Сказ про Игната — хитрого солдата — Привалов Б.
Страница 16 из 22
Сказ про Игната — хитрого солдата (сказка)
У стен Оловянного королевства наземь опустились.
Пришли к Долдону во дворец.
Король от удивления слова молвить не может. Принцесса прибежала, оловянными очами на зверей уставилась.
— Как же, — спрашивает она, — солдатик, ты уцелел, здоровым-невредимым вернулся?
— Перво-наперво, — ответил Хитрый Лапоть, — нужно всегда помнить: за правое дело — стой смело. Никого не бойся, а сам смекай…
— Трубите, всех на площадь зовите! — приказал король. — Будем моих оловянных людей оживлять-веселить!
Всех людей с оловянными очами согнали на площадь.
Медведь-плясунок плясал так, что Хитрый Лапоть чуть со смеху не умер.
Но оловянные очи короля, принцессы и всех их подданных оставались такими же скучными, словно незрячими.
Потом Конёк-горбунок кувыркался в воздухе, гонял облака, летал, как хвостатая звезда, над королевством — никто даже оком в его сторону не повёл.
Вышел на площадь Кот-говорунок, такие мур-муры развёл — хочешь не хочешь, а заслушаешься.
Только людям с оловянными очами это всё ни к чему — как лежали, так и лежат, в небо плюют и мух не ловят.
Рассердился Хитрый Лапоть.
— А вот у нас в деревне, — сказал он зверям, — таким, как вы, мастерам, был бы почёт и уважение. А здесь что — тоска оловянная, тьфу!
— А где твоя деревня? — спросил Медведь-плясунок.
— Деревня моя, — вздохнул Хитрый Лапоть, — стоит среди рек быстрых, среди лесов дремучих, среди полей чистых…
И как принялся солдат рассказывать о своей деревне, так не только сам король с принцессой, но и все люди с оловянными очами оживились. Окружили солдата, слушают.
— Где ж эта красота ненаглядная? — спрашивает Конёк-горбунок.
— В Русской земле, на родине моей, — отвечает солдат.
— А что такое родина? — спросила принцесса.
— Родина там, где человек родился, где всё для него самое дорогое… сказал солдат да и чуть язык не прикусил. Вот же что самое дорогое родина! Как это он сразу-то не додумался — ведь на столбе том, что меж дорог стоял, так и написано было: «Самое дорогое потеряешь»! Значит, родину эти люди потеряли-забыли! Вот и стали у них очи пустые, незрячие, сами оловянными сделались…
Эх, как же им без родины-то тяжко!
И начал Хитрый Лапоть о родине своей сызнова рассказывать, да так красиво, да с таким пылом и жаром, что растопил всё олово в сердцах и очах. Потеплели люди, встрепенулись. Каждый о своей родине вспомнил. И домой заторопился.
И не стало больше Оловянного королевства.
А Хитрый Лапоть забрал весёлых зверей и дальше пошёл — дело для солдата везде сыщется…
О солдате этом и доселе во всех местах, где он бывал, сказки сказывают, песни поют. Тут и сказке конец, пускай веселится наш добрый молодец…
* * *
Когда все разошлись, бабка Ульяна уложила спать Игната и Якова-Дурынду на лавки.
— Не шагать же Якову на ночь глядя в своё село, — бормотала бабка, хоть и холуй Спирькин, а всё же мужик работящий.
И полезла сама на печь, к Стёпке.
А глухой ночью, когда все крепко спали, Дурында выкрал из потайного места у дверной притолоки заветную расписку и отнес её Спирьке.
— Эх, и посчитаюсь же я теперь с солдатиком! За всё посчитаюсь! И за мельницу, и за коня, и за подати! Шкуру с него спущу! — захрипел Чёрт.
Потом осмотрел бумагу внимательно, убедился, что это именно та расписка, не подменённая, и сжёг её на свече. А пепел в землю затоптал.
— Тебе, Дурында, за это десять рублей было положено, — сказал он, и змеиные глазки его злорадно блеснули, — но ты мне должен пятнадцать, так что за тобой пять…
— Когда же это я должен был? — удивился Дурында.
— Я лучше помню, — усмехнулся Спирька. — И молчи, не перечь, а то скажу солдату, кто его обокрал, уж он из тебя чучело гороховое сделает и на огород поставит… Пошёл отсюдова, пока не позовут! Иди к Игнату, ложись снова на лавку и спи, будто и не знаешь ничего!..
10. Как заварилась каша
Солдат даже из топорища нашу сварить может.
Из старинной побасенки
ак только зашло солнце, поднялся тихий ветерок, и чуткие, залатанные и перелатанные крылья мельницы ожили. Ветер крутил крылья, они вертели колесо-ворот, а оно тащило толстую пеньковую верёвку. Верёвка тянулась вниз, к омуту. К ней привязаны были бадейки. Бадейки черпали тёплую, нагретую за день солнцем воду, верёвка тянула их вверх к полю. Вода сливалась в жёлоб. Оттуда ручей, журча и бурля, нёсся к иссохшей, морщинистой земле. А опустевшие бадейки, покачиваясь на верёвке, уже снова ползли вниз за водой, словно кружась в бесконечном хороводе.
