Темная комната — Попов В.

Страница 11 из 26

Тёмная Комната (повесть)

— …А где Смирнов? — оглядывая класс, спросил Игнатий Михайлович.
— Он отсутствует! — опередив дежурного, вскочил я. — Он, наверное, заболел! Можно мне навестить его?
— Что… прямо сейчас? — Игнатий Михайлович изумлённо посмотрел на меня, и мой вид его, вероятно, напугал. — А что с ним?
— Он в бесконечность упал! — пробасил Маслёкин, пытаясь всех рассмешить или хотя бы поднять настроение.
— Он дома сейчас? — спросил Игнатий Михайлович.
— Да, — сказал я, всей душой надеясь, что это именно так.
— Ну иди, — сказал Игнатий Михайлович.
Я выскочил из класса. На широкой мраморной лестнице чуть было не столкнулся с директором — он испуганно отстранился и посмотрел на меня с удивлением.
«Рухнула моя школьная карьера!» — мелькнула мысль.
Я вбежал в наш двор, глянул на стекло тёмной комнаты (оно красиво отражало белое облачко), поднялся по Гагиной лестнице, походил, остывая, на площадке… если всё в порядке — тьфу-тьфу! — нечего своим видом сеять панику!
Осторожно позвонил. Раздалось бряканье замков — и по лицу Гагиного отца я сразу понял, что худшие предположения подтверждаются.
— Нет? — сразу спросил отец и тут же махнул рукой: — Ну ясное дело.
Мы вошли в их комнату. Мать, подняв голову, поздоровалась со мной.
— Ты в школу заходил? — спросила мать. Я кивнул.
— Да ты соображай хоть, что спрашиваешь! — закричал Гагин отец. — Ведь крюк-то не поднят на двери, как он мог в школу уйти, если крюк на двери не поднят? Может, и не впускала ты его вчера вечером?
— Да что я, ненормальная, что ли? — закричала Гагина мать. — Спала уже, услышала звонок, пошла, подняла крюк, впустила его. И снова крюк опустила.
«Что они говорят? — подумал я. — У них сын пропал, а они повторяют — крюк, крюк!»
— Так значит… он в квартире где-то сейчас? — подсказал я.
Мать вздрогнула. Отец гневно отмахнулся рукой.
— Где в квартире-то? Скажи лучше, что не впускала его вчера, не удосужился появиться твой сынок! А теперь выгораживаешь его, а зачем? — Отец в основном нападал на мать, я как-то оказывался тут ни при чём.
— Да впускала я его!
— Прекрати! — Отец грохнул по столу.
«Да-а… понимаю теперь, почему Гага так в тёмную комнату стремился!» — подумал я.
— Вот вы говорите «крюк», — осенило вдруг меня. — А как же сосед ваш, кочегар, к себе попадал, когда поздно приходил?
— А это уж не наше дело! — ответила мать. — Мы закрывали дверь на крюк и ложились спать! Как он там попадал — не наше дело.
— Так, выходит, ещё какой-то вход в вашу квартиру имеется?
Отец и мать Гаги испуганно застыли.
Чувствовалось, мысль о том, что как-то можно пробраться в их квартиру, их пугала гораздо сильнее, чем исчезновение сына.
— Так где ж ход-то? — засуетилась мать. — В его комнате, что ли?
— Ну да! — сказал отец. — Видно, из кочегарки есть ход, прямо в комнату его. Мы-то спокойно думали себе, что он в кочегарке ночует каждый раз, а он преспокойно к себе в комнату пробирался!
— Но ведь к себе же! — робко проговорил я.
— Так у нас же общая квартира! — грозно проговорила мать. — Если он сам тайком проходил, — значит, и дружков каких угодно мог приводить!
До них пока что не доходила мысль, что их сын мог уйти этим ходом, их целиком занимало то, что кто-то мог войти в их квартиру. «Да-а! Понимаю Гагу!» — ещё раз подумал я.
