Муми-тролль: Шляпа волшебника

Страница 10 из 13

Муми-тролль: Шляпа волшебника (сказка-повесть)


Муми-тролльс друзьями в лодке и огромный рыбий хвост

— Сачок! — крикнул Снорк. — Где сачок?
И в то же мгновение воздух наполнился ревом и пеной. Громадная водяная гора подняла «Приключение» на своем горбу, ящик для перемета так и заплясал по настилу. Затем так же внезапно все стихло.
Лишь оборванная леса сиротливо свешивалась с борта, да огромные водовороты указывали путь чудо-рыбы.
— Ну теперь-то ты видишь, что это за окунь? Такой рыбы мне больше не попадется. И настоящей радости мне уже тоже не испытать.
— Он сорвался вот тут, — пояснил Хемуль, поднимая конец лесы. — У меня такое ощущение, что нитка была слишком тонка.
— Иди купайся, — сказал Снорк, закрыв лапами лицо.
Хемуль хотел что-то ответить, но Снусмумрик вовремя толкнул его ногой. Воцарилось молчание. Затем фрекен Снорк осторожно сказала:
— Может, попробуем еще разок? Фалинь-то наверняка выдержит.
Снорк лишь презрительно фыркнул.
— А крючок? — немного погодя спросил он.
— Твой складной нож, — ответила фрекен Снорк. — Если выпустить разом лезвие и штопор, отвертку и шило, уж на что-нибудь он непременно подденется!
Снорк отнял лапы от лица и спросил:
— Ну допустим. А наживка?
— Оладья, — ответила сестра.
Снорк задумался. Все ждали затаив дыхание. Наконец он сказал:
— Да будет известно каждому: если только Мамелюк ест оладьи, охота продолжается!
Складной нож крепко-накрепко привязали к фалиню куском стальной проволоки, оказавшейся у Хемуля в кармане, на лезвие насадили оладью и нож бросили в море.
Охотничий азарт разбирал фрекен Снорк не меньше других, и она даже попискивала от волнения.
— Ты вылитая Диана, — сказал Муми-тролль, любуясь ею.
— Кто это? — польщенная, спросила фрекен Снорк.
— Богиня охоты! — сказал Муми-тролль. — Красивая, как деревянная королева, и умная, как ты.
— Гм!.. — отозвалась фрекен Снорк.
В это мгновение «Приключение» сильно качнуло.
— Тсс! — произнес Снорк. — Он клюет!
Последовал еще более резкий толчок, а за ним сильнейший рывок, от которого все попадали на стлани.
— Караул! — завопил Снифф. — Он нас всех слопает!
«Приключение» зарылось носом в волну, выровнялось и с бешеной скоростью понеслось в открытое море. Перед его носом, натянутый как струна, уходил в воду фалинь, распуская по сторонам усы белой пены.
Оладья явно пришлась Мамелюку по вкусу.
— Тишина! — крикнул Снорк. — Тишина на борту! Каждый на своем посту!
— Только бы он не нырял! — крикнул Снусмумрик, забравшись на нос.
Но Мамелюк плыл прямо вперед и уносил их все дальше в море. Вскоре берег превратился в узенькую полоску на горизонте.
— Как по-вашему, надолго его хватит? — спросил Хемуль.
— В случае чего обрежем веревку, — сказал Снифф. — А не то за все ответите вы!
— Ни за что не обрежем! — тряхнув челкой, воскликнула фрекен Снорк.
Тут Мамелюк взмахнул в воздухе своим огромным хвостом, развернулся и направился к берегу.
— Теперь идем чуть помедленней! — объявил Муми-тролль, который стоял на корме на коленях, наблюдая кильватерную струю. — Он выдыхается!
Мамелюк и вправду приустал, зато не на шутку разозлился. Он дергал трос и рыскал из стороны в сторону так, что «Приключение» валило на борт с риском для жизни его пассажиров.
Время от времени Мамелюк приостанавливался, подманивая их к себе, а потом припускал с такой силой, что волны перехлестывали через борт. Тут Снусмумрик достал свою губную гармошку и заиграл охотничью песню, а остальные принялись отбивать такт ногами, да так, что стлани заходили ходуном. И вот на поди же! Мамелюк вдруг перевернулся и выставил из воды свое огромное брюхо.
Другого такого не было в целом свете.
С минуту все молча разглядывали рыбину, затем Снорк сказал:
— Поймал-таки я его!
— Да! — гордо сказала его сестра.
