Волшебный берег — Воронкова Л.
Страница 9 из 19
Волшебный берег (повесть)
Новое знакомство
Скворцы прилетали и улетали, прилетали и улетали. И каждый раз приносили птенцам то улитку, то гусеницу, то слизняка…
— В это время с утренней зари до полудня они каждые три минуты прилетают, — сказал Тополь, — каждые три минуты!
— А что, у тебя часы есть? — спросила Аринка.
— А Солнышко разве не часы? Я уже привыкло… то есть привык. И все мои ветки привыкли следить за временем по Солнышку.
— Значит, как три минуты — так улитка, ещё три минуты — гусеница, — сказал Лёня. — Сколько же они за день перетаскают?!
— Вот и сосчитай.
Лёня взял палочку, стал чертить на земле, хотел сосчитать, но не сумел.
— Я бы сосчитало… я бы сосчитал, — прошелестел Тополь, — но ведь я не учился. После полудня они тоже всё время таскают. Только поменьше, через каждые пять минут.
— Ой-ёй! — Аринка всплеснула руками. — А если бы не скворцы, так все бы эти улитки и гусеницы живы остались! Они бы по всей земле расползлись!
— И всё бы кругом пожрали, — сказал Лёня. — Интересно, а почему же мы этим птицам «спасибо» не говорим?
— А человек редко кому говорит «спасибо». — Тополь чуть-чуть загрустил. — Разве говорит он «спасибо» дереву, например, или траве за то, что мы очищаем воздух? Без нас ведь и дышать нечем было бы! За то, что мы кормим животных? За то, что мы и человека тоже кормим?
В это время прилетел Скворец, отдал птенцу добычу и сел на ветку отдохнуть.
— Беда! — сказал он весело. — Богатырский аппетит у наших детей! Спел бы песенку, да не успеваю…
— Да ведь ты же устал, какие тебе песенки? — крикнул Лёня.
Скворец посмотрел вниз.
— Устал? Пустяки. Как пропоёшь что-нибудь, так и усталость пропадает. Да вот некогда, некогда, некогда. Шесть ртов открыто!
Скворец сорвался с ветки и скрылся в кустах. Но тут же прилетела Скворчиха с гусеницей в клюве.
— А вот и мама! — прошелестел Тополь. — Мама Скворчиха…
— Отдохни немножко, мама Скворчиха! — крикнула Аринка.
— Я не могу отдыхать, детки хотят есть! — ответила Скворчиха.
И снова улетела.
— Ох, — вздохнула Аринка, — я бы так не могла. Я бы сразу умерла от усталости!
— Я бы тоже не мог, — тихо сказал Лёня.
— И ты бы не мог, — согласилась Аринка, — ты ведь тоже слабый.
Лёня покраснел, как клюква, нахмурился, рассердился:
— Ещё посмотрим! Ещё… посмотрим, кто слабый!
В это время снова прилетел Скворец, сунул деткам улитку.
— Всё хорошо! — крикнул он. — Солнышко светит, детки растут! — и улетел.
— А они даже и не унывают, — сказала Аринка. — Как это могут, Лёня, а?
Лёня задумался и молчал.
— Тополь, как ты думаешь, как это они могут? — не унималась Аринка.
— Я думаю, это потому, что у них очень хороший характер, — ответил Тополь. — Им легче трудиться, потому что они трудятся весело. И потому, что они очень любят друг друга. И потому, что они очень любят своих деток. И ещё — они очень любят свою родину и так радуются, что они снова здесь, дома. Ведь им приходится так далеко улетать на зиму. В какую-то Африку улетают. Не знаю, где эта Африка. Когда я был Пугалом, я многое знал. Может быть, вы знаете, где эта Африка?
— Это за морем, — сказал Лёня.
— Вот и через море они летят, — продолжал Тополь. — Они мне рассказывали. Очень тяжело лететь через море — ведь не сядешь на воду, не отдохнёшь! Они ведь не чайки. И не утки.
— Ой, бедные! — вздохнула Аринка.
