Царевна — лягушка

Страница 2 из 3

Солнышко ещё не взошло, а ковёр уж готов.
Вот пришли все три брата к царю, принесли каждый свой ковёр. Царь прежде взял ковёр у старшего царевича, посмотрел и молвил:
— Этим ковром только от дождя лошадей покрывать! Принял от среднего, посмотрел и сказал:
— Только у ворот его стелить!
Принял от Ивана-царевича, взглянул и сказал:
— А вот этот ковёр в моей горнице по большим празд­никам расстилать!
И тут же отдал царь новый приказ, чтобы все три царе­вича явились к нему на пир со своими жёнами: хочет царь посмотреть, которая из них лучше пляшет.
Отправились царевичи к своим жёнам.
Идёт Иван-царевич, печалится, сам думает: «Как пове­ду я мою квакушку на царский пир?..» Пришёл он домой невесёлый. Спрашивает его квакушка:
— Что опять, Иван-царевич, невесел, ниже плеч буйну голову повесил? О чем запечалился?
— Как мне не печалиться! — говорит Иван-царевич. — Батюшка приказал, чтобы я тебя завтра к нему на пир привёз…
— Не горюй, Иван-царевич! Ложись-ка да спи: утро ве­чера мудренее!
На другой день, как пришло время ехать на пир, квакуш­ка и говорит царевичу:
— Ну, Иван-царевич, отправляйся один на царский пир, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром — не пугай­ся, скажи: «Это, видно, моя лягушонка в коробчонке едет!»
Пошёл Иван-царевич к царю на пир один. А старшие братья явились во дворец со своими жёнами, разодеты­ми, разубранными. Стоят да посмеиваются:
— Что же ты, брат, без жены пришёл? Хоть бы в платочке её принёс, дал бы нам всем послушать, как она квакает!
Вдруг поднялся стук да гром — весь дворец затрясся-зашатался. Все гости переполошились, повскакали со своих мест. А Иван-царевич говорит:
— Не бойтесь, гости дорогие! Это, видно, моя лягушон­ка в своей коробчонке едет!
Подбежали все к окнам и видят: бегут скороходы, скачут гонцы, а вслед за ними едет золочёная карета, тройкой гнедых коней запряжена. Подъехала карета к крыльцу, и вышла из неё Василиса Премудрая — сама как солнце ясное светится. Все на неё дивятся, любуют­ся, от удивления слова вымолвить не могут.
Взяла Василиса Премудрая Ивана-царевича за руки и повела за столы дубовые, за скатерти узорчатые…
Стали гости есть, пить, веселиться. Василиса Премуд­рая из кубка пьёт — не допивает, остатки себе за левый рукав выливает. Лебедя жареного ест — косточки за пра­вый рукав бросает. Жёны старших братьев увидели это — и туда же: чего не допьют — в рукав льют, чего не доедят — в другой кладут. А к чему, зачем — того и сами не знают.
Как встали гости из-за стола, заиграла музыка, нача­лись пляски. Пошла Василиса Премудрая плясать с Ива­ном-царевичем. Махнула левым рукавом — стало озеро, махнула правым — поплыли по озеру белые лебеди. Царь и все гости диву дались. А как перестала она плясать, всё исчезло: и озеро, и лебеди.
Пошли плясать жёны старших царевичей.
Как махнули своими левыми рукавами — всех гостей забрызгали; как махнули правыми — костями-огрызками осыпали, самому царю костью чуть глаз не выбили. Рас­сердился царь и приказал их выгнать вон из горницы.
Когда пир был на исходе, Иван-царевич улучил минутку и побежал домой. Разыскал лягушечью кожу и спалил её на огне.
Приехала Василиса Премудрая домой, хватилась — нет лягушечьей кожи! Бросилась она искать её. Искала, искала — не нашла и говорит Ивану-царевичу:
— Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты ещё три дня подождал, я бы вечно твоею была. А теперь про­щай, ищи меня за тридевять земель, за тридевять морей, в тридесятом царстве, в подсолнечном государстве, у Ко­щея Бессмертного. Как три пары железных сапог изно­сишь, как три железных хлеба изгрызёшь — только тогда и разыщешь меня…
Сказала, обернулась белой лебедью и улетела в окно.
Загоревал Иван-царевич. Снарядился, взял лук да стрелы, надел железные сапоги, положил в заплечный мешок три железных хлеба и пошёл искать жену свою, Ва­силису Премудрую.
Долго ли шёл, коротко ли, близко ли, далёко ли — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — две пары железных сапог износил, два железных хлеба изгрыз, за тре­тий принялся. И повстречался ему тогда старый старик.
— Здравствуй, дедушка! — говорит Иван-царевич.
— Здравствуй, добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?
Рассказал Иван-царевич старику своё горе.
— Эх, Иван-царевич, — говорит старик, — зачем же ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе её и сни­мать было! Василиса Премудрая хитрей-мудрей Кощея Бессмертного уродилась, он за то разгневался на неё и приказал ей три года квакушею быть. Ну, да делать нече­го, словами беды не поправишь. Вот тебе клубочек: куда он покатится, туда и ты иди. Иван-царевич поблагодарил старика и пошёл за клу­бочком. Катится клубочек по высоким горам, катится по тёмным лесам, катится по зелёным лугам, катится по топ­ким болотам, катится по глухим местам, а Иван-царевич всё идёт да идёт за ним — не остановится на отдых ни на часок. Шёл-шёл, третью пару Железных сапог истёр, тре­тий железный хлеб изгрыз и пришёл в дремучий бор.