Альпийские сказки — Коринна Бий
Страница 1 из 12
Альпийские сказки
В этом городке каждый дом был похож на все остальные: такой же серый, из того же тесаного камня, с такими же зелеными ставнями. Каждый житель был похож на своего соседа: те же привычки, такой же аппетит, та же манера говорить и одежда того же фасона. Ни один из них не был ни поэтом, ни художником, ни музыкантом, никто не был ни злым, ни добрым. Они не знали, что означают эти слова. И влюбленных среди них не было. Каждый думал только о себе. Никто никогда не смеялся, не пел, не плакал.
Человеку со стороны все это единообразие показалось бы невыносимо скучным… но туда ни разу не заходил ни один человек со стороны. Да он никогда и не смог бы объяснить местному населению, что означает слово «скука». Ему бы это не удалось по той простой причине, что люди ничего другого не знали.
Так это и продолжалось бы по сей день, если бы однажды ранним утром не вошел в городок чудной какой-то маленький человек. Откуда он шел? Как нашел дорогу в городок? Это осталось неизвестным.
Он шел медленно, потому что это был старик, к тому же очень усталый. Все дивились его длинной густой бороде, потому что здесь каждый был чисто выбрит. Его одежда тоже поражала: она была рваная и грязная, тогда как у местных жителей все всегда выглядело, как будто только что из магазина. Дико им было и то, что у него морщины: они никогда еще не видели лица, выглядящего старым, как вещь, которой слишком долго пользовались. У них лица всегда были розовые и гладкие.
Они не смеялись над ним, потому что не умели смеяться, но уставились на него неподвижными тусклыми глазами. Это, по-видимому, рассердило старичка. Он скорчил им рожу, но их взгляды оставались по-прежнему невыразительными. Он стал выкрикивать оскорбления, но они и глазом не моргнули, и ни малейших признаков обиды или гнева не отразилось на лицах. Старик уселся посреди улицы и задумался. Вдруг он хлопнул себя по лбу: его осенила какая-то — чудесная — мысль; глаза у него загорелись, и уголки губ дрогнули в хитрой улыбке.
Старик скинул кожаный мешок, висевший у него за спиной, развязал его и осторожно вынул оттуда какой-то продолговатый сверток, похожий на запеленатого младенца. Все жители не сводя глаз следили за каждым его движением, а те, что еще оставались в дальних концах улицы, подошли поближе. Старик разматывал тряпку за тряпкой и наконец извлек на свет странный и сложный предмет, который поймал солнечный луч и пустил его в пляс: это была стеклянная скрипка.
Никогда еще здешние жители не видели ничего подобного: старик не без удовольствия заметил в публике некоторую заинтересованность. Он усмехнулся, встал, ухватил инструмент за гриф, упер его в левое плечо, ласково придерживая подбородком. В правой руке у него была какая-то прозрачная палочка, и он тихонько провел ею по струнам.
Полились звуки, такие хрустальные, такие красивые, что горожане почувствовали, как вся их жизнь преображается.
Музыка резвилась, рыдала, потягивалась, описывала то спирали, то углы в синем небе и опадала на городок волшебным дождем. С какой-то бесшабашной нежностью она вкрадывалась каждому в душу. Тела тоже мало-помалу начинали ощущать ее власть. Неодолимая сила всколыхнула их и заставила раскачиваться. Ступни, до сих пор такие бесчувственные, зажили своей жизнью и принялись притопывать, бедра ритмично заколебались. Руки расправились, как крылья, и люди почувствовали себя легкими-легкими…
И вот уже все танцевали посреди улицы вокруг старичка-музыканта. Ребятишки брались за руки и водили хороводы. Почтенные господа и дамы, юноши и девушки смотрели друг на друга и восхищались. «Они прелестны, и глаза у них сияют, как звезды», — думали мужчины. «Они красавцы и могут подхватить нас так легко и бережно, словно мы — цветы», — думали женщины. И все были счастливы. Музыка ускорялась, опьяняла — и дети прыгали и скакали, и взрослые кружились все быстрее…
Вдруг музыка оборвалась совсем другим звуком: стеклянная скрипка упала и разбилась. Старичок лежал рядом с ней: он изнемог, играя так долго и с такой страстью. Горожане остановились, оглушенные, еще не понимая толком, что с ними сделалось. Родители шумно переводили дух, молодежь обменивалась поцелуями, а дети заплакали, потому что веселье кончилось.
