Засыпайка в рыбацкой деревне — Дагмар Нормет

Страница 2 из 19

Засыпайка в рыбацкой деревне (повесть)

История вторая,
в которой идет проливной дождь, дедушка с бабушкой спасают сети, а Тупс летает

— Завтра, если будет хорошая погода, сможешь пошлепать по воде.
— Будет — не будет!.. Бабушка повторяла это «если будет» изо дня в день, и Мати знал эти слова наизусть. А хорошей погоды все не было и не было.
Проснувшись сегодня утром, он даже побоялся выглянуть в окно. Лежал с закрытыми глазами и прислушивался. В доме тишина. А за окном что-то шумело. Но что? Мати очень хотелось, чтобы это шелестела старая береза у колодца. А еще Мати очень хотелось, чтобы это шумело море за калиткой.
Уже целую неделю он жил у бабушки и дедушки в Кясму, и все семь дней лил дождь, дождь, дождь. Зачем Мати сюда приехал — чтобы с утра до вечера сидеть в доме?
Да что об этом говорить, или даже думать. И не глядя Мати знал, что там, во дворе шумит. Не старая береза у колодца и не море за калиткой. Это надоеда-дождь стучит в окно, и с крыши срывается в бочку пенный водопад.
И сегодняшний день потерян! Едва слышно скрипнула дверь, и вошел Тупс. Мягко ступая, он приблизился к кровати. Остановился, склонил голову набок и приподнял ухо. Потом склонил голову на другой бок и приподнял другое ухо. Тупс приглядывался: спит хозяин или уже проснулся? Глаза закрыты. Выходит, спит. Тупс прислушался: дышит совсем не как во сне. Выходит — проснулся.
— Хозяин спит! — говорили Тупсу его глаза.
— Хозяин проснулся! — утверждали его уши.
Чтобы разобраться в этой путанице, Тупс лизнул пятку, которая выглядывала из-под одеяла. В ответ большой палец ноги почесал щенка за ухом.
— Хозяин проснулся! — обрадовался Тупс и — хоп! — на кровать, прямо в объятия Мати.
— Вставать, лежебоки! — раздался бодрый голос бабушки Салме. — Умываться и завтракать!
— Погода — дурацкая, — протянул Мати, не поднимаясь.
— Да какая нам разница, что там, на небе делается, нам-то что! — Бабушка стянула с Мати одеяло и усадила его. — С добрым утром, ваше городское благородие!
Мати нахохлился.
— Яне городское и не благородие! — проворчал он. — Я теперь такой же деревенский, как дедушка Элмар и ты.
— Дедушка сегодня в четыре утра уже был в море, сети выбрал. Он и кофе уже попил. Сейчас сети высвобождать пойдем, а ты все разлеживаешься.
Освобождать сети! Сон как ветром сдуло, а вместе с ними плохое настроение.
— Бабушка, здесь была пираты?!
— Какие пираты?!
— Ну, те, которые унесли наши сети!
Бабушка с размаху уселась на кровать и захохотала. Она смеялась, не переставая, а из глаз у нее текли слезы.
— Бабушка, ты плачешь? — испугался Мати.
Бабушка обняла внука за плечи, серьезно взглянула на него и опять засмеялась.
— Ох, и шутник ты, городской… Какие пираты! Теперь их только в кино или по телевизору увидишь.
Мати был ужасно разочарован.
— Сама же сказала — надо сети освобождать!
— Мойся, ешь свою кашу, пей молоко, а потом приходи смотреть, что там с сетями.
Из сарая, где хранились сети, доносилась музыка. Мати отворил дверь и вошел. Пахнуло морем. На полке у дверей, между корзинами и бидонами, стоял маленький радиоприемник.
Дедушка и бабушка сидели на скамеечках друг против друга. На дедушке были высокие рыбацкие сапоги и негнущийся резиновый фартук оранжевого цвета. Бабушка тоже надела резиновый фартук и желтые резиновые перчатки. Между ними стоял большущий старый ящик, а в нем — сети, в которых запуталась рыба. Дедушка с бабушкой вытягивали из ящика мокрую сеть прямо себе на фартуки, высвобождали запутавшуюся в ячейках камбалу и бросали ее в корзину, уже наполовину заполненную рыбой.
