Засыпайка в Таллинне — Дагмар Нормет

Страница 8 из 19

ИСТОРИЯ СЕДЬМАЯ,
в которой звучит необычный концерт, а будущие детские врачи врачуют своего ребенка

Утром, как только Мати проснулся, начался концерт. Не симфонический, а простудный — скрипки, тромбоны и барабаны заменил Мати. Он чихал, сморкался и кашлял так громко, что Тупс, который пришел поздороваться, от испуга забился под кровать.
В комнату вошла бабуля, подняла брови и спросила:
— Ого, что у нас тут за концерт?
Но Мати не сумел ответить — он чихал и кашлял, кашлял и чихал.
— Мальчику нужно измерить температуру! — решила Буратино.
— Мальчику нужно осмотреть горло! — решила мама.
— Мальчика нужно прослушать! — решил папа.
— Мальчику нужно дать горячего молока! — решила бабуля.
— Не хочу! — прогундосил мальчик и попытался удрать из комнаты.
— Не пищать, и марш в постель! — распорядился папа.
И все дружно принялись за дело. Буратино принесла градусник. Мама принесла ложку. Папа принес трубочку для прослушивания. Бабуля принесла чашку горячего молока.

— Лежи и не брыкайся! — потребовала Буратино и затолкала градусник Мати под мышку.
— Погоди с градусником! — сказала мама. — Сначала осмотрим его.
— Сядь и дыши глубже! — потребовал папа и приставил к спине Мати трубочку. Сдвинув брови, он с важным видом прослушивал спину.
— Дыши! Не дыши! Дыши! Не дыши.
— Открой рот пошире, покажи язык, — потребовала мама, надавила ложечкой Мати на язык и принялась исследовать горло.
— Терпи и пей такое горячее, как только сможешь! — потребовала бабуля и подала Мати чашку с молоком.
— На, попробуй, очень вкусный! — протянула Буратино полную ложку меду.
Но Мати снова одолел приступ кашля. Он дернулся, мед потек на одеяло, а на мамины новые брюки выплеснулся целый фонтан молока. Сколько неприятностей!
— Неужели нельзя по очереди?! — сказал папа.
И то верно, подумал Мати, и остальные, кажется, тожё. Буратино и бабуля отошли, а папа и мама с важным видом взялись обследовать больного, как их учили в университете.
Мама изучала горло Мати, а папа слушал легкие. Потом папа стал изучать горло, а мама — слушать легкие.
— Легкие чистые, а горло красное! — сообщила мама.
— Горло красное, а легкие чистые! — подтвердил папа. Градусник показал тридцать семь и пять.
— Надо вызвать врача! — решила Буратино.
— Третьего? — изумилась бабуля. — Уже есть два своих!
— Мальчик не подопытный кролик, чтобы дети проверяли на нем свои знания! — горячилась Буратино.
— Мама, какие мы тебе дети! — обиделась ее дочь.
— Мы скоро будем дипломированными врачами! — попытался папа успокоить Буратино.
— Для матери ребенок всегда остается ребенком! — примиряюще сказала бабуля. — Даже если у самого этого ребенка уже дети или внуки, как у Буратино. Для меня она все равно девчонка.
— Мальчик должен лежать! — распорядилась мама.
— Непременно! — подтвердила бабуля.
— А будет он лежать… — засомневалась Буратино.
— Что ты хочешь этим сказать? — удивился папа.
— Я думаю, будет полезней, если мальчик оденется потеплее и поиграет в комнате, а то он будет все время вылезать из постели и прыгать по полу босиком в ночной рубашке. Так он еще больше простудится!
— Незачем ему прыгать! — строго сказал папа.
— Дети с температурой должны быть в кровати, — подвела итог мама.
На том и порешили, ведь папа и мама как будущие детские врачи знали свое дело лучше.
Мати остался в постели, выпил горячего молока с медом и поиграл с папой в кругосветное путешествие.
Потом мама принесла из киоска детский журнал и прочитала его Мати.
Потом пришла Буратино и принесла Мати апельсин.
Потом пришла бабуля и принесла Мати капли датского короля.
Потом пришел папа и сыграл с Мати партию в шашки.
И, наконец, домой вернулся дедушка и поиграл с Мати в детское лото.
И Мати решил, что болеть иногда очень приятно.
Ему стало грустно только когда все сели за стол, а ему пришлось есть в кровати. Так он и не посидел на праздничном обеде по случаю отъезда папы и мамы.
Каникулы в университете подошли к концу. Завтра утром студенты снова должны быть в Тарту. И вот мама с папой отправились на вокзал. Они постояли перед домом, глядя наверх, и помахали руками, но за метелью так и не разглядели своего маленького сына, который стоял в пижаме у окна и тихо лил слезы.
— Это еще что такое? — прозвучало за спиной Мати. — Босиком у окна! Марш в кровать! — Бабуля взбила подушку и разгладила простыни.
Мати послушно влез обратно в кровать и повернулся заплаканным лицом к стене.
— Ты бы поиграл во что-нибудь! — посоветовала бабуля.
— Очень нужно!
Бабуля растерянно посмотрела на правнука. Ей стало всерьез жаль мальчика.
— Знаешь что, — деловито сказала она, — я принесу тебе блокнот и цветные карандаши, а ты порисуй.
Бабуля принесла еще одну подушку, и теперь Мати сидел, удобно опираясь, с блокнотом на коленях и коробкой цветных карандашей в руках и думал, с чего начать.
Две страницы он изрисовал еще вчера. На одной росли удивительные грибы — клетчатые и в цветочек, а на другой — двуногая улитка беседовала со странной букашкой, у которой ног было видимо-невидимо. На самом-то деле Мати хотел нарисовать муравья, но папа сказал, что это обыкновенная сороконожка. Чистый лист ждал.
— А нарисую-ка я снежную бабу! — Мати вытащил белый карандаш и начертил большой круг. Но белый круг на белом был почти незаметен.
— Ничего, — решил мальчик и вывел еще один круг, чуть меньше, — это будет голова. Потом взял желтый карандаш и нарисовал здоровенный нос-морковку. Черным — глаза-угольки. А синим — ночной горшок-шляпу.

