Приключения Ибрагима — А.Атакишиев

Страница 12 из 17

ПРИКЛЮЧЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ, в котором приняли участие верные друзья Ибрагима — белый кот и белый пёс

Однажды днём перед воротами падишахских владений появились белый кот и белый пёс. Пёс протяжно лаял до тех пор, пока из ворот не вышел рассерженный привратник. Каково же было удивление привратника, когда пёс поднялся на задние лапы и несколько раз прошёлся, повиливая хвостом.
— Скорее сюда! Смотри, какой чудной пёс! — позвал привратник своего напарника.
Пёс перекувырнулся через голову.
— Вот это здорово! А ну ещё разок! — приказал второй привратник.
Пёс будто понял — перекувырнулся два раза. Привратники, забыв обо всём на свете, хохотали и хлопали в ладоши. Вдруг пёс с громким рычанием кинулся на сидевшего поодаль кота. Кот зафыркал, взъерошил шерсть и шмыгнул прямо в открытые ворота.
Привратники, недовольные тем, что прервалось забавное представление, начали криками поощрять пса, а на кота и внимания не обратили.
Белому коту этого и надо было. Во всю прыть он бежал к знакомому дворцу, у которого один кирпич отливал золотом, а другой серебром. Безошибочно в этом дворце кот нашёл коридор, ведущий к комнате принцессы.
У двери, как всегда, сидел жирный евнух, клевал носом и жевал сакыз, чтобы не уснуть. Кот уселся напротив и уставился на евнуха неподвижными зрачками. Евнух пошевелился, открыл глаза, протёр их… Он попытался прикрикнуть на кота, прогнать, но кот не двинулся с места. Суеверный евнух задрожал от страха — ему показалось, будто зрачки кота увеличиваются в размерах, мерцают таинственными огнями. С пронзительным воплем евнух убежал. Кот замяукал, стал царапать дверь. Нурджахан открыла и сразу узнала Местана — кота Ибрагима и бабушки Фатьмы.
— Голубчик, как ты сюда попал? — обрадовалась она. —Милый мой Местан, хороший мой!
Она взяла кота на руки, стала нежно гладить, а кот громко и жалобно мяукал, ласкаясь к девушке.
— Погоди, ты, наверно, голодный, — всполошилась Нурджахан.
На золотое блюдечко она положила несколько ложек плова, дала коту. Местан даже не взглянул на вкусную еду и продолжал мяукать.
— Бедное безъязыкое животное! Понимаю, ты ищешь Ибрагима, — догадалась Нурджахан. — Визирь бросил его в темницу, в страшный зиндан…
Кот высвободился из её рук, подбежал к двери, начал царапаться. Нурджахан достала из ларца горсть золотых монет, завернула в свой шёлковый платочек и привязала на шею коту. Погладила его ещё раз и отворила дверь…
Местан поспешил к зиндану. Это уж его дело, как он сумел понять принцессу: ведь животные понимают нас гораздо быстрее, чем нам кажется, и нередко лучше, чем мы их.
Но подойти близко к зиндану кот не решился, спрятался в кустах, потому что дорогу ему пересекли гремевшие оружием стражники в сопровождении мирзы-писаря.
Лязг тяжёлых засовов заставил узников встрепенуться. С оружием наготове, на случай сопротивления узников, по ступеням спускались стражники. Мирза с важным видом шагал впереди.
— Ганифа Омар-заде! — выкрикнул мирза, выйдя насередину темницы.
Никто из узников не отозвался.
— Ганифа Омар-заде! — повторил мирза.
Снова никто не ответил, но Ибрагим, зорко следивший за длиннолицым, заметил, что тот едва заметно повёл головой в сторону Ганифы. По знаку мирзы стражники схватили юношу.
— Ты Ганифа? — спросил мирза.
— Да, — тихо ответил тот.
— Чей сын?
— Омара.
— Уведите.
Стражники, грубо толкая Ганифу в спину, увели его. Дверь захлопнулась.