— А всё-таки летят домой. Но могли бы и не прилетать. Там ведь, в этой Африке, снегу не бывает. Но вот — летят. Домой летят, на родину. А как прилетят, то и поют, и радуются, что вот они дома!
И Тополь прошелестел тревожным шелестом:
— Я очень люблю своих скворцов. И всё боюсь, не обидел бы их кто. Тут и куница, и ястреб… Да и человек. Ведь сами знаете — не всякий человек бывает Человеком.
— Наш Лёня теперь будет слабых защищать! — сказала Аринка. — Только он сам не очень сильный. Корней сильнее.
— Ничего, ещё и твоему Корнею достанется, — сурово сказал Лёня. — Я тоже буду сильный.
— Да, Лёня, да, Лёня, — зашумел Тополь. — Доброму нужно быть сильным. Потому что добрый своей силой зла не наделает да и от злого защитит. Пожалуйста, будь сильным, будь сильным!
— Буду, — твёрдо ответил Лёня.
В это время в бессчётный раз прилетел Скворец. Он отдал детям слизняка и сел на ветку отдохнуть.
— Полдень. Передышка. Можно и песенку спеть.
И он тут же запел, зачирикал воробьём, зазвенел жаворонком, закудахтал курицей, заскрипел калиткой, залился соловьём… Ведь известно, что скворцы умеют всех передразнивать и все звуки, которые слышат, умеют повторять в своей песенке.
Скворец пустил соловьиную трель и поглядел вниз.
— Ну как, повеселил я вас?
— Повеселил, спасибо! — сказал Лёня.
— Спасибо! — повторила и Аринка.
— А теперь за работу! — крикнул Скворец. И улетел.
— Вот милый какой! — сказала Аринка. — Сколько трудится, а всё весёлый!
— Да ведь настоящим людям труд не в тягость, а в радость. Только лодырям работа всегда в тягость… — прошелестел Тополь.
В это время до них долетел звонкий Фенин голос:
— Ребята, где вы там? Куда пропали?!
— Идём! — крикнул Лёня.
— Бежим!.. — крикнула Аринка.
Они попрощались с Тополем и скворцами. И побежали к Фене.
— Ступайте домой, — сказала Феня, — обедать пора.
За калиткой их встретил Дружок. Он так обрадовался, когда увидел Лёню, что начал прыгать и визжать и всё старался лизнуть его в лицо.
Лёне стало стыдно, он совсем и забыл про своего Дружка!
— А ты до сих пор ждёшь?
— А как же! — радостно пролаял Дружок. — Ведь ты велел дожидаться!
— А если бы я до завтра не пришёл, ты всё и сидел бы и ждал?
— Всё и сидел бы. Ты велел ждать — ну и жду. И неделю ждал бы.
— А если всю жизнь?
— И всю жизнь ждал бы-ы-ы! — проскулил Дружок.
— Что ты, Дружок, всё лаешь да скулишь! — прикрикнула Аринка.
А Лёня ласково погладил его по лбу, по мягким ушам. И Дружок сразу забыл, как долго он ждал Лёню, как было ему жарко, как хотелось пить, как он выл потихоньку и жаловался на Лёню. Его погладили по ушам — вот он уже и счастливый!
— Пойду напьюсь! — весело гавкнул он. И, закрутив хвост, побежал к озеру.
Решение
Лёня встал пораньше и отправился в пионерский лагерь. Лагерь стоял у самой реки, в берёзовой роще.
Лёня ещё не дорос, чтобы носить пионерский галстук, и в лагерь его не брали. Но он хорошо знал туда дорогу. Он вообще знал все дороги вокруг своего села. А почему бы и не знать? Не чужой.
Дружок увязался было за ним, но Лёня велел ему остаться дома. Неизвестно ещё, пустят ли самого Лёню в лагерь. А если пустят Лёню, то неизвестно, пустят ли Дружка. А оставить его у чужих ворот всё-таки опасно. Среди пионеров тоже есть «герои», которым одно удовольствие запустить в собаку камнем или палкой.
