Сказочное наказание — Ногейл Б.
Страница 1 из 34
Сказочное наказание (повесть)
Часть первая
1. Дознание
— Встань! — сердито крикнул мне отец.
— Да пусть сидит, не в суде ведь, — сказал товарищ Рабас, председатель районного национального комитета. И посмотрел на меня вполне миролюбиво, можно сказать, приветливо.
Когда я вошел в приемную, ноги у меня подкосились. Вообще-то дрожь била меня и раньше, от самого дома, и чем дальше, тем больше, но на ходу это не так заметно. Теперь, когда я сидел на скамье, ноги меня уже не слушались и все время подскакивали, как будто землю под ними слегка встряхивало. И я был ужасно рад, что могу не вставать: тогда эта трясучка не так бросается в глаза.
Люди, сидевшие за столом, выглядели не очень-то сурово, только отец смотрел жуть как строго и над переносицей у него прорезались две глубокие складки, что никогда не предвещало ничего хорошего.
— Ну-ка, Лойза, что это вам взбрело двери ломать? — послышался голос председателя сельхозартели пана Караса. — И надо же, именно вы! Ладно бы еще хулиганы какие, я бы не удивился, но вы? Как это вас угораздило?
Я тупо смотрел на него. Во-первых, в голове была ужасающая пустота, в горле пересохло, а во-вторых, я и впрямь не знал, что такое на нас нашло. Скорее всего, ничего и не находило, потому что, когда мы гоняемся друг за другом, мы ведь думаем только о том, как бы противника изловить или как от него убежать, если он сильнее, а больше ни о чем…
— Ну! — В голосе отца послышалась угроза.
— Не знаю.
— Значит, не знаешь, — кивнул головой товарищ Рабас. — А кто должен знать, если не ты? Ведь это же все-таки твоя компания, а? Ты у них… Как это там у вас?
— Шериф.
— Какая прелесть! Шериф! — вырвалось у отца. — Да ты хоть имеешь представление, кто такой шериф?
— Шериф — это я. А они — моя компания. Мишка, Тонда и Алена. Шериф должен быть самым хитрым, самым смелым, самым быстрым и вообще самым-самым.
— Шериф — это тот, кто стоит на страже порядка и закона, вроде нашего милиционера, а ты, вместо того чтобы быть для остальных примером, озорничаешь! — снова взорвался отец, побагровев от возмущения.
— Значит, я не милиционер, — рассудил я. — Шериф — да, но не милиционер…
— Так мы ни к чему не придем, — сказал товарищ Рабас. — Мы должны знать все как было, по порядку. Расскажи-ка нам, с чего все началось.
Что ж, была не была.
2. Необычная перестрелка
Все началось во второй половине дня. Наш класс отпустили на час раньше, потому что к директору приехали гости из Вены. У нас появилось свободное время, о чем дома не знали. Такое бывало, только когда случалось что-нибудь непредвиденное. Чрезвычайные происшествия мы всегда ужасно любили, тем более в такое время, за неделю до каникул.
Недалеко за нашей деревней есть гора Градец. Гора как гора. Лес, скала, остатки древнего городища, ручей. Среди сосен, елок, дубов и берез растет всего понемножку: земляника, черника, сыроежки, подберезовики, порой и белый попадется, а позже поспевают малина и ежевика. Лесными орехами мы кормим белок, грызем их и сами. Внизу, на опушке, в зарослях колючего кустарника, опутанного вьюном, устроила себе потайное гнездо курица, удравшая из ближайшего птичника, — это гнездо мы держим в полном секрете. Когда в него ни загляни, всегда найдешь несколько яиц, самое меньшее по одному на брата, а то и по два.
Теперь вы знаете, где находится ранчо «Большое X». Это название я сам придумал. Нет, я знаю, что Америку этим не открыл, но более долгими раздумьями утруждать себя не стал. У братца на чердаке, за потолочиной, лежат брошюрки, которые мне читать не разрешается, а там много написано о разных ранчо, об их владельцах и о шерифах. Взять, к примеру, ранчо «Большое П». Это был такой хутор, обнесенный деревянными палисадниками. Владели им Том Паркер и его дочь Изабель. Но не о нем сейчас речь. Ранчо «Большое X» — это три уцелевших метровых стены бывшего городища, перекрытые позаимствованными где-то жердями, вербовыми прутьями и хвоей. В ограде — продолговатая дверца с висячим замком, пробираться в которую надо на четвереньках. Нас это вполне устраивает.
