В конце ноября
Страница 6 из 19
В конце ноября (сказка-повесть)
Долина была уже совсем близко: за углом. Но Онкельскрут чувствовал, что воскресенье еще не наступило. Он ушел из дома в пятницу или в субботу. Конечно, он не вытерпел и написал прощальное письмо:
«Я ухожу своей дорогой и чувствую себя отлично, – писал он. – Я слышал все, о чем вы говорили целую сотню лет, ведь я вовсе не глухой. К тому же я знаю, что вы то и дело веселились потихоньку от меня всю дорогу».
Подписи он не поставил.
Потом Онкельскрут надел пижаму и гамаши, поднял с пола свою корзиночку, отворил дверь и запер ее, оставив за нею все свои сто долгих лет, исполненный силы, которую ему придавали жажда путешествий и его новое имя. Он пошел прямо на север к счастливой долине, и никто из обитателей домишек на берегу залива не знал, куда он ушел. Красно-желтые листья кружились у него над головой, а вдалеке на холмы обрушился осенний ливень, чтобы смыть остатки того, что ему не хотелось помнить.
8
Визит Филифьонки в Муми-дол был ненадолго отсрочен – она никак не могла решить, надо ли ей пересыпать вещи антимолью или нет. Дело это непростое: сначала нужно все проветрить, выколотить и вычистить и так далее, не говоря уже о самих шкафах, которые надо вымыть с содой и с мылом. Но стоило Филифьонке взять в лапы щетку или тряпку, как у нее начинала кружиться голова и тошнотворное ощущение страха возникало в желудке, поднималось и застревало в горле. Нет, заниматься уборкой она больше не могла. После того, как мыла то окно. «Так дело не пойдет, – подумала бедная Филифьонка, – моль сожрет все мои вещи!»
Она не знала, сколько времени будет гостить в долине. Если ей там не понравится, она не останется надолго. Если будет хорошо, почему не задержаться на месяц? А если она проживет там целый месяц, всю ее одежду за это время успеет прогрызть моль и прочая дрянь. Она с ужасом представляла себе, как их маленькие челюсти прогрызут себе ходы в ее платьях, коврах, вообразила, как они обрадуются, добравшись до ее лисьей горжетки!
Вконец измученная сомнениями, она взяла чемодан, набросила на плечи горжетку, заперла дом и отправилась в путь.
От ее дома до Муми-дола было совсем недалеко, но к концу пути чемодан оттянул ей лапу, словно камень, а сапоги стали сильно жать. Она поднялась на веранду, постучала, немного подождала и вошла в гостиную.
Филифьонка с первого взгляда заметила, что здесь давно никто не убирал. Она сняла с лапы хлопчатобумажную перчатку и провела лапкой по выступу на кафельной печи, оставив белую полоску на сером. «Неужели такое возможно? – прошептала взволнованная Филифьонка, и по спине у нее поползли мурашки. – Добровольно перестать наводить порядок в доме…» Она поставила чемодан и подошла к окну. Оно тоже было грязное. Дождь оставил на стекле длинные печальные полоски. Лишь увидев, что шторы на окнах спущены, она поняла – семейства муми-троллей не было дома. Она увидела, что хрустальная люстра укутана в тюлевый чехол. Со всех сторон на нее повеяло холодом опустевшего дома, и она почувствовала себя бессовестно обманутой. Филифьонка открыла чемодан, вынула из него фарфоровую вазу – подарок Муми-маме – и поставила ее на стол как немой упрек. В доме стояла необыкновенная тишина.
Филифьонка ринулась вдруг на второй этаж, там было еще холоднее – застоявшийся холод в летнем помещении, запертом на зиму. Она распахивала одну дверь за другой – шторы во всех комнатах были опущены, повсюду царили пустота и полумрак. Филифьонка испугалась еще сильнее и начала открывать стенные шкафы. Она попробовала было открыть и платяной шкаф, но он был заперт. Тогда она разъярилась и принялась колотить по шкафу обеими лапами, потом побежала дальше, к чулану, и рванула дверь.
Там сидел маленький хомса, обхватив лапками большую книгу. Он испуганно таращил на нее глаза.
– Где они? Куда они подевались? – закричала Филифьонка.
Хомса положил книгу и отполз к самой стене, но, принюхавшись, понял, что незнакомка не опасна – от нее пахло страхом. Он ответил:
– Я не знаю.
– Но я приехала их навестить! – воскликнула Филифьонка. – Я привезла им подарок, прекрасную вазу. Не могли же они уехать куда-то, не сказав ни слова!
Маленький хомса только мотал головой и таращил на нее глаза. И Филифьонка ушла, сильно хлопнув дверью.