Мати поразился, до чего ловко распутывали сети большие, продубленные ветром и морской водой дедушкины руки, как разбирали перекрутившуюся снасть. Сеть плавно стекала дедушке на колени, а оттуда — в другой ящик, с пустыми сетями.
— Вот тебе, Мати, и пираты, — сказала бабушка.
— Сами, без всяких пиратов управляемся, — усмехнулся дедушка. Значит, бабушка уже все рассказала.
Мати и ухом не повел.
— Иоганн Штраус, «Весенние голоса», — сказало радио. И радостные звуки наполнили просторное полутемное помещение.
— Ти-ри-ли, ти-ри-ла-а, ти-ри-лул-ле-ла! — подпевала высокая женщина, прислонившись к дверному косяку. Это была Алина с хутора Лиллесалу. Она ходила на хутор Кивинэеме покупать яйца и свежую рыбу. — Что за волшебство в этом вальсе? Даже мои старые ноги — и те в пляс просятся, — сказала седая женщина на удивление молодым голосом. — Ну что, Мати, покружимся?
Мати покачал головой. Он стеснялся.
— Что, стара я? И правильно. Я свои вальсы откружила, а твои еще впереди. Было бы мне шестнадцать, а не шестьдесят один, и была бы я так молода, как я стара…
— Да у тебя душа как раз такая и есть, — сказала бабушка, не прерывая работы.
Мати смотрел, как трепыхались в корзине рыбины. Это была плоская камбала, на коричневатом боку — глаза и желтые точки, а другой бок — весь белый. Иногда у дедушки в руке оказывалась совсем тощенькая рыбешка. Она летела в железный таз.
— Дедушка, а почему ты бросаешь этих малышей в таз?
— Это недомерки, их ловить нельзя, — объяснил дед. — Попадется такая рыбешка в сети — надо ее отправить обратно, в море — пусть подрастет.
— Гляди — какой поросеночек попался! — похвалила Алина дедушкин улов.
Мати удивился:
— Где, где? — Во всем сарае не было ни одной свиньи, не говоря уж о поросенке! Только котята возились в старом рыбацком сапоге.
Бабушка выпутала из сети толстую рыбину и сказала:
— В старину, чтобы поймать треску, приговаривали:
Выходи со дна морского,
поросеночек тресковый!
А дед с улыбкой добавил:
— Да, поморяне все на свой манер делают. Раньше, выходя в море, всегда говорили: «Не будет сегодня улова!», а отвечали на это так: «Рыба на берег не просится!» А если кто-нибудь заглядывал в рыбацкую лодку и говорил: «Рыбы-то сколько!» — надо было сказать: «В море больше!» Иначе не видать рыбаку удачи.
Тупс стоял в дверях, вытянув шею, и усердно принюхивался. Любопытство боролось в нем с осторожностью. Подойти к ящику с камбалой он таки не решился — кто ее, эту рыбу знает… Еще подпрыгнет какая-нибудь и цапнет тебя за нос! Тупс охотно поиграл бы с котятами, но те возились друг с другом, а когда он подошел, струхнули и спрятались в сапог.
Но вдруг щенок отступил за спину Мати и несмело зарычал. Из дальнего угла сарая лениво выплыла большая черная кошка. Она всласть потянулась, потом выгнула спину и, подняв хвост трубой, потерлась о дедушкину ногу.
— Рыженькая! — сказал дедушка.
Мати сам назвал эту угольно-черную кошку Рыжей. Было это давным-давно. Еще тем летом, когда он, совсем карапуз, впервые приехал в Кясму и целыми днями играл и не мог наиграться с котенком. С тех пор и осталась кличка, которую придумал Мати.
Рыжая не спеша подошла к тазу, выудила лапой маленькую рыбешку, оттащила ее под бабушкину скамейку и принялась есть.
— Рыбки поесть — это мы любим, а вот ловить — увольте! — усмехнулся дедушка.
— Нельзя! — крикнул Мати.
— Когда с лова приходишь, обязательно надо кошке дать, — объяснила Алина, — а то в другой раз никому удачи не будет.
— Нельзя эту рыбку есть! — кричал мальчик, топая ногами. — Она еще маленькая, недомерок!
Но Рыжая была не робкого десятка. Где там удирать — она уплетала камбалу, не скрывая удовольствия.
