Засыпайка в Таллинне — Дагмар Нормет
Страница 4 из 19
Об этом Засыпайка не подумал. И правда, они разговаривали, значит, мальчик видел и слышал его. Может быть, шапка-невидимка потеряла волшебную силу? Засыпайка снял свой колпачок — у Мати тут же закрылись глаза, и он закачался, того и гляди грохнется с кровати! Значит, шапка в порядке. Засыпайка снова надел ее. Мати открыл глаза и удивленно огляделся.
— Засыпайка, куда же ты подевался? Только что был здесь — и уже негу!
Значит, волшебная сила не улетучилась! Но ведь Мати говорил с Засыпайкой и видел его. Как же так? А может, шапочка испортилась только самую, малость? Засыпайка в недоумении вертел ее, пока снова не надел задом наперед.
— Вот! Опять вижу! — обрадовался Мати. — Как это у тебя получается?
Засыпайке и самому хотелось бы это знать! Мати то видит его, то нет, потом опять видит… Он растерянно вертел шапку.
— Опять пропал! — вскрикнул Мати. Ему это казалось веселой игрой. Засыпайка задумчиво повернул шапку.
— Вижу!
Ага, сейчас козырек сзади. Кажется, Засыпайка догадался: это была не обычная шапка-невидимка, а шапка-невидимка с фокусом! Козырек впереди — ты невидимка, козырек сзади — с тобой ничего не происходит. Просто и великолепно! Теперь он может играть с Мати сколько влезет! Он все крутил шапку на голове, и мальчик визжал от восторга.
Но такая забава нравилась не всем. Тупсу казалось, что это не по правилам: быть, вдруг исчезнуть, опять появиться!
И что самое неприятное — он, Тупс, сидел на коленях у того, кого временами вообще не было! Тупса во всяком случае такие шутки разозлили, и он затявкал пронзительным щенячьим голоском.
— Тупс, тише! Замолчи! — шепотом потребовал мальчик.
Но было поздно. Послышались быстрые мягкие шаги. Засыпайка едва успел повернуть шапку и стать невидимым, как дверь отворилась, и в комнату вошла высокая седая женщина.
— Что тут происходит?! — крикнула она босой ноге Мати, потому что только ее и было видно: сам Мати уже юркнул под одеяло, прихватив с собой Тупса.
Но озорник Тупс только-только разыгрался: он завертелся-закрутился под одеялом, начал визжать и рваться к хозяйке.
— Что такое! Опять собака в кровати! По-моему, Тупсу пора перебираться в прихожую.
— Я замерз, и Тупс пришел меня погреть! — соврал Мати.
— Замерз? — удивилась седая женщина и потрогала лоб мальчика. — Может, у тебя температура?
— Нет, я сплю. — И он закрыл глаза в надежде, что теперь бабуля оставит его в покое.
— Хорошо, спи спокойно. — Бабуля взяла Тупса, положила его на подстилку в углу и вышла.
Некоторое время в комнате стояла тишина.
— Слушай, Мати, — сказал Засыпайка и повернул шапку задом наперед, — мне, наверное, надо было поговорить с твоей бабушкой и…
— Это вовсе не бабушка, — прервал его Мати.
— Это бабуля. Душа всей нашей семьи, так говорит папа.
— Все равно, — продолжил Засыпайка, — пусть мама или бабушка, но я хотя бы из вежливости должен был…
— Совсем не все равно! Бабушки нет дома, потому что бабушка — Буратино, а Буратино сегодня вечером играет. А мама с папой сейчас в Тарту. И это была бабуля. Бабуля — моя прабабушка! Это все знают.
Засыпайка не нашелся, что сказать про такое запутанное семейное положение. И потом — Буратино! Да разве это бабушкино имя?
— Ведь Буратино — кукла, деревянная кукла с длинным носом, которая выступает по телевизору, — объявил Засыпайка, стараясь показать, что он тоже немножко разбирается в жизни и заморочить ему голову не так-то просто.
— А моя бабушка — та самая актриса, которая водит Буратино и говорит за него! Сегодня вечером она выступает в театре, для взрослых! Да ты ее знаешь: я утром катался с ней на санках и ехал в трамвае.
Ага! — понял Засыпайка: бабушка-Буратино, оказывается, актриса! Очень интересная бабушка. А папа и мама Мати?
— Слушай, Мати, а что делают в Тарту твои папа с мамой? — полюбопытствовал Засыпайка.
— Они учатся в Тартуском университете. Хотят стать детскими врачами и вылечить всех детей на свете.
Вдруг мальчик погрустнел, губы его задрожали, и он прошептал: «Хочу к папе! Хочу к папе и маме!»
— Так поехали! — воскликнул Засыпайка. Он был великий выдумщик.
— Да-а, у меня нет денег на билет! — хныкал Мати.
— А, чепуха! — успокоил его Засыпайка. — Поедем зайцами, и дело с концом!
— Как это «зайцами»?
Но Засыпайка в ответ и бровью не повел. Он встал, подошел к окну, приставил указательные пальцы друг к другу и прошептал:
Трипс, трапс, трулль,
Восемь дырок, пять кастрюль!
ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой появляется заячье такси, а река Эмайыги получает новое название
Как они попали на улицу, Мати толком не понял. Но вдруг они втроем — Мати, Засыпайка и Тупс — оказались внизу.
Здесь их ждал сюрприз: крошечные сани, покрытые ярким пестрым ковром, и в них впряжены десять зайцев.