Хомса Тофт пополз на свое место, сделал себе новую удобную ямку и снова стал читать. Книга была очень большая и толстая, но без конца и без начала, страницы в ней пожелтели, а края обгрызли крысы. Хомса не привык читать, и потому каждую строчку одолевал ужасно долго. Он надеялся, что книга расскажет ему, куда уехала семья муми-троллей и где она сейчас находится. Но книга рассказывала совсем о другом – об удивительных зверях и темных лесах, и ни одно название в этой книге не было ему знакомо. Хомса и знать не знал, что глубоко-глубоко в морской пучине живут радиолярии и последние нумулиты. Один из нумулитов совсем не похож на своих родственников, сперва он был немного похож на Ноктилуку, а после стал ни на кого не похожим. Он, как видно, совсем маленький, а когда пугается, становиться еще меньше.
«Однако нам не следует удивляться, – читал Тофт, – наличию этой редкой разновидности группы Протозоя. Причина ее своеобразного развития не поддается тщательному изучению, но имеется основание предполагать, что решающим моментом условий ее жизни является электрический заряд. Очевидно, в период ее возникновения электрические бури были частым явлением, поскольку, как мы описывали выше, в послеледниковый период горные цепи подвергались систематическим воздействиям непогоды и расположенное вблизи море получало электрические заряды».
Хомса отложил книгу. Он не понял толком, о чем в ней говорится, да и фразы были ужасно длинные. Но все эти странные слова казались ему красивыми. К тому же у него никогда еще не было своей книги. Он спрятал ее под сетью, лег и стал размышлять. На потолке под разбитым окном спала, повиснув вниз головой, летучая мышь. Издалека доносился визгливый голос Филифьонки – она обнаружила хемуля.
Хомсу Тофта все сильнее клонило ко сну. Он попробовал было рассказать самому себе про счастливую семью, но у него ничего не получилось. Тогда он стал рассказывать про одинокого зверюшку – маленького нумулита, который был немного похож на Ноктилуку и любил электричество.
9
Мюмла шла по лесу и думала про себя: «Как прекрасно быть Мюмлой! Мне так хорошо, что лучше и быть не может».
Она любовалась своими длинными лапами и красными сапожками, гордилась своей затейливой мюмлинской прической: ее светло-оранжевые, блестящие и прямые волосы были собраны в узел на макушке и походили на луковицу. Она шла по низинам и горам, ступала по глубоким ложбинкам, которые дождь превратил в зеленые подводные сады. Она шла быстро и иногда подпрыгивала, чтобы почувствовать, какая она тоненькая и легкая.
Мюмла спешила. Ей захотелось навестить свою младшую сестру Мю, которую уже довольно давно удочерила семья муми-троллей. Наверно, она все такая же серьезная и злая и умещается в корзинке для шитья. У самой долины Мюмла увидела Онкельскрута, который сидел на мосту и удил рыбу. На нем были пижама, гамаши и шляпа. В лапе он держал зонтик. Мюмла никогда не видела его близко и теперь рассматривала с любопытством. Он был до удивления маленький.
– Я знаю, кто ты, – сказал он. – А я не кто иной, как Онкельскрут. Мне известно, что ты веселишься все ночи напролет, у тебя до утра горит свет!
– Думай, что хочешь, – бесшабашно ответила Мюмла. – Ты видел малышку Мю?
Онкельскрут вытащил удочку и проверил крючок. Рыба не клевала.
– Так ты видел Мю? – громче повторила Мюмла.
– Не кричи, – шикнул на нее Онкельскрут. – У меня прекрасный слух. Ты распугаешь всю рыбу, и она уплывет!
– Она уже давно уплыла, – засмеялась Мюмла и побежала дальше.
Онкельскрут фыркнул и спрятался глубже под зонтик. В его ручье было всегда полным-полно рыбы. Он поглядел вниз. Вода бурлила под мостом и была похожа на блестящую разбухшую массу. Она поднимала со дна тысячи затонувших предметов, которые мелькали перед глазами и уносились прочь, мелькали и уносились прочь… У Онкельскрута зарябило в глазах, он зажмурил их, чтобы увидеть свой ручей – прозрачный ручей с песчаным дном и юркими серебристыми рыбками…
«Что-то тут не так, – с беспокойством подумал он. – Мост настоящий, тот самый мост. Но я сам какой-то другой, совершенно новый…» И с этими мыслями он уснул.
Филифьонка сидела на веранде, укутав лапы в одеяла. У нее был такой вид, будто ей принадлежала вся долина, а она вовсе не радовалась этому.
– Привет! – сказала Мюмла. Она сразу же поняла, что дом пуст.
– Добрый день, – ответила Филифьонка холодно-вежливо, это была ее обычная манера в обращении с мюмлами. – Они уехали, не сказав ни слова. Хорошо, что хоть дверь не заперли.
– Они никогда не запирают, – заметила Мюмла.