едва ли можно было мечтать.
Выводя людей из ручья, скиф натер подошвы их обуви диким чесноком, предусмотрительно нарванным по дороге.
Теперь даже собаки не отыщут их следов.
Пещера оказалась тесноватой, но всё же вместила всех путников. Очистив пол от камней, беглецы, утомлённые двумя долгими переходами, крепко заснули — все, кроме неутомимого Баллура. Скиф отправился по воде к тому месту, где они вошли в ручей. Там он обулся и часа три ходил по горам и долинам, путая следы, как заяц, чующий погоню. Потом снял сандалии, натер чесноком подошвы и направился к пещере.
— Теперь никакие собаки не разыщут нас, если только их не надоумит сам бог Гермес, — ухмыляясь, сказал великан. — Но вряд ли он станет думать о таких ничтожных людях, как мы.
Добравшись до убежища, Баллур лёг у входа, положив возле себя меч и кинжал, и уснул мёртвым сном: и его, наконец, сморила усталость!

Паралий Памфил

Потянулись унылые дни вынужденного заключения в тесной, душной пещере. Тиманф и Баллур, ставший в этих трудных обстоятельствах его главным помощником, никому не позволяли выходить из пещеры днём, и только ночью разрешалось бродить по ущелью, чтобы размять ноги. Но и тогда скиф не забывал натирать обувь и даже руки своих товарищей пахучим чесноком.
Припасов было захвачено немного. К счастью, в одну из ночных прогулок Баллур встретился на тесной тропинке с диким вепрем. Горбатый щетинистый зверь, уверенный в своей силе, яростно напал на врага, но схватка окончилась в пользу могучего скифа.
Ночью костер был разведен в глубине пещеры, чтобы его отблеск не привлёк враждебного внимания. Беглецы вдоволь наелись жареной свинины.
Прожив в пещере дней десять, Тиманф решил сообщить о своём местопребывании Памфилу.Канатный мастер Памфил, человек большого ума и прозорливости, несколько лет назад лишился ног. Прикованный к месту, он не выходил из дому, но друзья часто навещали его, и он знал, что происходит в Аттике. Как все паралии, он ненавидел тирана и присоединился к заговорщикам. Своими умными советами он часто помогал Тиманфу. И теперь Тиманф и его друзья рассчитывали, что проницательный и находчивый Памфил сумеет помочь им в их трудном положении. Они понимали, что в пещере долго не прожить: голод выгонит их оттуда даже до наступления зимних холодов. Пробираться по сухопутью на север, в Беотию, или на запад, в Коринф, со слабой женщиной и ребёнком было трудно и опасно: их могли перехватить шпионы и наёмники Гиппия. Путь спасения был один — море.
Читатель уже знает, что оружие, которое Демарат закупал в Ольвии, предназначалось для паралиев, когда они вступят в открытую борьбу с тираном.
Восстание не могло начаться раньше возвращения Демарата с грузом оружия, а «Артемиду-охотницу» ожидали в конце гекатомбеона.
Тиманф помнил каждое слово из разговора с Демаратом перед его отплытием в Ольвию: это было в начале месяца мунихиона.[Мунихиóн (греч.) — вторая половина апреля и первая половина мая.] Демарат утверждал, будто затратил на весь путь от Ольвии до Пирея всего-навсего двадцать шесть дней. Это показалось Тиманфу настолько невероятным, что он принял слова двоюродного брата за шутку, вложенную ему в уста богом Вакхом: [Вакх — в древней Греции бог виноградарства и виноделия.] ведь разговор шёл за кубками старого вина.
В ответ на сомнения Тиманфа навклер стал уверять с лукавой улыбкой, будто он нашёл какой-то особенный секрет управления кораблем.
— Тогда открой мне его! — сказал Тиманф.
Демарат со странной усмешкой ответил:
— Пока я жив, моей тайны не узнает никто, кроме тебя, потому что ты один заслужил это.
— Чем?
— Чем? Разве, строя мне в прошлом году «Артемиду», не ты вывел наружу продольный брус, к которому крепятся рёбра судна, в то время как у всех наших кораблей этот брус скрыт внутри в трюме?
— Да, я сделал это, — согласился Тиманф. — Я считал, что, выведя брус наружу, я дам кораблю больше устойчивости и он станет лучше рассекать воду…[Продольный брус, проходящий под дном судна от носа до кормы, теперь называется килем. В наше время все суда строятся килевыми.]