Друзья уселись в заячье такси, укутали колени, и Засыпайка залихватски крикнул:
— Эге-гей!
Все десять зайцев в ответ повели ушами. Картина получилась впечатляющая — два десятка белых ушей всколыхнулись одновременно, словно гимнасты на спортивном параде!
Как только замерли уши, пришли в движение лапы — их было целых сорок — и сани тронулись.
Они ехали по вечернему Таллинну. Уже горели уличные фонари, светились витрины магазинов. Автомобили поблескивали фарами, а на поворотах подмигивали желтыми огнями.
Заячье такси двигалось позади маленького «Форда» и строго соблюдало правила: на красный свет зайчишки-трусишки останавливались, а едва загорался зеленый — устремлялись дальше. И поворот они показывали очень ловко: когда поворачивали вправо, первый заяц справа наклонял уши вправо, а когда налево, уши наклонял первый заяц слева. Кончики ушей передних зайцев светились и всем были хорошо видны.
Вскоре выбрались за город. Тут длинноухие не заботились о дороге. Они ракетой взмывали над канавами и приземлялись на пышные сугробы. Началась гонка по снежному полю, прямо к сияющей круглой луне!
Тупс, мирно сопевший у Мати за пазухой, высунул нос наружу и увидел зайцев. Он никогда не видел таких зверей и принялся лаять на них, как бешеный.
А зайцы, как известно, не храброго десятка: чтобы спастись от тявкающего преследователя, они поднажали и теперь неслись, не чуя под собой ног.
Такси летело, как ветер.
— Мощный мотор! — похвалил Мати с видом знатока. — Интересно, сколько в нем лошадиных сил? Сто, или тьма-тьмущая, или, может, тьма ясная?
— У нашего такси десять заячьих сил, — ответил Засыпайка. — А это ого-го сколько!
И Мати согласился с ним, хотя никогда не слыхал, чтобы мощность мотора измеряли в заячьих силах.
Они ехали заснеженным ельником, когда Мати почувствовал, что у него от голода засосало под ложечкой.
— Засыпайка, есть хочется! — пожаловался мальчик.
— Да-да, свежий воздух нагоняет аппетит! — рассудительно ответил Засыпайка. — Ну, а чего бы тебе сейчас хотелось?
Мати чуть-чуть подумал:
— Пирожков с мясом, которые сегодня пекла бабуля.
— Тех, что лежали у вас на кухонном столе?
— Тех самых, — вздохнул Мати.
Тупс облизнулся и вопросительно заглянул Мати в глаза — он тоже не имел ничего против бабулиных пирожков.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал Засыпайка. — Кажется, у меня должно быть с собой несколько штук, если я не ошибаюсь.
Нет, Засыпайка не ошибся. Он сунул руку в карман и вынул три хрустящих пирожка. Ох, и вкусными оказались они! Куда вкусней, чем дома.
— Ведь это пирожки для-еды-под-заснеженными-елями! — объяснил Засыпайка.
За деревьями блестел лед небольшого озера.
— Смотри, какой славный каток! — сказал Мати.
— Сюда ходят кататься олени, — прошептал Засыпайка.
— А у моего дедушки на голове катаются божьи коровки.
— Не может быть! — поразился Засыпайка.
— Может, может. Дедушка сам сказал, когда я спросил, зачем он стрижется наголо. — Это для божьих коровок, — сказал он. — Чтобы им было где развернуться. Божьи коровки очень любят фигурное катание.
То ли они слегка вздремнули, то ли просто задумались, но вдруг заметили, что добрались до большого города.
— Вот и Тарту, — сообщил Засыпайка и остановил зайцев.
— Откуда ты знаешь?
— Смотри! — показал тот на узкий мост с высокой аркой. — Это Тартуский пешеходный мост, он ведет прямо к Ратуше. А от Ратуши до университета рукой подать.
— Двойной мост! — удивился Мати. В самом деле, мост казался двухэтажным: одна арка сверкала огнями вверху, другая была опрокинута вниз.
— Вторая арка — это отражение! — объяснил Засыпайка.
— Мост отражается в реке. В этом году зима такая теплая, что Эмайыги так и не замерзла.
— Эмайыги? Мамина река? — обрадовался Мати. — Это река моей мамы, потому что она учится в Тартуском университете!
— Да нет, это название такое — «Мать-река», — попытался объяснить Засыпайка, но Мати не слушал его.
— Нет, это уж слишком! Ведь мама здесь учится не одна — тут и папа учится. С таким же основанием она могла бы называться Папина река, — решил мальчик, который во всяком деле любил точность.
— Весьма оригинальная мысль! — одобрил Засыпайка.
— Папина река! Такого еще не бывало.
— Нет, опять не то! Ведь и папа учится здесь не один. И мама тоже. Ее надо назвать Папы-мамина река!
— Папы-мамина река — это, конечно, замечательно, но длинновато, — размышлял Засыпайка. — Ага, нашел! Папы, и мамы, и дети вместе — семья. Пусть река зовется Семейной.
Вдруг на Ратуше раздался басовитый бой часов.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять! — считал Засыпайка. — Девять часов.
— Вот здорово! — обрадовался Мати. — Я еще никогда не был так поздно на улице.
— Да еще в чужом городе! — улыбнулся Засыпайка, счастливый оттого, что устроил своему новому другу такое невероятное приключение. — А теперь пошли разыщем твоих папу и маму!