— Скоро пятница — день публичных казней на площади, — глухо произнёс кто-то из узников. — А Ганифа ослабел, не может больше таскать камни…
— Ну-ка погляди. — Другой узник подставил Ибрагиму спину.
Ибрагим стал на его плечи, посмотрел в оконце. Стражники втолкнули Ганифу в низкую дверь другого подземелья, где не было даже маленького окошка.
— Так и есть, эти злодеи бросили его в зиндан для смертников!
— Значит, в пятницу с восходом солнца бедняги не станет, — вздохнул длиннолицый.
— А тебе стало жаль того, кого ты выдал? — воскликнул Ибрагим. — Подлый предатель, такое-то ремесло ты выбрал, вооружившись благоразумием? Я давно понял, кто тебя к нам подослал.
Задыхаясь от гнева, Ибрагим двинулся на перепуганного длиннолицего. Тот с каждым шагом Ибрагима пятился назад, пока не коснулся спиной мокрой стенки. Он растерянно огляделся — со всех сторон на него смотрели враждебные лица, глаза узников горели ненавистью. Тогда длиннолицый выхватил свой кинжал и бросился на Ибрагима, но юноша ловко вышиб у него кинжал и бросил длиннолицего на каменные плиты. Поднялись со всех сторон кулаки, откуда-то появилась верёвка…
И тут дверь темницы вновь отворилась, а по ступеням стали спускаться стражники.
— Пошли с нами! — крикнули они длиннолицему и для виду стали грубо толкать его вперёд.
Узники взволнованно зашумели, кое-кому показалось, что и этого человека ожидает участь Ганифы. Но когда дверь уже готова была захлопнуться, длиннолицый обернулся, ехидно бросил Ибрагиму:
— Хотели удавить меня? Не удалось?
— Не мы, так другие это сделают! — крикнул Ибрагим, порываясь к двери.
Но она с грохотом затворилась. И уже с другой стороны до узников донеслась:
— Раньше все вы погибнете!
Чернобородый узник поднялся на плечи Ибрагиму и угрюмо сказал:
— Так и есть, они мирно беседуют. Это был переодетый стражник.
Люди помрачнели. Как ни плохо было им тут в темнице, оказывается, было и нечто худшее, чего каждый боялся. Теперь некоторые думали о том, что не нужно было так много рассказывать о себе или так часто и зло бранить визиря. Можно было догадаться, что визирь непременно подошлёт к ним своего человека. Кто не боялся за себя, тот тревожился о судьбе близких: визирю ничего не стоило добраться до них.
— Из-за этого предателя визирь нас всех перевешает, —уныло произнёс один.
— Надо бежать, — сказал другой.
— Легко говорить, — возразил первый. — Попробуй уйти через железные двери, из-под носа у тюремщиков.
— Здесь оставаться — тоже смерть…
Ибрагим хотел вмешаться в спор, как вдруг через решётку маленького оконца прямо на плечо ему прыгнул белый кот. Юноша радостно прижал к груди своего любимца и заметил на его шее узелок. А когда развернул, узнал платочек Нурджахан, увидел золотые монеты.
— Спасибо, Нурджахан, — прошептал он тихо и обернулся к узникам, которые удивлённо переговаривались, не понимая, откуда здесь мог появиться кот.
Впрочем, кота уже не было. Приласкавшись к Ибрагиму, он снова выскочил в оконце, будто не хотел мешать своему хозяину.
— Братья, — сказал Ибрагим, — у нас есть золото, с его помощью мы найдём способ вырваться отсюда.
— Подкупим нескольких тюремщиков, — предложил чернобородый.
— Не выйдет. Голова им дороже. Все они поплатятся головой, если темница опустеет.
— Отдай им золото и спасайся один, а мы уж…
Измождённый узник, сидевший у стены, с трудом перевёл дыхание, не договорил.
— Нет, — решительно возразил Ибрагим. — Я выйду отсюда только вместе с вами…
В ответ раздался радостный возглас чернобородого. Все удивлённо посмотрели в его сторону и увидели валявшийся у двери кинжал: это выронил длиннолицый, когда стражники грубо волокли его по ступеням.
