Заяц моего деда

Страница 5 из 14

Заяц моего деда (сказка Александра Дюма)

III
— Необходимо сказать несколько слов о собаках моего деда, поскольку им суждено было сыграть важную роль в истории, рассказать вам которую я имею честь.
Это были потрясающие собаки, господа! Каждая — на вес золота! Сами черные, как смоль, а грудь и брюхо — ярко-рыжие! Шерсть у них была жесткая и сухая, как у волка, а лапы — длинные и тонкие. Эти собаки могли гнать зайца, косулю или оленя по восемь — да что там! — по десять часов без передышки и никогда не упускали своей добычи! Боюсь, что сейчас таких уже не найти…
Вскоре они действительно появились, все четыре… Нимало не смущаясь ни присутствием епископа и его компании, ни его псарей с собаками, они выскочили из кустов, обнюхали место, где олень оставил следы, и бросились дальше, залившись азартным лаем.
— Чья это свора? — воскликнул епископ. Объездчики молчали, делая вид, что не знают ни собак, ни их хозяина.
К несчастью, здесь же находился Тома Пише.
Решив, что подвернулся удобный случай свести счеты с Жеромом Паланом, а заодно и выслужиться перед прелатом, он заявил:
— Эти собаки принадлежат Жерому Палану, аптекарю из Те, Ваше Преосвященство.
— Собак пристрелить. Хозяина связать. Приказ был более чем ясен.
— Вы займетесь хозяином, — сказал Тома своим товарищам, — а я собаками.
Хотя ловить Жерома Палана большого удовольствия объездчикам не доставляло, они взялись за это дело охотнее, чем за то, что выбрал себе Пише.
Всем было известно, что мой дед легче простил бы выстрел в него самого, чем в его собак.
Объездчики пошли вправо, а Тома побежал влево, вдогонку за собаками своего врага.
Отойдя от епископа на достаточное расстояние, объездчики стали держать совет.
Их было пятеро: три холостяка и два женатых.
Холостяки предложили предупредить моего деда, чтобы при случае он мог сказать, что собаки, сбежав от него, охотились самостоятельно.
Но женатые запротестовали:
— Если епископ дознается, он или уволит нас, или придумает что-нибудь похуже.
— Лучше потерять работу и сесть в тюрьму, чем предать такого отличного товарища, как Жером.
— У нас семьи, — возразили женатые.
Против такого убедительного довода, как говорится, не попрешь, и холостякам ничего другого не оставалось, как сдаться.
Найти моего деда было нетрудно. Он всегда шел следом за своими собаками.
И в самом деле, не прошли объездчики и трех сотен шагов, как столкнулись с ним лицом к лицу. И как ни горько было его арестовывать, они связали Жерома, разоружили и повели в Льеж.
Тем временем Тома Пише, как одержимый, мчался по лесу.
Ориентируясь по лаю, он прибежал к холму с мельницей на верху и притаился на его склоне.
Место было ему прекрасно знакомо. К тому же он нашел здесь след оленя и знал, что собаки появятся с минуты на минуту.
Тома присел за изгородью.
Послышался лай. Пише понял, что устроил засаду вовремя: этакой гонки не выдержит даже олень-семилетка.
Лай раздавался все громче.
Еще никогда сердце Тома Пише не колотилось так сильно, как в этот раз.
Показались собаки.
Прицелившись в переднюю, Тома спустил курок. Первым выстрелом он уложил Фламбо. Вторым — Раметту.
Фламбо был лучшим кобелем в своре Жерома Палана. Раметта была племенной сукой.
Кроме этих собак, было еще две: Рамоно и Спирон.
С особым злорадством Тома Пише стрелял в суку, зная, что тем самым он лишал своего врага возможности снова завести гончих такой породы.
Совершив сей замечательный подвиг, он поспешил к себе, предоставив Рамоно и Спирону гнать оленя дальше.
Итак, арестовав моего деда, объездчики повели его в Льеж, в тамошнюю тюрьму. По дороге они мирно беседовали. Можно было подумать, что шли не арестант со своими сторожами, а закадычные друзья, возвращавшиеся домой после прогулки по лесу.