— Жаль, что кочегар этот непонятный… комнату свою, наверно, запер… а то поглядели бы мы, что это за ход! — с угрозой проговорил отец. — Да и не одни, а с милицией да с понятыми! — добавил он.
«Ну и люди! — подумал я. — Совсем уже забыли о том, что сын их исчез!»
— Да не закрыта вовсе комната его, — буркнул я, пытаясь дать им понять, куда исчез их Гага, но они коршунами впились в меня.
— А ты откуда знаешь?! — хором проговорили они. — Сам, стало быть, через лазейку к нам в квартиру проникал? Говори! — Они схватили меня за плечи.
— Нет, через лазейку в квартиру не проникал! — пытаясь усмехнуться, выговорил я. — Но вот через квартиру в «лазейку» пытался проникнуть.
— А! — Гагин отец отмахнулся от моих слов как от бессмысленной болтовни (для них важно было лишь то, что касалось проникновения в «их» квартиру). — Надо квартуполномоченного вызвать, да заколотить комнату его, да запечатать! Чтоб никому неповадно было ходом этим пользоваться!
— Но там же… Гага! — выговорил я. — Как же он вернётся?
— В дверь пусть возвращается, как все люди! — сказала мамаша. — А лазейками только воры пользуются, с которыми он, видно, связался! — Она почему-то злобно глянула на меня.
Дальше спорить с ними было бесполезно.
— Так что в школе сказать, где Смирнов? — спросил я.
— Скажи, из дому убежал! — сказал Гагин папаша.
— Прощайте! — сказал я, вышел из их комнаты и быстро и бесшумно пошёл к комнате кочегара. Тихо, стараясь не скрипнуть дверью, вошёл туда, остановился перед распахнутой дверью в тёмную комнату.
«Так. Кое-что понятно, — подумал я. — Не доказано ещё, имеется ли в тёмной комнате выход в другие галактики, но что она тайной лестницей соединяется с подвалом — это теперь понятно. Так что Гага, вернее всего, не в другом времени и пространстве пребывает, а просто в подвале заблудился. Тоже не такое уж приятное дело, но всё же лучше в подвале заблудиться, чем в бесконечности!»
И я вошёл в тёмную комнату… Долго и медленно ходил там, вытянув руки, нашаривая ногой путь перед собой, и вот нога моя вдруг оступилась, голова встряхнулась, зубы лязгнули… Так! Действительно — углубление в полу! Первая ступенька! Стоя на ней одной ногой, я присел, стал другой ногой нащупывать следующую ступеньку… страшно было опускать свою собственную ногу в неизвестность! Есть! Вторая ступенька неожиданно оказалась чуть сбоку, лестница спускалась и поворачивалась, была, видимо, винтовой. Я спустился на вторую ступеньку, на третью. Сердце стучало в горле. Я спускался в сырость и в холод… в подвал… или куда-то в новую неизвестность?
Как я уже, кажется, говорил, время в темноте изменяется. Сколько я спускался по этой лестнице? Не знаю! Казалось, очень долго.
Наконец я вступил на ровный — теперь уже каменный — пол. Ура! Значит, действительно есть лестница и комнаты в подвал. Самая большая радость: когда возникает что-то вдруг в твоей голове, поначалу кажется дикостью, а потом вдруг подтверждается! Я теперь понимал, какое ликованье испытывает учёный, когда один на всём свете вдруг представляет что-то, а потом это что-то находит, именно такое, как представлял!
Так и с лестницей — сначала я придумал её, а потом она действительно обнаружилась, в полной тьме!
Я пошёл вперёд по тёмному коридору. Коридор этот, как я чувствовал по запаху, был уже знакомый, почти домашний, — тот самый, что вёл от кочегарки к тёмному залу. Я шёл уже быстро и небрежно, почти не протягивая руки вперёд, — ну что может быть неожиданного в этом коридоре, можно сказать, уже родном? А вот и родная бездна: повеяло оттуда холодом, волосы зашевелились.