— Оставь ты ее, — заступился дедушка. — Имеет право.
Но Мати уже не думал о правах. Он подхватил таз с рыбешкой, выбежал из сарая и припустил к морю. Тупс летел за ним и радостно лаял: он решил, что хозяин побежал к морю поиграть.
У берега Мати показалось мелковато и мутновато. Он влез на камень, шагнул на другой, перепрыгнул на третий. Тупс отважно следовал за ним. Меж двух огромных валунов плескалась тихая, чистая вода.
— Тут и будет ваш дом. Плывите, рыбки! — сказал Мати и опрокинул таз.
Рыбки опустились на дно и не шевелились. Неужели умерли? Мати тронул одного камбаленка пальцем. Тот дернул хвостом, несколькими проворными движениями подплыл к большому камню и зарылся в песок. Коричневая рыбья спинка слилась с морским дном.
Тут ожили и опальные. В прохладной воде они очнулись, поняли, что снова свободны, и живо поплыли прочь.
Насквозь промокший и счастливый Мати вернулся домой. Дед как раз надевал дождевик.
— Дедушка, ты куда?
— Понесу рыбу в приемный пункт.
— Дедушка, а почему ты стал рыбаком?
— Рыбка захотела.
— Как это? — удивился Мати. — Сама захотела?
— Так у нас тут говорят: «Работа хочет, чтобы ее делали, а рыба, чтобы ее ловили».
— Дедушка, а зачем надо ловить рыбу? — спросил Мати и вдруг как треснет себя ладонью.
— Мати, что это ты себя бьешь?
— Комара убил.
— Зачем?
— Он меня укусил.
— Видишь, так вот жизнь и устроена, — пояснил дед. — Комар сосет человеческую кровь. Птицы и рыбы едят комаров. Человек ест птиц и рыб. Все кого-то едят. Так уж устроена жизнь, — повторил он, натянул берет, одернул плащ и поправил капюшон.
Дед вышел, послышалось тарахтенье мотора, и мотороллер с кузовом, полным рыбы, выехал за ворота. В окно Мати видел, как дедушка скрылся за изгородью из шиповника.
А Тупс, весь мокрый, в песке, стоял посреди кухни, и с него стекала дождевая вода. Лужица вокруг него увеличивалась на глазах.
— Вот наказание! — воскликнула бабушка Салме, входя в кухню с корзиной рыбы. — Вот наказание! Ну разве это собака! Это же мокрая швабра!
Бабушка схватила таз, посадила туда щенка и принялась мыть его теплой водой и мылом. Тупс был оскорблен до глубины души. Он вырывался, жалобно скулил, но ничто не помогало. Бабушка терла его и не переставала ворчать.
— Как с такой гривой можно жить в деревне, да еще в дождь!
— А у вас тут что ни день, то дождь и дождь! — надулся Мати.
— Теперь погода наладится, — утешила его бабушка, — видишь, вода в море спала.
— Ну, и что же, что спала?
— Если вода в море поднимается, жди дождя, — объяснила бабушка. — Если море отступает, жди засухи. Это приметы верные.
Она насухо вытерла Тупса жестким полотенцем, вылила воду, взяла ведро с кормом для кур и пошла в сарай.
Мати двинулся было за бабушкой, но вдруг застыл на месте, вытаращив глаза.
Тут было на что посмотреть: Тупс, который радостно прыгал по кухне, то и дело отряхиваясь, вдруг полетел, словно птица! Сделал круг над столом и повис у Мати над головой. При этом щенок ни капельки не был напуган, наоборот — он как будто обезумел от радости. Он гавкал, тявкал, лизал своим вертким язычком воздух и восторженно вилял хвостом.
И Мати сразу стало так хорошо, так радостно.
— Засыпайка! — крикнул он. — Засыпайка, и знаю, ты здесь!
Воздух в кухне замерцал, зарябил, пошел волнами. Волны соткались в разноцветные кольца. Кольца закружились, слились в синий шар, и на полу возник человечек-подушка.
— А чем бы нам сегодня заняться? — спросил Засыпайка и повернул свою шапку задом наперед.
Друзья бросились обниматься, а Тупс, полный щенячьей радости, скакал вокруг них как мячик.