Наступила ночь. В оконце зиндана синел уголок ночного неба с мерцающими звёздами. В подземелье было сыро и холодно, а южное небо дышало покоем и теплотой.
Ибрагим взобрался на плечи другому узнику, стал наблюдать за собравшимися у зиндана стражниками. По ночам темница охранялась особенно строго.
Стражники собрались под большим деревом. Двое, сидя на корточках на циновке, играли в нарды, остальные следили за игрой, громкими возгласами выражали своё одобрение. Ибрагим приник лицом к решётке и запел. Всё было в этой бесконечной песне — и боль, и тоска по свободе, и минувшая радость, и обиды последних дней.
— Голосистый парень, — заговорили стражники.
— Да, этого бей не бей, а он, пока жив, всё поёт…
— Сегодня он как-то необычно поёт, слышите?
И стражник, игравший в нарды, замер с зажатыми в руке костяшками.
— Ты прав, Ахмед, — восторженно подтвердил стражник, который стоял на посту у входа в зиндан. — Песня такая печальная, да и голос в самую душу проникает. За такое пение я на месте визиря освободил бы парня.
— Вот потому ты, Махмуд, и не стал визирем, а стоишь тут на посту. Простофиля ты был, простофиля и есть. Лучше выполняй-ка приказы и помалкивай. Этого парня приказано стеречь пуще всех.
Ахмед ещё прислушивался некоторое время к пению Ибрагима, потом со стуком бросил на доску костяшки.
Ибрагим допел песню и посмотрел вниз, на своих собратьев. Узники орудовали кинжалом длиннолицего — расшатывали и вынимали камни вокруг тяжёлой железной двери зиндана.
— Смелее, они ничего не слышат, — быстро сказал Ибрагим и, чтобы заглушить шум, запел ещё громче, ещё заливистее.
Узники лихорадочно работали. На полу выросла груда камней, а массивная дверь шаталась во все стороны.
Стражники, ни о чём не подозревая, продолжали увлечённо играть в нарды. Махмуд расхаживал вдоль стены, иногда останавливался возле играющих и безучастно следил за игрой. Вот он потянулся, сладко зевнул и, закинув назад голову, заметил на тёмно-синем звёздном небе полный диск луны.
— Эй, Ахмед, куда девается луна с приходом нового месяца, ты не знаешь? — спросил он.
— Эх, Махмуд, Махмуд, какой ты всё-таки невежда! Ребёнок и тот знает, что аллах всякий раз в конце месяца дробит луну на мелкие куски и расшвыривает по небу. Видишь, сколько там звёзд? — И Ахмед широким жестом обвёл небосвод.
— Ну да? — удивился простофиля Махмуд, тараща глаза на звёзды. — То-то я порой замечаю, что вроде бы тут или там вчера ничего не мерцало, а сегодня уже мерцает. А из чего же она, интересно, сделана, луна-то?
— Из чистого золота, — подморгнув приятелям, заявил Ахмед.
— Ай-я-яй! Сколько же его там без толку пораскидано! Вот бы послал аллах мне, бедняку с кучей детишек, парочку золотых…
Махмуд мечтательно и доверчиво поднял лицо к небу: похоже было, он и в самом деле просил у аллаха такой милости.
И тут до него донеслась новая песня узника. Ибрагим, который всё слышал, пел сейчас про то, как аллах предлагал ему с неба несколько золотых звёзд, но в тюрьме они вовсе ни к чему, а отдать некому.
Махмуд подошёл ближе, прислушался.
— Эй! — позвал он недоверчиво и насторожённо. —Что ты там плетёшь про золотые звёзды?
Ибрагим заговорщически поманил его пальцем.
— Подойди ближе, дело есть.
— Не велено разговаривать с узником.
— Как хочешь… Ты, я вижу, неплохой человек. И бедный. И мне хотелось тебе помочь.
Махмуд сделал неуверенный шаг к оконцу.
— Ну что? — тихо спросил он.