Волшебный берег — Воронкова Л.
Страница 12 из 19
Волшебный берег (повесть)
— Опять лезешь? — приговаривал Корней. — Забыл, как тебе попало? Ещё получишь горячих! Вот тебе колотушка! Вот тебе другая!
— Получу, получу! — приговаривал Лёня. — А маленьких обижать не дам! Не дам!
Тут спохватились и Федя с Ванюшкой. Они поставили свои банки с земляникой в траву и бросились помогать Лёне.
— На защиту слабых! — крикнул Федя.
— На защиту! — повторил Ванюшка.
— Трое на одного, да? — закричал Корней. И отбежал в сторону.
— Что, испугался? — начал дразнить его Федя.
— Э! Испугался! — подхватил и Ванюшка.
— Я не испугался, — сказал Корней, — а дурак я, что ли, один с троими драться? Очень надо!
— Наелся колотушек, а теперь «очень надо»!
— Кто наелся?
— Ты наелся!
— Я наелся? Ну сейчас и вы наедитесь!
Корней толкнул Ванюшку в одну сторону, толкнул Федю в другую сторону. Ребята сразу упали в траву, а Корней и Лёня снова стали драться. И не успел Лёня опомниться, как уже лежал в траве, носом в крапиву.
— Съели? — сказал Корней. — Сыты? Или ещё добавить? — поглядел на них сверху вниз, сунул руки в карманы, засвистел лихо и пошёл по деревне. А по пути наподдал ногой все их банки и кружки, рассыпал ягоды, да ещё и растоптал.
Лёня поднялся, взял свою кружку с остатками ягод, потёр те места, где болело от колотушек.
— Ещё мало тренировался, — сказал он, — вот пойду в лагерь, к Ивану Андреичу, буду там тренироваться. Тогда посмотрим.
— А кто тебя туда примет? — спросил Ванюшка.
— Как же, так тебя туда и приняли! — проворчал Федя, вылезая из канавы.
— Примут, — сказал Лёня. — Иван Андреич приходить велел.
— А если мы тоже пойдём — примут? — спросил Федя. — Если мы тоже, как ты, защитники слабых?
Лёня посмотрел на своих товарищей. У одного заметно надувалась шишка на лбу, у другого начинала проступать царапина во всю щёку… Да и у самого Лёни, он чувствовал, начинает припухать глаз — наверно, синяк готовится…
— А давайте пойдём! — сказал Лёня. — Попросимся получше. Один-то всех слабых, пожалуй, не защитишь!
Дома Лёня не знал, куда деваться. Лучше бы десять синяков, но только там, где их не видно, чем один синяк на самом виду — под глазом.
— Что-то как у нас светло сегодня! — сказала мать, собирая ужин. — Может, ты, отец, другую лампочку ввернул?
— Да нет, — ответил отец, — это Алексей фонарь зажёг.
Лёня молчал, терпел.
Потом пришла Феня с фермы. Она торопилась обратно, только взяла хлеба и молока. Но, как ни торопилась, разглядела-таки Лёнин синяк.
— О! — усмехнулась она. — С обновкой тебя, защитник слабых!..
Наконец наступила ночь. Лёня лежал и думал. На душе было нехорошо. Вот он и воду носит, и с тенью борется, и на руках подтягивается… А Корней всё-таки его бьёт. Наверно, ничего не получится. Может, бросить всё это?
Бросить! Значит, пусть Корней делает что хочет, а они все только будут на него глядеть?
В это время к Лёне на кровать прыгнул Кот.
— Не спишь? — промурлыкал он.
— Не сплю, — ответил Лёня.
— А можно, я около тебя лягу?
— Ложись, только в ногах.
Кот с удовольствием улёгся на одеяло. Помурлыкал, умылся. А потом опять спросил:
— Не спишь?
— Не сплю.
