Сказки мышонка Сухарика — Волкова С.
Страница 2 из 18
Сказки мышонка Сухарика: Цикл «Дед Полешко»
МЫШКА ПРОКОПЬЕВНА И ПОЛОСАТЫЙ
Шесть котят у Василисы. Пять серых белолапых, а шестой — Полосатый. Пять смирных, послушных, а шестой — озорной. Бабка Анфиса Полосатого за уши трясет: за маятник цеплялся, ходики оборвал. Дед Полешко Полосатого за шиворот тащит: табак рассыпал, кисет разорвал. Мышка Прокопьевна на Полосатого с жалобой:
— Он меня, Прокопьевну, Укропьевной дразнит!
Взяла кошка Василиса полотенце, отхлестала своего Полосатого.
— Не цепляйся за маятник! Не дергай кисет! Не дразни Укропьевной нашу Прокопьевну!
Полосатый вырвался, на улицу выбежал, на крышу залез. На крыше труба, из трубы дым столбом, вскарабкался Полосатый по столбу и очутился на небе. Бежит по небу пушистое облако. Полосатый к нему:
— Давай играть!
Тронул пушистое облако лапой — из облака пух во все стороны. Увидела это грозовая туча, нахмурилась. Загремел гром, пошел дождь. А Полосатый и рад. За дождевые нитки цепляется, дергает. Весь дождик запутал, в клубок замотал. Дождик и перестал. Протянулась по небу пестрая радуга. Катается по ней Полосатый, кувыркается, точно на бабкином половике. Только недолго радуга в небе стояла, скоро растаяла. Негде кувыркаться. И облака сторонятся, боятся. Скучно стало на небе. Прибежал Полосатый туда, где дым, — к Анфисиной трубе. Слез вниз, молока напился и уснул до вечера.
Вечер настал, в двери — стучат.
— Открывайте, это мы, соседские коты. Дома ваш Полосатый?
— Дома. Где ему быть?
— Мы пришли его бить. Луны в небе нет. Нам, котам, без Луны не живется, по крышам не лазается и не поется.
Вышел Полосатый:
— Я Луну не брал!
— И пушистое облако не ты растрепал? И дождь в клубок не ты смотал?
Кошка Василиса послушала, с гвоздя полотенце сняла. Бабка Анфиса прут принесла. Идет дед с ремнем. Коты рукава засучили.
— Мы так не уйдем!
Только Пашутке Полосатого жалко: надо Луну искать, надо мышку Прокопьевну звать.
— Помоги, Прокопьевна!
— Выручай, Прокопьевна!
А Прокопьевна из чулана: «Не буду помогать! Не стану искать! Он меня, Прокопьевну, Укропьевной зовет».
Искали Пашутка с Полосатым Луну. Искали, искали, пока не устали.
Соседские коты от двери не уходят.
Кошка Василиса полотенце не уносит.
Стоит дед Полешко с ремнем.
Ждет бабка Анфиса с прутом.
Помоги, Прокопьевна!
Выручи, Прокопьевна!
Мы искали в самоваре,
Мы искали в чайнике,
Мы искали в кадке,
Искали в умывальнике,
В поддувале и в трубе,
Нет Луны нигде.
В поддувале — зола,
В трубе — дым и сажа.
Помоги, Прокопьевна,
Отыскать пропажу.
Сжалилась мышка Прокопьевна, надела очки с одним стеклышком. Весь дом и весь двор обошла, а Луны не нашла. Прячет глаза:
— И на старуху бывает проруха.
А соседские коты от дверей не уходят…
Кошка Василиса полотенце не уносит…
Стоит бабка Анфиса с прутом…
Ждет дед Полешко с ремнем…
Вздохнула Прокопьевна, ушла в свой чулан. Назад пришла с плошкой. В плошке огарок от старой Луны, закопченный, заплывший.
— Только и свету было в чулане, — жалеет огарок Прокопьевна. А сама трет огарок золой, чистит огарок песочком. Заблестел огарок от старой Луны ярче нового месяца.
Ушли коты домой не пустые — с Луной.
Ушел дед Полешко с ремнем.
Ушла бабка Анфиса с прутом.
Кошка Василиса полотенце повесила.
Опять Полосатому весело!
Побежал Полосатый к Прокопьевне в темный чулан.
— Мышка Прокопьевна, я в чулане с тобой посижу. Я глазами тебе в темноте посвечу.
СОСНОВЫЕ САНКИ
Сделал дед Полешко для Пашутки санки. Санки новые, сосновые, полозья березовые. Ухватился за них Пашутка, обрадовался.
— Погоди, — говорит дед Полешко, — я колокольцы подвешу.
Подвесил дед Полешко к санкам колокольцы. Не простые колокольцы, колокольцы-самозвонцы. Колокольцы звенят, чего Пашутка хочет, то и санкам велят.
— Везите меня, санки, до самой Теплой горки.
Зазвенели-запели бубенцы-самозвонцы:
Сосновые санки,
что вы стоите?
На Теплую горку
Пашутку везите!
Тронули с места сосновые санки, через всю деревню со звоном промчали. У Теплой горки встали.
Сосновые санки, что вы стоите?
В горку, как с горки, Пашутку везите!
Тронули с места сосновые санки — на Теплую горку одним духом взлетели. Ребятишки, что внизу были, еще до полгорки не добрались, а сосновые санки уже снова вниз летят.
Охота ребятам на них прокатиться. Обступили Пашутку.
— Вели бубенцам-самозвонцам, чтоб мы все, сколько есть, в твои санки уселись.
— Надо больно! — задрал Пашутка нос. — Я сейчас с Вороньей горы кататься поеду.
Ребята не верят.
— Далеко до Вороньей горы. За деревней, за лесом Воронья гора. Возле самой Луны.