Мамелюка взяли на буксир и пошли к берегу. Тем временем дождь усилился. Хемуль вымок до нитки, шляпа Снусмумрика потеряла всякий вид.
— В гроте-то сейчас, должно быть, мокренько, — сказал Муми-тролль, сидевший на веслах. Он озяб. — Да и мама, наверно, волнуется, — добавил он немного погодя.
— Ты хочешь сказать, мы вроде как можем прямо сейчас отправиться домой? — спросил Снифф.
— Ну да, и показать нашу рыбу, — сказал Снорк.
— Возвращаемся! — сказал Хемуль. — Всякие необыкновенности хороши, но только на время. Страшные истории, промокания, одиночество и все такое прочее. Но в конечном счете они не дают ощущения уюта.
Под Мамелюка подвели доски и сообща поволокля его по лесу. Разверстая пасть рыбины была до того велика, что ее зубы цепляли за ветки деревьев, а весу в ней было столько сот килограммов, что приходилось давать себе передышку на каждом повороте дороги. А дождь поливал все пуще и пуще. Но добравшись до Муми-дола, они не увидели своего дома за сплошной завесой дождя.
— Оставим его здесь на немножко, — предложил Снифф.
— Ни за что на свете! — горячо возразил Муми-тролль.
И они садом двинулись к дому. Внезапно Снорк остановился и сказал:
— Мы заблудились.
— Ерунда какая! — отозвался Муми-тролль. — Вот дровяной сарай, а вон там мост.
— Да, но где же сам дом? — спросил Снорк.
Странное, очень странное дело: Муми-дом исчез. Пропал начисто, целиком. Они положили Мамелюка на золотой песок перед крыльцом. То есть, собственно говоря, крыльца-то тоже не было. Вместо него…
Но сперва надо объяснить, что произошло в Муми-доме за время охоты на Мамелюка.
Когда мы в последний раз упоминали про Муми-маму, она ушла спать в свою комнату. А перед этим она машинально скомкала губоцветные Хемуля и уронила комок в шляпу Волшебника. Ах, не следовало ей в этот раз прибираться!
Ибо, пока дом был погружен в послеобеденный сон, губоцветные принялись расти на волшебный лад. Мягко извиваясь, поднялись они из шляпы Волшебника и расползлись по полу. Их побеги и усики стали ощупью взбираться по стенам, карабкаться по портьерам и шнуркам от вьюшек, пролезать во все щели, форточки и замочные скважины. С фантастической быстротой распускались во влажном воздухе цветы, созревали плоды. Огромные пучки листьев заполонили крыльцо, вьющиеся стебли оплели ножки стола, наподобие змеиных гнезд свешивались с потолка. Растения с мягким шелестом заполняли дом; изредка слышался приглушенный хлопок — это распускался какой-нибудь гигантский цветок или падал на ковер плод. Но Муми-мама решила, что все это дождь, и, повернувшись на другой бок, спала себе и спала.
А в соседней комнате сидел Муми-папа и строчил мемуары. С той поры как он построил причал для «Приключения», не произошло ничего интересного, что стоило бы поведать потомству, и он стал описывать свое детство. При этом он до того расчувствовался, что чуть не пустил слезу. Он с рождения был необыкновенным, одаренным ребенком, которого никто не понимал. Но и подросши, он оставался непонятым, и ему во всех отношениях было так тяжело, так тяжело. Муми-папа строчил и строчил, представляя себе при этом, как все будут раскаиваться, когда он прочтет мемуары вслух. Это вновь привело его в веселое расположение духа, так что он даже воскликнул:
— Так им и надо!
И в то же мгновение на его рукопись шмякнулась слива и сделала большущее синее пятно.
— Клянусь своим хвостом! — вскричал он. — Муми-тролль и Снифф снова дома!
И он обернулся с решимостью как следует намять им холку. Но не тут-то было: его взгляд уперся в буйные заросли каких-то кустарников, обсыпанных желтыми ягодами. Муми-папа так и подскочил на месте, и тут уж на его письменный стол обрушился целый дождь синих слив. Весь потолок был наглухо заткан сплетением веток, они росли прямо на глазах и тянули свои зеленые руки к окну.
— Эй! — крикнул Муми-папа супруге. — Проснись! Поди сюда!