Когда ветер затихал, замирали крылья мельницы, останавливался весь круговорот. Слышно было, как капает в реку вода с бадеек, как они поскрипывают, раскачиваясь, на верёвке.
Смотреть на «машину» собирались по вечерам все крестьяне со всего стоеросовского удела. Они сидели — кто на берегу, кто возле жёлоба, а кто под мельницей — и уважительно, с удивлением и радостью глядели на ручей, текущий в поле.
Приехали взглянуть на Игнатову придумку и Парамон со Спирькой. Поп и Чёрт прокатились на своём возке взад и вперёд — для важности, — потом слезли, осмотрели со всех сторон вместе с Игнатом и Савушкой «машину».
— Ежели что вырастет — половина урожая моя! — сказал Спирька. — Чья мельница-то? А? Ну так вот…
Игнат усмехнулся:
— Сочтёмся. Цыплят по осени считают.
— Не беспокойся, Игнатик, сочтёмся, придёт час, — подхватил Парамон и ощерился в беззвучном смехе, — ох, сочтёмся!
Спирька-Чёрт хрипло крикнул:
— Но, трогай!
Братья укатили, а пыль ещё долго стояла на дороге.
— Пусть потешатся, — говорил Спирька, лениво погоняя лошадей, — не половину, а всё у них заберу, до зёрнышка. Ежели ничего земля не уродит, то крыши с изб поснимаю, а своё возьму!
— Игнатик себе на уме, да мы похитрее его! — Поп Парамон почти мурлыкал от довольства. — Дурында твой молодцом — теперь солдатику худо будет. Расписочку хвать-похвать — ан ищи ветра в поле! Князь залютует батогами Игнатика до смерти забьёт, а мы от всего отопрёмся…
— Мечтал солдатик нас погубить, княжеской милости добиться, с его руки перстень получить, а получит кандалы! — захихикал Спирька.
— Перстень? — Поп Парамон вскрикнул так громко, что лошади от испуга припустились рысью. — Перстень, Спирька! Вот что Игнатик у князя украл! Перстень!
— Тебя опять дурманом-травой опоили? — натягивая вожжи и сдерживая лошадиный бег прошипел Чёрт. — Заговариваешься!
— Охо-хо! — радостно ударил поп ладонями по коленям. — Да не держи лошадок, погоняй поскорее, у меня в горнице разговоры разговаривать сподручнее… Хоть поле пустое, да и у него уши есть.
Поп и Чёрт даже попадью в свой план не посвятили. Девчонку Аринку со двора прогнали, чтоб не подслушала ненароком.
Они сидели на лавке одни в горнице, пили брусничный квас и, то и дело сталкиваясь головами, шептались.
— Коль только князь — батюшка хватится своего перстня любимого, сказал поп, — мы скажем:
«Вот Игнат-солдат отгадчик, всё знает, всё видит… Коня боярского отыскал лихо! Пусть он и перстень разыщет».
— С конём-то он нас обманул, подсмотрел. Савка болтал, что видел его в тот вечер в лесу, а перстня солдату не найти вовек, — хрипло зашептал Спирька, и его змеиные глазки загорелись зелёным пламенем.
— А ежели найдёт всё же? — беспокойно спросил поп.
— Как же он найдёт, — хихикнул Чёрт, — ежели Дурында перстень этот в солдатской же избе и спрячет?
— Охо-хо! — только и охнул поп. — Лихо удумал!
— А место только мы будем знать, — торопливой скороговоркой продолжал Спирька. — Нагрянем вместе с князем в избу, перстень найдём… Что вору Игнашке будет за то?
— Хо-хо-хо! — восторженно загоготал поп и, покосившись на дверь, за которой сидела попадья, прикрыл рот. — Сочтёмся же мы с Игнатиком! Отведём душу!
И вдруг сразу стал серьёзным:
— А Дурында нас Игнатику не продаст?
— Что с тобой, Парамон? — Спирька отодвинулся от брата, посмотрел на него удивлённо. — Кто Дурынду унизил, с ног сбил? Солдат. У мельницы кто опозорил парня? Солдат. За что его Дурынде любить? За то он солдата и погубил, расписку умыкнул. Ну, а ежели теперь солдатик про Дурынду правду узнает, кто первый голову сложит? Дурында. Вот и получается: ему ходу от нас нет.
Спирька сжал оба кулака, показывая, как крепко он держит Дурынду в руках.
— Ты меня скорей продашь, чем Дурында, — Вздохнул Спирька.
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — отмахнулся поп. — Мы с тобой братья кровные, друг за друга в ответе.
— Завтра ночью, — продолжал Спирька, — князь-батюшка поедет к мельнице машину смотреть, потом на усадьбу вернётся. Нужно перстень у князя взять, солдатика в усадьбу позвать. Дурында в это время перстень в избе схоронит. Тут и кража объявится. Солдатика к князю призовут, велят ему отыскать пропажу, хе-хе-хе!