Все подошли к музыканту, умоляя его играть еще, но старичок уже не слышал их: он умер.
Для горожан это было большое горе, и они узнали, что такое слезы. Но в то же время их переполняло такое счастье, что они утешились. Жизнь стала для них драгоценна. Каждый день приносил им новые ощущения, у них открылись глаза и уши. Сперва они заметили, что настала весна и что вокруг городка простираются луга; луга весело зеленели, а деревья стояли все в цветах и пчелах. Люди впервые услышали, как поет дрозд, и пришли в восторг. Чтобы дать выход радости, девушки пели, дети щебетали о чем-то своем. Мужчины почувствовали потребность изобретать и творить. Люди полюбили то, что прежде было лишь чередой механических действий, и создавали все, что только можно создать.
В лесу
Одна девушка осталась без отца, без матери, и друг ее покинул. Тогда она взяла и ушла в лес. «Пропаду, и пускай, — сказала она. — Зачем жить, когда любить больше некого?!»
Дело было зимой. Она брела по снегу так долго, что башмаки у нее развалились. Она пошла дальше босиком и шла, пока не почувствовала, что земля под ногами стала теплой. Девушка остановилась, огляделась — а кругом весна.
На деревьях еще только набухали почки, но она нашла старую ржавую жаровню; девушка развела в ней огонь и испекла немножко каштанов, сохранившихся с осени в своей плотной кожуре. В ней возрождалась любовь к жизни, и велика была ее радость, когда она обнаружила укрывшуюся среди цветущих черешен маленькую заброшенную хижину.
Опавшие сосновые иглы рыжим ковром устилали крышу. Девушка подошла с опаской, боясь разбудить какого-нибудь зверя или мало ли кого, но дверь отворилась совершенно беззвучно. В хижине никого не было. Крестьяне, которые жили в ней когда-то, давно перебрались в город. Остались только стол да каменная скамья. Девушка живо нарвала травы, устроила себе постель и легла спать — ведь она столько ночей не смыкала глаз.
Мышиный король
Проснувшись, девушка первым делом связала из ореховых прутьев веник и подмела хижину. Потом прошлась по лесу. Она обнаружила одичавшее персиковое дерево и решила привить его, чтобы на следующий год собирать урожай. Ярко блестела зелень остролиста, приятно пахло буксом, многие птицы уже начали петь, а дятлы долбили дырки в коре деревьев.
Между тем в городе, расположенном ниже, в долине, люди разрушили целый квартал старых домов, чтобы проложить автостраду через всю страну, и теперь их одолевали полчища мышей. Мыши ошалело метались по улицам, не зная, куда спрятаться. Кошки сбивались с ног, но не справлялись с задачей. Повсюду рассыпали отравленное зерно, мыши дохли во множестве и распространяли по городу заразу.
Одна их стая под предводительством Короля, который был умнее других, в поисках убежища забралась в лес. Король своей крохотной розовой лапкой постучал в дверь хижины. Услышав этот лилипутский стук, девушка задрожала от страха, подумав, что ее морочит какая-то недобрая сила. Однако все-таки подошла к двери, открыла — и к немалому своему удивлению увидела у порога три десятка серых мышек.
— Что вам нужно?
Король, у которого на голове была маленькая корона, а на хвосте золотое колечко, поднял острую усатую мордочку и сказал:
— Нас преследуют, и никакие прежние хитрости больше не помогают. Если вы, мадемуазель, предоставите нам кров и пищу, вам не придется об этом пожалеть. Мы ничего не попортим. Наоборот, мы будем вам помогать и, уверяю вас, вы останетесь довольны.