— Всё это так, брат мой, ты не ошибся, но сделал даже больше, чем рассчитывал: ты дал мне могучее оружие для борьбы с водной стихией. Правда, я не сразу научился пользоваться им. Начать с того, что «Артемида» шла под парусом совсем не так, как обычные корабли: она, словно живое существо, старалась вырвать из моих рук руль. Её поведение было для меня загадочным, но теперь загадки разгаданы, и я берусь совершить дальний рейс вдвое быстрее любого другого судна.
Тиманф сказал:
— Помни, что, беря на себя обязательство доставить нам оружие к концу гекатомбеона, ты отвечаешь за судьбу восстания.
Серьёзно, без обычной улыбки Демарат ответил:
— Разве в таком деле возможно легкомыслие? Если боги не пошлют мне гибель в пути, то к назначенному сроку оружие у вас будет, а тайну «Артемиды» ты узнаешь, когда совершишь первое плавание на моём корабле.
Так закончился этот важнейший разговор.
Шла последняя декада [В Древней Греции месяц делился на три декады, по десять дней в каждой.] таргелиона. [Таргелиóн (греч.) — вторая половина мая и первая половина июня.] До обещанного возвращения «Артемиды» оставалось около месяца.
Теперь, когда можно было предположить, что бдительность соглядатаев Гиппия несколько утихла, надо было установить связь с Памфилом, а через него заблаговременно предупредить Демарата о провале восстания, Тиманф не сомневался, что надсмотрщики в гавани особенно старательно обшаривают каждое входящее туда судно, и, если у навклера обнаружат его опасный груз, Демарат погибнет.
Кого же отправить в Пирей? О Баллуре не приходилось даже думать: раба, обманувшего доверие тирана, разыскивают, конечно, с таким же усердием, как самого Тиманфа.
Андротион и Гелланик наперебой оспаривали друг у друга опасное поручение, но внезапно вскочил юный Периандр.
— Отец, отправь меня! — горячо воскликнул он. — Соглядатаи Гиппия внимательно присматриваются к каждому взрослому, но какое им дело до мальчишки? А я, клянусь Зевсом-странноприимцем, не хуже другого исполню твоё поручение!
— Сами боги вложили в уста эфеба эти слова! — взволнованно согласился Гелланик, и взоры всех мужчин обратились к Эвротее.
Взглянув на похудевшее от забот лицо мужа, на маленького Филиппа, лежавшего у входа в пещеру, женщина сказала:
— Мне ли противиться воле богов? Если это нужно для общего блага, Периандр пойдёт!
— А я сделаю его путешествие безопасным, насколько это в моих силах, — добавил Баллур.
Из своего нижнего платья скиф выкроил для Периандра грубый хитон, какие носили рабы. Острым кинжалом небрежно срезал пышные кудри Периандра. Побродив по горному склону, скиф вернулся с пучком травы, молочный сок которой быстро желтел на воздухе. Этим соком он старательно натер юноше лицо, руки и ноги. И на глазах зрителей произошло чудо: вместо жизнерадостного Периандра перед ними стоял изможденный трудом и недоеданием желтолицый раб-ливиец.
Поражённая Эвротея даже всхлипнула:
— Сын мой, я не узнаю тебя! Передо мной не ты, а твоя истомленная тень, вернувшаяся из мрачных областей Аида! [Аидом греки называли загробный мир, помещавшийся, по их понятиям, под землей. У христиан Аид превратился в ад.]
Баллур весело потер руки.
Периандр заговорил глухим голосом с ливийским акцентом:
— Добрый господин, я раб почтенного Анаксимена, он отправил меня в город купить масла для возлияний на домашний алтарь богини Афины…
— Чудесно! — сказал Тиманф. — Тебя не разоблачит и самый близкий друг. Басня, которую ты сейчас сложил, вполне годится. Вот деньги. — Он дал сыну несколько серебряных монеток. — Выйдешь ночью, а достигнешь населённых мест — смело иди днём. Если будешь скрываться вблизи от Афин или Пирея, это может возбудить подозрения.
К Памфилу в дом постарайся проникнуть незаметно. Что ему сказать, ты знаешь. Самое главное — предупредить Демарата. Возвращаясь сюда, захвати сколько сможешь пищи: в нашем положении важна каждая малость.
Выслушав последние отцовские наставления, приняв благословение матери и поцеловав маленького Филиппа, эфеб закинул за плечи холщовую котомку со скромной провизией, взял пустой кувшин из-под масла и смело отправился в путь.