— От одной беды Игнатик бежал, да в другую попал, — ощерился поп. Господи спаси его и помилуй!
— Солдатика скорее убрать нужно, — озабоченно произнёс Спирька. Вот-вот Голянский вернётся, а за ним и сам граф Темитов пожалует… Надобно так дело повести, чтоб к графову приезду солдатского духу у нас не было… А то он надумает что-либо, дело нам испортит…
…На следующую ночь Спирька сделал всё, как задумал.
Князь Стоеросов поехал к мельнице сразу после сна, испив лишь кринку холодного молока. Долго осматривал нехитрый механизм.
— Мудрено, мудрено, — бормотал он. — Легче воду снизу на коромыслах таскать! Как наши деды делали… Помню, в старые времена… Эх!
Князь уехал вместе с Парамоном, а Спирька придержал лошадь и приказал:
— Игнат, в усадьбу иди! И ты, Дурында, тоже!
…Во дворе усадьбы, как обычно ночью, было людно и шумно.
Пылала печь в кухне-флигеле: готовила князю обед.
Вышел навстречу солдату Спирька — видно, нарочно поджидал, высматривал.
— Рано пришёл, солдатик, — засипел он, пяля на Игната свои немигающие глазки. — Подожди, пока князь-батюшка откушать изволит. Натощак уж больно он грозен.
— Я тоже, когда голодный, так мне под руку не попадайся! — весело молвил Игнат. — Ладно, доложи, что, мол, солдат являлся да пошёл спать.
— Что ты, что ты! — замахал ладошкой Спирька. — Это ты, солдатик, у себя — как хочешь, а в гостях — как велят. Помни, куда пришёл. Свой обычай и норов за дверью оставляй, к чужим не носи.
— Чужим? — Брови Игната удивлённо поползли вверх. — Так тут же наш край, русский!
— Край-то русский, да дом не твой, — прохрипел Спирька. — Хе-хе, какой барин отыскался! Жди, тебе приказано! А то ночью князь за тобой пошлёт, из избы вытащим!
— Ладно, подожду, — согласился Игнат. — А ты мне загадку пока разгадай. Сколько ни ешь, не убавится, а ещё больше прибавится? Что сие означает?
Спирька закатил глазки, пожевал губами, потом плюнул на землю:
— Тьфу! Только мне и дела твои загадки отгадывать! Да и не может того быть: еда-то всегда меньше становится, ежели её ешь!
Игнат сделал пол-оборота влево и сказал:
— На отгадки ты. Чёрт, слабоват. А вот я пойду на кухню отгадку есть.
— Нет здесь твоей отгадки! — захрипел Спирька. — Меня не проведёшь!
— Раки это! — усмехнулся Игнат и пристукнул своим железным посохом. Раков чем больше ешь, тем больше скорлупы остаётся… Ух, когда раков варят, как положено, так за версту чуешь!.. Дух — как от трав лесных. Вот я рачков-то княжеских и попробую.
— Для тебя, что ли, варят? — захрипел Спирька и метнулся к кухне, словно его подхватил порыв ветра. — Эй, повара! Солдату раков не давать. Если кто его кормить будет, сгною!
— Наговорил столько, что и в шапку не соберёшь, — улыбнулся Игнат. Не спеши, коза, все волки твои будут.
— Сызнова загадка? — насупился Спирька-Чёрт.
— Нет, пословица. — Брови Игната зашевелились, нависли над глазами. А вот тебе и притча.
Как жук свою судьбу узнаёт, ведаешь?
— Нет мне охоты с тобой лясы точить, — пробормотал Спирька, но с места не тронулся.
Игнат вдохнул пряный запах, струящийся от котла, в котором варились раки.
— Так вот, Чёртушко, слушай да смекай… Жук-усач ложится на дорогу, в самую пыль, и лежит там до заката. Ожидает: наступит на него кто или нет? Переедет его колесо телеги или минет? Если жука раздавят — значит, такова его худая судьба. Ежели жив останется — значит, хорошая судьба.
— К чему ты это, солдатик? — Спирька старался заглянуть под брови, разглядеть выражение глаз Игната.
— К тому, что человек не должен глупому жуку уподобляться, — сказал Игнат. — Ждать да догонять — хуже дела нет на свете. Сей момент не повара меня, а я княжеских поваров кормить буду. Кашу сварю из топора. Едал такую?
— Пустое слово как солома: много местом, да мало весом, — пробормотал Спирька.
— Эх, даже топор сварить не знаете как?! Дремучие лапти! Прикажи дать мне котёл с водой да торор, — продолжал Игнат. — Я вам чудо это сотворю!
— Эй, повара! — прохрипел Спирька. — Слыш-ка: дать солдату котёл.
— Воды в котёл налейте, — добавил Игнат. — Воды жалеть — каши не видать. И котелок — вот этот, который поменее.
Игнат поставил котёл на огонь. Спирька покрутился возле, попробовал зачем-то лезвие принесённого для варки топора и засеменил к князю — о солдатской новой выходке рассказывать.
Игнат опустил в котёл с водой топор.