Дед мой, казалось, совсем забыл о положении, в какое он попал, и думал лишь о собаках и об олене, которого они гнали.
— Клянусь! — говорил он шедшему по левую руку Жонасу Дезейю. — Таким оленем не грех соблазниться! Красавец!
— Лучше бы, дорогой Жером, ты соблазнился им в другой раз. А сейчас ты угодил прямо волку в пасть!.. Неужели ты не слышал наших собак?
— Да ваши жалкие собачки так скверно гнали, что я их принял за пастушьих псов, сбивавших стадо!.. Не то, что это!.. Слышите? Вот что значит гнать по-настоящему!
И мой дед с удовольствием прислушался к лаю своих собак.
— Как же все это произошло? — поинтересовался шедший справа Люк Тевелен.
— Могу рассказать… Мои собаки загнали зайца в межевой ров. И тут как раз я увидал вашего оленя. Всего в какой-то сотне шагов! Он показался и сразу же скрылся в кустах. Но потом появился снова, уже гоня перед собой оленя-первогодку, подставляя его вместо себя. О, это великий хитрец!.. Ваши собаки бросились за теленком, а семилетка потрусил в сторону. Мне подумалось, что было бы забавно угостить его плодом его собственной хитрости. Я отозвал собак и пустил по его следу. Можешь мне поверить, Тевелен, они его не упустили!.. Вот уже три часа, как они гоняют этого красавца по лесу. Слышишь? Что за глотки!
— Что и говорить! — согласился Жонас. — Лучше твоих собак нет во всей округе. Но дело все же дрянь, Жером…
Мой дед не слышал Жонаса Дезейя. Он слушал своих собак.
— Они его загонят! Ей-богу, загонят!.. Слышишь, Жонас? Слышишь, Люк?.. Они уже у Руайомона… Отлично, Фламбо! Отлично, Раметта! Ату его, Рамоно! Ату его, Спирон!
Забыв, что он арестован, мой дед довольно потирал руки и весело насвистывал.
Неожиданно послышались два выстрела.
— Очень уж вашим охотникам не терпится, — усмехнулся Жером.
Лай собак продолжался, и он сказал:
— Что это за мазила там стрелял? Не попасть в такого оленя! Я бы посоветовал ему сначала потренироваться на слонах!
Догадываясь о происхождении этих выстрелов, объездчики беспокойно переглянулись.
Вдруг дед изменился в лице.
— Люк, Жонас! — воскликнул он. — Скольких собак вы слышите?
— Не пойму, — в один голос ответили они.
— Прислушайтесь! — остановил их Жером Палан. — Я слышу только двух. Спирона и Рамоно… Где же Фламбо и Раметта?
— Ты, наверно, путаешь их голоса, Жером, — сказал один из объездчиков.
— Я?.. Да вы что?.. Я знаю голоса своих собак, как влюбленный знает голосок своей девушки… Говорю вам, за оленем идут только Рамоно и Спирон!.. Куда же подевались остальные?
— Да что с ними такого может случиться? — ответил Жонас. — Ты рассуждаешь, как дитя!.. Наверно, Фламбо и Раметта оставили оленя и гонят какого-нибудь зайца!
— Мои собаки, — запротестовал дед, — не могут поменять след. Они не погонят вместо оленя зайца, даже если он прыгнет им на спину… Нет! Тут что-то не так…
Недавно такой веселый, мой дед едва не плакал.
— Нет, положительно я слышу одних Спирона с Рамоно! — воскликнул он почти в отчаянии. — Что с другими? Я вас спрашиваю, что с ними?
Объездчики, как могли, утешали друга, уверяя его, что те две собаки, должно быть, убежали домой. Но дед не давал им говорить.
Он качал головой и тяжело вздыхал.
— С ними что-то произошло… Какое-то несчастье… Уверяю вас!
Так было на протяжении всего пути от Франшимона до Льежа, где объездчики передали арестованного конной жандармерии.
Жерома Палана бросили в камеру размером восемь квадратных метров, находившуюся в отведенной под тюрьму части дворца епископа.
Дверь закрылась, и ключ с жутким скрипом повернулся в замочной скважине. Если бы дед мой был уверен, что с его собаками ничего плохого не произошло, он переносил бы свое заточение значительно легче.