Муми-мама среди цветов

Муми-мама села в кровати и в глубоком изумлении обвела взглядом комнату, которая была полна мелких белых цветов. Они на тоненьких нитях свисали с потолка в виде изящных розеток.
— Ах, какая прелесть! — сказала Муми-мама. — Уж не Муми-тролль ли это устроил, чтобы порадовать меня?
И, осторожно раздвинув тонкую занавесь из цветов, она встала с кровати.
— Эй! — кричал за стеной Муми-папа. — Открой! Я не могу выйти!
Муми-мама попробовала отворить дверь, но тщетно. Дверь была безнадежно забаррикадирована мощными стеблями вьющихся растений. Тогда Муми-мама выбила стекло в двери на крыльцо и с величайшим трудом протиснулась в проем. Крыльцо сплошь заросло фиговыми деревьями, гостиная превратилась в дремучие джунгли.
— Охохонюшки! — сказала Муми-мама. — Разумеется, опять эта шляпа.
И она присела, обмахиваясь пальмовым листом.
Тут из зарослей папоротников, проросших в ванной, вынырнул Ондатр и жалобным голосом сказал:
— Вот! Теперь всем ясно, к чему приводит составление гербариев! Этот Хемуль никогда не внушал мне доверия!
Лианы проросли сквозь печную трубу, оплели крышу и окутали весь Муми-дом пышным зеленым ковром.
А на дворе под дождем стоял Муми-тролль и удивленно озирал высокий зеленый холм, на котором прямо на глазах распускались цветы и созревали плоды, меняя цвет из зеленого в желтый, из желтого в красный.
— Дом был тут, это точно, — сказал Снифф.
— Он там, внутри, — мрачно произнес Муми-тролль. — Теперь туда никому не войти, и никто оттуда не выйдет. Никогда-никогда.
Снусмумрик выступил вперед и с интересом стал осматривать холм. Ни окон, ни дверей. Сплошной ковер дикой растительности. Снусмумрик ухватился за какой-то стебель и потянул. Стебель был упругий, словно резиновый, и не выдергивался из земли! Как бы невзначай обвился он вокруг шляпы Снусмумрика и снял ее.
— Опять колдовство, — сказал Снусмумрик. — В конце концов это начинает надоедать.
Тем временем Снифф обежал вокруг наглухо заросшей веранды.
— Подвальное окошко! — крикнул он. — Оно открыто!
Муми-тролль стремглав подлетел к отдушине и заглянул в нее.
— А ну давай туда, живо! — решительно сказал он. — Еще немного — и оно тоже зарастет!
Один за другим все спустились вниз, в черноту подвала.
— Ау! — крикнул Хемуль, лезший последним. — Я никак не пролезу!
— Ну так оставайся снаружи, карауль Мамелюка, — отозвался Снорк. — Можешь включить в свой гербарий дом!
И, оставив бедного Хемуля мокнуть под дождем, они ощупью пробрались к лестнице в погреб.
— Нам повезло, — сказал Муми-тролль. — Крышка открыта. Вот видите, как хорошо иной раз быть распустехой!
— Это я забыл закрыть, — поспешил вставить Снифф. — Так что вся честь принадлежит мне!
Они сразу же увидели замечательную картину: на суку сидел Ондатр и ел груши.
— А где мама? — спросил Муми-тролль.
— Мама вырубает папу из кабинета, — горестно отвечал Ондатр. — Единое упование мне осталось: что рай ондатров — спокойное местечко, ибо я уже не жилец.
Все прислушались. Мощные удары топора сотрясали листву. Раздался треск, за ним ликующий возглас. Муми-папа вышел на свободу!
— Мама! Папа! — закричал Муми-тролль, продираясь сквозь джунгли к входной двери. — Что вы тут без меня натворили?!

Муми-тролльи его друзья заросли в доме

— Ах, золотко мое, — сказала Муми-мама. — Мы, наверно, опять оплошали со шляпой. Ну да идите же сюда! Я нашла в шкафу куст ежевики!
Это был исключительный день. Затеялась игра в девственный лес. Муми-тролль был Тарзаном, фрекен Снорк была Джейн. Сниффу разрешили быть сыном Тарзана, а Снусмумрик взял на себя роль шимпанзе Читы. Снорк ползал в подлеске с вставными челюстями из апельсиновых корок[4] и изображал врага вообще.
— Охохонюшки! — сказала Муми-мама. — Надо полагать, все наши гости чувствуют себя отлично.
— Надеюсь, что так, — отозвался Муми-папа. — Сделай милость, подбрось мне бананчик.
Веселье продолжалось до самого вечера. Никого не тревожило, что вход в погреб может зарасти, и все думать забыли о бедняге Хемуле.
А он торчал на дворе в мокром платье, прилипавшем к ногам, и караулил Мамелюка. Время от времени он съедал яблочко или считал тычинки в каком-нибудь цветке джунглей, но больше вздыхал.
Дождь перестал, близились сумерки. И едва только зашло солнце, что-то случилось с зеленым холмом, заключившим в себя Муми-дом. Он стал увядать так же быстро, как вырос. Плоды сморщились и попадали на землю. Цветы поникли, а их листья свернулись трубочками. Дом наполнился шорохом и потрескиванием. Хемуль глядел, глядел, потом подошел и легонько потянул к себе ветку. Она была сухая, как трут, и сразу же отломилась: Тут Хемуля осенило. Он собрал огромную кучу хвороста, сходил в дровяной сарай за спичками — и на садовой дорожке запылал костер.

Хемуль развел огонь рыбий хвост

Веселый и довольный, Хемуль подсел к огню и просушил свое платье. А немного погодя его еще раз осенило, и он с нехемульской силой затащил в огонь хвост Мамелюка: больше всего на свете Хемуль любил жареную рыбу.
Так вот и вышло, что когда Муми-семейство и его друзья проложили себе путь через веранду и распахнули дверь, их взорам предстал чрезвычайно довольный Хемуль, уже умявший одну седьмую Мамелюка.
— Ах, негодник! — сказал Снорк. — Как же мне теперь взвесить мою рыбу?
— Взвесь меня да прибавь, — отвечал Хемуль, для которого этот день стал одним из самых счастливых дней в его жизни.
— А ну-ка, спалим весь этот девственный лес! — сказал Муми-папа.
Они вынесли из дому весь сушняк и сложили большущий костер, какого еще не видал Муми-дол. Мамелюка зажарили целиком на углях и съели всего без остатка, вплоть до кончика носа. Но еще долго после этого среди обитателей Муми-дома разгорались споры о том, какой длины он был: от крыльца до дровяного сарая или только до кустов сирени.

— Страница 10 —