В тот раз — дело было после обеда, — за какие-нибудь пять минут обежав деревню, мы сбили с дерева, что за старой мельницей, несколько дичков и забрались на Градец возле птичника. Но только я успел вскарабкаться наверх и вылезти на поляну, как стало яснее ясного, что в нашей сторожке кто-то похозяйничал. Перед входом валялось все наше добро: старый Мишин граммофон с ручкой, будильник с двумя звонками, принадлежавший Алениному дедушке, мой лук с разноцветными стрелами, котелок и сковородка из хозяйства Тондиных родителей и тому подобное. Из ветвей, заменявших потолок и крышу, поднимались облачка голубоватого дыма. Внутри кто-то курил из нашей индейской трубки, празднуя ограбление ранчо.
— Горит! — взвизгнула стоявшая позади меня Алена.
Она закричала бы еще громче, не прикрой я ей рот ладонью.
Но визг ее уже проник сквозь стены и стал для тех, внутри, сигналом тревоги. Прежде чем мы с Мишей успели обежать поляну, усеянную глыбами из развалин некогда существовавшего городища, и перекрыть выход, как оттуда выскочили два незнакомых парня и со всех ног бросились направо за угол.
Нам это было на руку, потому что так можно было угодить только на вершину десятиметровой скалы. Туда мы и устремились, рассчитывая, что беглецы выскочат либо прямо на нас, либо на Тонду и Алену. Вряд ли они отважатся прыгать вниз.
Парни и не думали прыгать. Из всех возможностей они выбрали наименее опасную — рванули в сторону Алены и Тонды. Дохлячкой Алену не назовешь, но она всего-навсего девчонка — ноги быстрые, а мускулов никаких. Да и у Тонды задача была не из простых: удержать в вертикальном положении свои собственные семьдесят килограммов, — где уж там поставить подножку бегущему! Хулиганы пронеслись мимо него, как беговые лошади, саданули его в бок, а он и плюхнулся в траву. Алена попыталась было тоже преградить им дорогу, и это ей удавалось, пока они не углубились в лес, а там ей пришлось туго: надо было выбираться из подлеска.
Мы с Мишей петляли меж елей, чтобы как можно скорее добежать до края молодого леска — к калитке в проволочной ограде птичника. Только здесь они могли выскользнуть: с другой стороны домика были ворота, тоже, разумеется, не запертые. Мы вбежали в калитку, и сердца наши колотились так, что отдавало в шею: во-первых, оттого, что мы мчались как сумасшедшие, а во-вторых, от радости! Незваные гости здесь еще не появлялись!
— Ворота! — крикнул я Мишке.
Мы бросились за курятник, притянули к себе створки ворот и защелкнули в петле замок, который болтался без употребления. Птичница пани Мразова такими пустяками не занималась.
Только мы успели спрятаться за угол, как из-за дома вылетели оба парня, вооруженные еловыми палками. Направлялись они, разумеется, к воротам. Мы преградили им путь в ту самую минуту, когда они, заметив замок, убавили ходу.
— К чему такая спешка, незнакомцы? — спросил я спокойно, в точности как это сделал Том Паркер, когда поймал за своим ранчо «Большое П» двух грабителей.
— Сгинь, а то получишь, — бросил тот, что повыше, подтягивая джинсы. И так выпятил грудь, что под расстегнутой рубашкой стали видны его жалкие мышцы.
Я повыше засучил рукава, давая ему понять, что намерен помериться с ним силами, — пусть только сунется.
Мишка тем временем шаг за шагом наступал на другого парня, ласково приговаривая:
— А ну, подойди поближе…
Но ни один из них не тронулся с места. Дав задний ход и с каждым шагом все прибавляя скорость, они двигались задом наперед и уже почти перешли на бег. Затем вдруг повернулись, намереваясь ринуться в лес. Но в калитке, где не было замка, уже возникла еще одна преграда — Тонда и Алена, вооруженные дубинками.
Беглецы предприняли последнюю отчаянную попытку увильнуть — они бросились направо, к зданию птичника, и оказались перед дверью.
Им повезло. Было не заперто. Сени поглотили их, дверь захлопнулась. Какое-то время мы стояли как чучела. Вдруг Мишка страшно расхохотался.
— Они ведь за решеткой! — В диком восторге он тыкал пальцем, показывая на окна птичника.