Лёня шёл лугом по узенькой, розовой от солнца тропинке. Густая, набитая цветами, трава стояла по сторонам. Ромашки глядели на Лёню жёлтыми глазками, колокольчики кивали ему со всех сторон, маленькие дикие гвоздички вспыхивали, как малиновые искорки, — они очень старались обратить на себя внимание. А белая душистая кашка выбегала на самую тропинку, прямо под ноги.
— Я хоть и не крупная, и не яркая, но зато какой сладкий у меня запах — чувствуешь?
— Всё вижу, — отвечал Лёня, — всё чувствую!
Вдруг он заметил, что по лугу катятся тёплые золотые волны и все цветы поворачиваются в ту сторону, откуда эти волны идут. У Лёни стукнуло сердце.
Он уже видел такие волны, он знал их! Лёня поднял глаза — по лугу в своей золотой одежде тихо шло Солнышко.
— Солнышко, закройся немножко! — закричал Лёня и прикрыл глаза рукой. — Мне глазам больно!
Солнышко достало из овражка, из-под ракитовых кустов кусок утреннего тумана и закрылось.
— Ну, теперь можешь глядеть на меня?
Лёня отнял руку от лица.
— Теперь могу. Только теперь я почти тебя не вижу. Только жёлтое светится что-то.
— Видишь, какой ты! — засмеялось Солнышко. — То закройся, то не вижу. Однако это не беда. Вон бежит мой братец Дождичек, я ему мешать не буду. Каждый должен своё дело делать: я согреваю, он поливает. Я только полюбуюсь на него сквозь туманное облачко.
А по лугу и в самом деле бежал Дождичек. Длинноногий, лёгкий, серебряный. Бежал и поливал траву из большой лейки.
— Тебе поливальную машину пора завести! — крикнул Лёня Дождичку.
— И без машины управимся! — прошумел Дождичек и облил Лёню с головы до ног.
— Эй! Эй! — закричал Лёня и побежал под ракитовые кусты. — Чего озорничаешь!
— Это я тебя поливаю, чтобы ты рос получше! — засмеялся Дождичек и зашумел, зазвенел по ракитовым кустам.
А Солнышко глядело на них сквозь облако и улыбалось.
Лёня весь мокрый стоял под кустами. Дождичек носился по лугу, плясал, поливал всё вокруг. А лейку держал то прямо, то косо, и получалось, что струйки бегут то прямые, то косые…
— Много ещё у тебя там в лейке? — крикнул Лёня. — Что мне тут — до вечера стоять?!
— А хоть бы и до вечера! — откликнулся Дождичек. — Да вот жалко — вода кончается!
Всё тише струйки, всё смирнее Дождик — не остаётся в лейке воды. Солнышко сбросило туманное облако, и всё кругом засверкало, заиграло разными огнями.
— А теперь давай сделаем ему радугу! — сказало оно Дождичку.
— Давай, так и быть!
И тут поднялась в небо семицветная дуга-радуга. Стоит, как высокие ворота, и светится над весёлой зелёной землёй.
— Видишь? — спросило Солнышко.
— Вижу, — ответил Лёня, — всё вижу.
— Вот то-то! А теперь иди по своим делам.
Радуга потихоньку погасла. Дождичек убежал за реку, за лес и скрылся.
А Солнышко взлетело на небо.
Лёня оглянулся ещё раз вокруг, вышел на тропинку и побежал в пионерский лагерь.
Но только он разбежался, как услышал, что его зовут.
— Эй, Алёшка, куда бежишь?
Лёня остановился. Из овражка вышли ребята — его товарищи Федя и Ванюшка. За ними следом показался и Корней.
— Вы где были? На реке? — спросил Лёня.
— На реке, — ответили ребята, — а ты куда?
— В лагерь иду, — сказал Лёня, — хочу физкультурой заниматься.
— А примут? — спросил Федя.
— Если бы приняли, то и я бы, — сказал Ванюшка.
— Попросимся, — сказал Лёня.
— Я тоже пойду, — сказал Корней. — Дурак я, что ли, дома сидеть?
— Пошли!