Взял я фонарик в зубы, повис на краю обрыва… Тогда-то мы хоть с верёвки прыгали — всё-таки не так высоко! Пошарил — может, найду нашу верёвку? Не нашёл! Ну что ж, хочешь не хочешь, а надо прыгать! Я разжал пальцы и полетел вниз, волосы развевались!
Приготовился в воду плюхнуться, заранее сжался от холода, но вместо того трахнулся вдруг ступнями о каменный пол! Весь скелет перетряхнуло!
«Вот так! — подумал я. — Ушла отсюда вода! Другая геологическая эпоха тут наступила. И я это открыл! Большой успех юного учёного!» — Я стал от радости хохотать, и со всех сторон гулкое эхо пришло: значит, не бесконечный этот зал, имеет стены! Это ещё больше приободрило меня!
Пошёл вперёд. Приятно: твёрдый камень под ногами, иногда в темноте блеснёт маленькая лужица. Потом вдруг увидел перед собой круглую колонну, долго смотрел на неё, потом понял: та самая труба с крышкой-люком наверху, на котором мы отдыхали, когда плыли!
Дальше двинулся, пешком идти гораздо быстрее оказалось, чем плыть. Вот и стена передо мной поднялась. Поискал по стене, нашёл впадины, которые мы вырубили, вот они: всё знакомое и родное!
Но где же тут Гага? Куда исчез?
— Га-а-а-га-а-а! — я завопил.
Только эхо, и то далеко не сразу, ответило мне… Куда же запропастился он, тут вроде и заблудиться-то негде?!
Полез по стене вверх. Всё привычно уже.
Взобрался, передохнул.
Дальше коридор пошёл, тоже уже знакомый, со знакомым уже запахом: холодом пахнет, запустением, пылью.
И как и помнил я, за поворотом свет показался: тёмный прямоугольник, обведённый лучистой щелью… дверь!
Добежал до неё, толкнул — она со скрипом открылась! Всё, как и в прошлый раз, — даже неинтересно! Над дверью высокая крепостная стена нависает, впереди — узкая полоска песка, ивовые кусты у воды. Переплыл воду на плавающем столе, как тогда, когда мы с Гагой сюда пришли…
Но где же он? Куда исчез?
Посмотрел я на «окна в землю» — старые оранжереи, на фундамент старого дома, заросший цветами, — всё так же, как и тогда… Но где же Гага сейчас, вот загадка!
И стёкла, и кирпичи многозначительно молчали.
Я дальше пошёл, на небольшую горку поднялся и там трамвай увидал — обыкновенный трамвай тут ходил, номер 11!
И, дождавшись обыкновенного этого трамвая, я сел на него и минут через десять входил уже в наш двор.
Гагина мать смотрела в окно на меня, и по лицу её я понял, что ничего не изменилось.
Я пошёл к себе домой, в прихожей посмотрел в зеркало — и ахнул! Вот, оказывается, почему все в трамвае смотрели на меня с таким изумлением! Поседел! Совершенно поседел! Я провёл ладошкой по голове — и поднялось белое облачко… штукатурка! Вот оно что!
Я собрался было пойти в школу, ещё можно было поспеть к последнему уроку, но потом решил всё-таки остаться. Ведь если Гага появится, — в первую очередь, ясно, ко мне придёт!
Я походил нервно по комнате, уселся к столу. Учёба (я, конечно, извиняюсь) не лезла в голову. Я переложил себе на стол толстую зеленоватую пачку журналов «Нива», стал, усмехаясь, — всё-таки есть что-то смешное в прошедшем времени! — читать рекламные объявления, окружённые рамочками и виньеточками, — читать сейчас что-либо более серьёзное я не мог.
«Известна ли вам парфюмерия «Идеал»?
«Незнакома, — подумал я. — Но охотно познакомлюсь!»
Ниже — распущенные волнистые волосы красивой девушки служили рамкой такого объявления:
«Перуин» идёт навстречу желанию всех людей иметь РОСКОШНЫЕ ВОЛОСЫ и освобождает людей от столь тягостного выпадения волос».