— А мои санки до нее одним махом домчат. Да что до Вороньей горы! До самой Луны! Не верите? Я вам шапку с Луны привезу. Вон ту, что с краю чернеется.
Зазвенели-запели бубенцы-самозвонцы, и скрылись из виду сосновые санки. Через деревню, через лес пролетели. На Воронью гору одним духом взлетели. На Вороньей горе сосны стоят. На корявой сосне вороны сидят. Не знают вороны, что нужна Пашутке шапка та, что на Луне. Думают: нужно ему гнездо на корявой сосне. Налетели на Пашутку вороны. Черными крыльями машут, острыми клювами клюют. Сбили с санок, в сугроб повалили.
Вылез Пашутка из сугроба. Где сосновые санки? Искал-искал и не нашел. Задрал голову вверх — до Луны рукой подать. Лунная шапка совсем рядом чернеет. Полез в гору Пашутка, да быстро устал. Не привык в гору лазить.
Ребята уже беспокоиться стали, когда он наконец к Теплой горке спустился. Без санок, без шапки. И ту, что с Луны хотел снять, — не достал. И свою в сугробе потерял. Ох, и досталось Пашутке от бабки Анфисы. Спрятался Пашутка за поленницу — плачет. Вдруг из поленницы знакомый голос:
— Не плачь, Пашутка, будут тебе новые санки. Новые, сосновые, полозья березовые. Только без бубенцов.
Назавтра встал Пашутка чуть свет — новые санки готовы. Побежал Пашутка на Теплую горку.
Ох, высока ты, Теплая горка! Не зря тебя Теплой прозвали. Лезет Пашутка в гору, тянет новые санки. Жарко ему, будто в бане. Ну наконец-то добрался! Сел на сосновые санки и вниз покатился. Запел в ушах ветер. Чудится Пашутке — бубенцы-самозвонцы звенят. Звенят-выговаривают:
Все равно я домчу до Вороньей горы!
Все равно я достану до самой Луны!
И санок с собой брать не стану,
А шапку с Луны достану!
Оглянулся Пашутка: не слышит ли кто? Нет никого. Только внизу, под горкой, у него во дворе дед Полешко стоит, рукавицей машет.
ТРАВА-ЛЕБЕДА
В огороде Анфиса грядки поливает, а Пашутка в траве-лебеде у забора играет. Жарко в огороде Пашутке, скучно. А одного его бабка на речку не пускает. Пашутка вздыхает: «Был бы я маленьким гусенком, отодвинул бы в заборе дощечку, в щель прошмыгнул и убежал на речку». Шепчет Пашутке трава-лебеда:
— Что же тут такого? Нужно только сказать гусиное слово. Повторяй вслед за мной, за травой-лебедой: «Слово шипучее, слово гусиное, словно шея у гуся, длинное-предлинное, был я Пашуткой, бабкиным внучонком, преврати меня в гусенка в белой рубашонке».
Повторил Пашутка все слово в слово и превратился в гусенка в белой рубашонке. Отодвинул в заборе дощечку, шмыгнул в щель — и на речку. По реке селезни плавают, важные, в жемчуга, в изумруды разряжены. А серые утки по берегу ходят, на коромыслах воду из озера носят. Бережно несут, ни капли не расплещут. У них в камышах сад, а в саду растет виноград.
Плавает гусенок в белой рубашонке, ныряет. Важные селезни его не обижают, камешками изумрудными, жемчугами забавляют.
Вдруг слышит Пашутка, шепчет ему с огорода трава-лебеда:
— Жарко мне, траве-лебеде. Сухо мне. Принеси мне в ведерке водицы напиться.
Думает гусенок в белой рубашонке: пойду попрошу у серых уток ведерко. Пришел. Серые утки Пашутку в сад приглашают, спелым виноградом угощают.
— Нравится тебе, гусенок, наш сад? Вкусен ли наш виноград?
Опять зовет Пашутку, шепчет трава-лебеда:
— Жарко мне, траве-лебеде. Сухо мне. Принеси хоть в клюве водицы напиться.
Набрал гусенок в клюв воды, тут задела его крылом стрекоза. Прытка, быстра стрекоза, будто коза.
— Давай, гусенок, в пятнашки поиграем. Только, чур, я, стрекоза, первая пятнаю.
Заигрался Пашутка со стрекозой. Поздно вечером вернулся домой.
Стоит у порога гусенком. Как теперь превратиться в мальчонку? Пошел в огород, туда, где трава-лебеда. Повяла от жары трава-лебеда, полегла.
— Трава-лебеда, а как из гусенка мне превратиться? Ты ведь мне не сказала.
Ничего трава-лебеда не ответила, будто и не слыхала.
Не пошел Пашутка гусенком в дом, до утра дрожал под лопухами. Встал чуть свет, нашел в огороде ведерко — и на речку. Легко было ведерко, когда был Пашутка мальчонкой. Ох и тяжело ведерко для маленького гусенка! Едва до огорода доковылял, но воду всю донес, не расплескал.
Стал гусенок траву-лебеду поливать. Солнышко встало, в воде веселая радуга заиграла. Поднялась трава-лебеда, прошептала:
— Радуга-дуга, дай дождя!
Поднялась радуга в небо. Расписным коромыслом над речкой повисла. На коромысле два полных ведра. Пролился из ведер проливень-дождь. В речку пролился, на траву-лебеду, на бабкины грядки.
В дождевую лужу Пашутка глядит: «Все в порядке! И не надо никакого слова! Не гусенок я больше — стал Пашуткой снова!»
А уж бабка Анфиса дождику рада! Ей огород поливать не надо.
Бабка Анфиса Пашутку простила, первой морковкой его угостила.
— Страница 2 —