Мати разглядывал свою работу — вот тебе на, выходило, что нос-морковка, глаза-угольки и шляпа-горшок висят в воздухе, потому что самой снежной бабы вообще не было видно.
— Пустяки, — подумал Мати и обвел туловище и голову снежной бабы красным карандашом. Появились очертания снежной бабы, и тогда мальчик закрасил ее целиком в красный цвет.
Он глядел и удивлялся: такой снежной бабы ни у кого не было. Это была особая снежная баба.
И тут Мати вспомнил собаку из снега, которую Майли обозвала верблюдом, и ему захотелось нарисовать настоящего верблюда. Но как он выглядит? Ага — у верблюда должен быть горб! Один? Или два? Синим карандашом Мати провел волнистую линию.
— А чем мы займемся сегодня? — раздался вдруг совсем рядом знакомый хрипловатый голос.
Наконец-то! Мати уже боялся, что Засыпайка больше не придет, что он совсем забыл о своем друге.
— Ничего подобного! — воскликнул Засыпайка, который, как известно, иногда умел читать мысли. — Просто тебе и без меня было интересно.
Засыпайка примостился на углу стола и стал рассматривать рисунки. Очень оригинальная мысль! — похвалил он. — Красная снежная баба на берегу летнего моря.
— Это вовсе не море! — засмеялся Мати. — Это верблюд! — И он живо пририсовал к одному краю волны голову и передние ноги.
Получился довольно своеобразный волнистый верблюд.
— А почему у него четыре горба? — спросил Засыпайка. — Верблюды бывают двугорбые или одногорбые.
— А это очень верблюжий верблюд, — пояснил Мати. — Самый верблюжий верблюд в мире!
— А отчего он синий? Обычно верблюды желтоватые.
— У меня желтый карандаш сломался.
— Ну-ка, ну-ка, кажется, у меня должен быть карандашик, если я не ошибаюсь, — сказал Засыпайка и вытащил из кармана новенький, остро заточенный желтый карандаш.
Мати начал перекрашивать синего верблюда в желтый цвет. Но не тут-то было! Под его карандашом синий верблюд сделался совершенно зеленым.

— Кажется, самый верблюжий верблюд в мире еще и самый необычный верблюд в мире! — сказал Засыпайка.

— Само собой разумеется, — подтвердил Зеленый верблюд, сошел с листа и кивнул умной головой. — Перед вами единственное в своем роде животное, — гордо сказал он. — О, несравненные сыны Севера, не желаете ли прокатиться на моей спине?
— Не знаю, — заколебался Мати, — я болею, а на улице снег и вьюга…

— О, не стоит придавать значения таким мелочам! — произнес верблюд. — Соблаговолите принять к сведению, что простуда лучше всего излечивается на спине верблюда.

Вперед, блистательные сыны Севера, я спасу вас из снежного заточения!