Те были сложены из нескольких небольших чугунных решеток. Через открытые форточки не пролезла бы даже курица, не то что мальчишка.
— Мы загнали их в клетку, — изрек Тонда, поглаживая себя по кругленьким ляжкам, и направился к двери. — Пошли, всыпем им!
— Подожди, — остановил я его. — А что мы, собственно, потом будем делать с ними?
— Сперва всыпем, а там поглядим.
Куры кудахтали как сумасшедшие, всполошенно били крыльями, даже через грязные стекла было видно, как они носятся в воздухе.
Мы ввалились в сени. Там было пусто, зато внутри, где метались куры, как будто разгулялась чья-то злая рука. Я нащупал ручку двери, отделявшей сени от курятника, и подергал ее. Безуспешно. Мишка заглянул в щель между рассохшимися досками.
— Один стоит в коридорчике и возится в коробке, — зашептал он. — Смотрит в мою сторону.
— А второй?
— Разбирает перегородки у цыплят. Хочет вытащить из бетона кол. Глянь-ка, неужто они собираются высадить окно?
Я окинул взглядом сени и оценил на глаз прочность двери курятника. Петли были обычные, навесные, а сама дверь плотно прилегала к притолоке.
— Садани-ка топором, — толкнул я Тонду, вытаскивая из кадушки деревянный пестик, которым толкли картошку.
— Вставим под дверь с двух сторон какую-нибудь палку и снимем ее с петель. Разойдись, а то придавит!
Снять дверь нам удалось не сразу. То Тонда поднимет выше, чем я, то я надавлю сильнее Тонды. Поначалу изнутри доносилось кудахтанье, то там, то сям какая-нибудь глупая курица вдруг начинала биться о нашу дверь, потом мы услышали треск разбитого стекла. Наши пленники выламывали окно.
Я сосчитал: «Раз, два, три!» Мы поднатужились, дверь, соскочив с петель, осела на пол, накренилась и стала валиться на нас. Мы отпрянули, но дверь так и не упала. Она оказалась длиннее, чем свободное пространство в сенях, и одна из досок зацепилась за чан для картошки. Образовалась треугольная щель, через нее можно было проникнуть в курятник, но о лобовой атаке и думать не приходилось. Ринувшись в отверстие первым, я коленями грохнулся на каменный пол коридорчика. И не успел подняться, как получил чем-то по лбу. Глаза затянуло желто-зеленой пеленой; последовал еще один удар в подбородок, а потом и в грудь.
Яичный обстрел начался так стремительно и оказался таким точным, что я опрометью бросился назад в сени. Мне удалось выбраться, но по моей спине уже стекало пять белков и пять желтков.
Изнутри доносился победный крик и хохот.
— Еще раз сунешься, я из тебя омлет сделаю! — под кудахтанье кур орал тот, что стоял в коридоре.
Я оттолкнул Мишу; он стирал с меня остатки яиц и фыркал при этом, как рассерженный хомяк. Мне казалось, что это он не фыркает, а пытается скрыть смех. Наклонившись над бидоном, полным воды, я быстро смыл с лица маслянистый яичный слой.
Едва успев протереть глаза, я снова ринулся в бой. Вооружился крышкой от запарника, как щитом, и снабдил Мишку, стоявшего сзади, ящиком с яйцами, из тех, что были сложены у входа, а сам открыл огонь.
Завязалась беспощадная яичная битва. Парень, что пытался выбить колом окно, попал под двойной обстрел, потому что Тонда, вынеся ящики с яйцами на улицу, палил сквозь выбитые квадраты окна. Алена подавала ему «снаряды». Каждую пятую секунду о мой щит разбивалось яйцо.
Прячась за моей спиной, Мишка одной рукой подтягивал ящик, а другой передавал мне «снаряды». Любое удачное попадание сопровождалось боевым воплем. Темп «стрельбы» все возрастал, и в боеприпасах нехватки не было.
— Господи боже, что это здесь творится? — послышался голос пани Мразовой.
Заглянув в курятник через дверной проем, лишившийся двери, она, заломив руки, пыталась увертываться от мечущихся кур, которые стремились покинуть негостеприимный курятник.
Руки у нас одеревенели, и воинственный пыл мгновенно угас. Нашей растерянностью мгновенно воспользовались наши противники, кого мы прикрывали собственной спиной. Обойдя меня сбоку, они толкнули пани Мразову на груду картошки в сенях и скрылись.
Нам удирать было некуда, нас пани Мразова знала хорошо.