Замечательно!
«Бритвы отличной шлифовки и лучшей стали. Безопасные бритвы «Стар». Полные бритвенные наборы! Иллюстрированный каталог высылаю бесплатно».
«Пока ещё не бреюсь, — подумал я. — Но буду иметь в виду!»
«Гематоген д-ра ГОММЕЛЯ!
Слабые или уставшие в учении дети, нервные и переутомившиеся, легко раздражающиеся! Аппетит увеличивается, душевные и телесные силы повышаются, вся нервная система усиливается!»
Вот это для меня в самый раз!
«Лучшее средство для истребления крыс и мышей!»
Вот это ни к чему!
«САМОКРАСЯЩИЕ ГРЕБЁНКИ «ФОР» красят волосы в любой цвет. Стоимость — 2 р. 50 коп.».
Вот такие штуки хорошо бы иметь! На одном уроке я появляюсь абсолютно чёрный, на другом — ослепительно рыжий! Бешеный успех, в том числе и у Ирки Роговой!
«Машинка для МАССАЖА ЛИЦА изобретателя Генриха Симмонса».
Тоже неплохо иметь такую вещь! Тебя вызывают к доске, а ты деловито так говоришь: «Одну минуту! Сейчас я только закончу массаж лица!»
Огромная узорчато-фигурная цифра «4», к ней пристроена надпись. Получается, стало быть, следующее:
«Уже 4 поколения опытных хозяек стирают мылом А. Д. Жукова».
Нет, нынешние поколения хозяек, насколько мне известно, мылом Жукова не стирают!
Ниже — красавец с усами до ушей и подпись:
«Остерегайтесь подделок! УСАТИН А. ГЕБГАРДТА!
Даёт всяким усам удивительно изящную форму и сохраняет глянец и мягкость. Даже самые маленькие усы делаются большими и густыми. Флакон стоит 1 руб.».
Да-а… не слабо! Появись я с такими усами в школе — это была бы сенсация!
«За этими и другими покупками обращайтесь на склад ТОВАРИЩЕСТВА ПАРФЮМЕРНОЙ ФАБРИКИ провизора А. М. Остроумова. Караванная, 16».
Тут я выронил журнал, расклеенные странички рассыпались.
Караванная, 16! Это же наш дом! Наша улица называлась раньше так — Караванная! По ней, видимо, шли караваны и везли товары!
Самокрасящие расчёски! Флаконы с «Усатином»!
И ещё — я прочитал на поднятой с пола странице:
«Гармонии однорядные»!
«Пишущие машинки „Идеал″».
«Атласы звёздного неба».
«Пианино фабрики „Оффенбахер″».
Интересно, из верблюдов состояли караваны или не только из них?!
— Бабушка! — Я побежал с листочками журнала на кухню. — Оказывается, в нашем доме был склад «Товарищества парфюмерной фабрики провизора А. М. Остроумова»!
— В нашем доме много чего было! — невозмутимо проговорила бабушка, снимая пену с бульона.
— Но как же! — закричал я. — Этого же никто не знает! Я первый это открыл!
— Да, может, кто-нибудь и знает, но, вернее, забыли уж все! — вздохнула бабушка. — Что пять-то лет было назад — многие не помнят, а тут — целых восемьдесят лет прошло. Уж некому и помнить!
Ну, колоссально, что это я узнал! Куда же Гага запропастился? Я бегал по двору, пытаясь что-то разглядеть в окнах тёмной комнаты, но там, как и обычно, была тьма.
Тут я разглядел ещё одну удивительную вещь в нашем доме: окно первого этажа, за которым жили Маслёкины, было вовсе не окном, а дверью до самой земли, которую Маслёкины, правда, никогда не открывали. Понятно теперь, что это за дверь: как раз через неё провизор Остроумов продавал желающим «Перуин», «Гематоген доктора Гоммеля», «Самокрасящие гребёнки „Фор”», «Машинки для массажа лица», «Усатин А. Гебгардта».