— Тогда я тебе расскажу хорошую сказку. Слушай… Жила-была хозяйка. Она была добрая. Молоко и сметану на лавке оставляла, никакими крышками не покрывала. Я молочко лакал, сметанку лизал. А хозяйка меня никогда не бранила… Спишь?
— Не сплю.
— Никогда не бранила, да ещё сала давала. Как поешь вкусно, так и бежишь на крышу. Сидим на крыше, поём песни на все голоса. Хорошо, весело. Так и надо жить — сладко есть, мягко спать, ни о чём не заботиться, делать что хочется, в драку за других не лезть, свою шкуру беречь — если, конечно, ты настоящий Кот… Спишь?
Лёня не ответил.
— Спит, — проворчал Кот. — Вот всегда так. Я ему хорошие советы даю, а он засыпает. Никогда, никогда наш Лёня не смог бы стать настоящим Котом!
Рассказ о Мыльном Пузыре
— Вот это да! — сказал Иван Андреич.
Все трое стояли перед ним разукрашенные — у кого синяк, у кого шишка, у кого царапина.
— Дрались?
— Дрались, — ответили все трое в один голос.
— Ребятишек защищали, — объяснил Лёня, — маленьких.
— Трудно мне будет вас всех принять, — сказал Иван Андреич, — посторонним в пионерском лагере быть не положено. Но, если вы Отряд Защитников Слабых… как же вам отказать? Ждите меня здесь.
Ребята уселись на зелёной скамейке и стали ждать. И каждый думал только об одном: примут? Не примут?
Может, и не приняли бы, если бы не Иван Андреич. Но он так убеждал начальника лагеря!
— Нельзя не помочь защитникам слабых. Какие же они будут защитники, если их самих бьют? И где же им набраться силы и уменья защищать других, если они сами слабые? А в школе у них сейчас физкультурника нет и никаких спортивных кружков нет!..
И так Иван Андреич горячо убеждал начальника, что начальник наконец согласился и разрешил принять их в спортивный кружок, в младшую группу. Ведь из всякого правила бывают исключения!
Ребята в кружке были хорошие. Они лишь немного были постарше, все из третьего, из четвёртого класса. А Лёня, Федя и Ванюшка тоже весной перешли в третий. Не велика разница.
Так и стали Лёня и его товарищи ходить на спортивные занятия в пионерский лагерь. Иван Андреич сам занимался с ними. Они бегали, плавали, скакали через верёвочку, подтягивались на брусьях, боролись с тенью…
И каждый раз, пока ребята занимались, Дружок лежал у ворот лагеря и ждал Лёню. Иногда ждал очень долго.
«Что делать? — думал он. — Я — собака Лёни. А раз я собака — моё дело собачье: ждать».
Жарко ему было, пить хотелось, побегать по лесу хотелось. Но он лежал у ворот и ждал. И зато сколько радости было, когда Лёня наконец появлялся перед ним. Дружок прыгал, визжал, лизался. И Лёня никогда не забывал погладить его по лбу и по ушам. За одну эту ласку Дружок мог ждать его не то что час или два, а и день, и ночь, и целую неделю! И даже целую жизнь.
Труднее всего занятия давались Феде. Он был толстоват, и ноги у него были короткие. Подтянуться не мог, в беге отставал, в плавании задыхался…
И каждый раз просил:
— Ребята, помогите!
Это услышал Иван Андреич, посмотрел на него своими внимательными серыми глазами и сказал:
— Каждый должен делать то, что он сам может. И только на себя должен надеяться. А кто на чужую помощь надеется, с тем бывает дело плохо.
И когда наступил у ребят перерыв для отдыха, рассказал им такую историю.
— Вот послушайте, что у нас случилось, когда я был такой же, как вы, и ещё в четвёртом классе учился.
Помню, стоял ненастный день. Дождь с утра. А после дождя грязь, на улицу носа не высунешь.
Чем заняться? Вот я и придумал пускать мыльные пузыри. Выдуваю пузыри один за другим. Они летают у меня по комнате, красивые такие, переливчатые. Ну и, конечно, лопаются.
Но слушайте, что произошло дальше. Выдуваю пузырь. Пора бы ему уже и слететь с соломинки, а он всё больше и больше растёт. Разноцветный весь — и голубой, и жёлтый, и розовый. Все окна в нём отражаются. И я сам отражаюсь. Вот он уже надулся с мою голову. И когда надулся с мою голову, то оторвался и полетел. Я кричу:
— Мама, мама, иди скорей! Посмотри, какой у меня пузырь!
Но маме было некогда, она что-то делала в кухне. А Пузырь сел на подоконник и глядит на меня. Да, да. Представьте себе — круглое лицо у него получилось, щёки розовые, голубенькие глазки. Глядит и улыбается:
— Спасибо, Ваня, теперь я буду на свете жить.
— Как это ты будешь жить? — кричу я. — Ты же Мыльный Пузырь!
— Ну и что же? — усмехнулся он. — А ты думаешь, мало Мыльных Пузырей на свете? Немало. И живут неплохо. До свиданья!
Я хотел его схватить. Да не тут-то было. Пузырь подскочил и вылетел в окно.
— До свиданья! Может, ещё встретимся! — крикнул он.
Я как сумасшедший выскочил на улицу. Смотрю, а мой Пузырь уже взлетел над сиренью и скрылся в соседнем саду.
Мама вышла на крыльцо, смотрит на меня:
— Что это с тобой?
— Пузырь улетел. Где же он теперь будет?
— Как — где? Лопнет, да и всё.
«Хорошо, если лопнет…» — думаю себе. А уж маме ничего не говорю. А что говорить? Разве она поверила бы, что Пузырь со мной разговаривал?
Прошло три дня. Наступило воскресенье. В этот день у нас, у ребят, было назначено состязание — кто скорей переплывёт реку. Вот и собрались мы, поселковые ребята, разделись, выстроились на берегу…
Вдруг с бугра бежит какой-то мальчик, кричит:
— Эй, подождите! Я тоже буду соревноваться!
Мы, конечно, рады:
— Давай становись!
Подбегает этот мальчишка, становится с нами в ряд.
— Ты откуда? — спрашиваем.
— Я из совхоза.
— А чей?
— Чей-ничей, не ем кирпичей. Мыльников я.
Я гляжу на него. Где же это я его видел? И вдруг узнаю! Да ведь это мой Пузырь! Глазки голубенькие, щёки розовые… «Тьфу ты, — думаю, — что же это такое мне мерещится?»
Тут вожатый нам скомандовал:
— Прыгай!
Мы все разом прыгнули, поплыли.
Я плыву, а сам на Мыльникова поглядываю. Гляжу, чего же он покачивается на воде у берега, а плыть не плывёт? Покачивался-покачивался, а потом вдруг как ракета мимо меня! И вот уж на том берегу!
Пока мы плыли, пыхтели, фыркали, а он уже обсох на травке. Все ребята начали его хвалить. Прямо до небес превозносят: вот так пловец, вот так удалец!
А я молчу. И всё думаю: «Если он человек, как все, то как же он мог в один миг реку перелететь?»
Тут мне один маленький парнишка Вовка и говорит:
— Вы ничего не видели, а я сидел на берегу и всё видел. Вы плывёте, а Мыльников у берега бултыхается, совсем плавать не умеет. Так и бултыхался бы. Но подул ветер, подхватил Мыльникова и прямо на тот берег умчал!
— Что ты мелешь? — говорю ему.
— Ничего не мелю. Ветер его перетащил!
Выслушал я это и думаю: «Да, это мой Мыльный Пузырь. Но как докажешь?» Решил рассказать ребятам. А они меня на смех.
— Ты, — говорят, — просто ему завидуешь!
Я чуть не заплакал от обиды.