Сказ про Игната — хитрого солдата — Привалов Б.
Страница 15 из 22
Сказ про Игната — хитрого солдата (сказка)
— Садись, — сказал Козёл, — отведай моих блинков. Хороши ли?
Хитрый Лапоть поставил ружьё в угол, снял ранец — и к столу.
Взял первый блин — кислота одна, словно и не тесто ешь, а лист щавелевый. Второй блин — ещё хуже. Но ничего — ест. Солдат, ежели он голодный, камни есть может.
Козёл бородой трясёт, смотрит на солдата:
— Каковы мои блинцы? Сам жарил-парил!
— Блин как блин, — говорит Хитрый Лапоть, — к нему — сметанки, так не хуже, чем у короля Долдона, пир у нас был бы.
Слово за слово, рассказал солдат про королевскую службу.
— Помочь я тебе могу, — сказал Козёл. — Мой брат, Конёк-скакунок, тебя на остров Буян доставит. Но служба за службу: убей моего врага. Серого Волка с железными когтями. Живёт он на том краю леса, идти к нему через гору высокую, через овраги глубокие.
— Солдат везде пройдёт, — сказал Хитрый Лапоть, макая блин в сметану.
— Знай ещё вот что, солдат, — продолжал Козёл, — Волка этого простая пуля не берёт. А какой пулей его убить можно — то мне неведомо. Волк колдун злой. Был он у своего отца любимый сын.
Да только сам же отца сгубил и стал в волчьем царстве-государстве царём…
Наутро Хитрый Лапоть вышел в поход на Серою Волка.
Миновал он овраги глубокие, много раз вниз срывался, вконец измученный к горе подошёл.
Стоит гора высокая — в небо уходит. Отдышался солдат, полез на неё. Лез, лез, руки ободрал, лапти разбил — ан, глядь, он на том же месте, откуда лезть начал!
— Почему ты мне, гора-горища, дороги не даёшь? — спросил солдат. Ведь я с тобой подобру-поздорову, а ежели воевать начнём — тебе худо придётся.
— А что ты со мной сделаешь? — спросила гора.
— Дело простое — запруду на оврагах да речках построю, воду напущу, сказал солдат, — пусть подмывает да рушит… Закачаешься, поползёшь, рассыпешься… А я воде помогу — порохом тебя рвать буду.
Гора от испуга дрогнула — поняла, что с солдатом русским шутки плохи. Расступилась и пропустила солдата. Вышел он прямо к волчьему логову. Вокруг все деревья железными когтями израненыи-изорваны. В земле от волчьих лап ямы, как колодцы.
«Видно, большой зверюга, этот Волк Серый, — подумал Хитрый Лапоть. — С ним нужно ухо востро держать!»
И солдат взял ружьё наизготовку.
Волк, однако, первым приметил солдата и зарычал:
— Иди-ка поближе, я на тебя погляжу. Ишь храбрый какой выискался!
— Вылезай-ка сам лучше наружу, — ответил солдат. — Из норы и мышь кошке грозить может!
Вылез Волчище. Хитрый Лапоть аж ахнул:
Волк с быка ростом, пасть — как печь чёрная, из неё дым валит.
— Смерти не боишься, солдат? — спросил Волк и лязгнул зубищами.
— Кто смерти боится, не велика птица, — ответил Хитрый Лапоть. — А вот кто жизнь полюбил, тот и страх загубил.
Прицелился из ружья, выстрелил Волку прямо в голову.
Дым развеялся — глядь, а Волк стоит жив-невредим и скалит зубищи, словно смеётся.
— Стреляй, стреляй, — рычит, — мне любо, когда пули по шерсти бегут, словно меня гребнем чешут.
Осерчал Хитрый Лапоть: что ж, выходит, он двадцать пять лет стрелял, а стрелять не выучился?
— Экий я лапоть! Забыл, кто ты есть. Убью я тебя сейчас, серый разбойник, поганой пулей, как солдаты предателей да изменщиков убивают, сказал Хитрый Лапоть и на пулю плюнул — никакие чудеса тому не помогут, в кого эта пуля попадёт.
Зарядил солдат ружьё. Волчище к прыжку изготовился, да двинуться не успел: сразила его поганая пуля прямо в сердце. Тут колдуну-предателю и смерть!
Зашагал солдат назад. Гора расступилась, солдата пропустила.
Через овраги глубокие, берега скользкие солдат пробрался к избушке на курьих ножках, на бараньих рожках.
А у Козла за столом сидит Конёк-скакунок. Конь что огонь: что ни шерстинка, то серебринка.
— Ты, солдат, моего сводного брата Коня из королевской конюшни на волю отпустил, — сказал Конёк-скакунок. — И я тебе помогу, чем могу.
— Отнесёт он тебя на остров Буян, — растолковал Козёл солдату, — прямо ко дворцу, где и Медведь-плясунок, и Кот-говорунок, и Конёк-горбунок живут. А уж добывай этих затейников сам.
Взял солдат у Козла блинов в дорогу, сел на Коня-скакунка, подумать не успел, как на острове Буяне очутился.
Кругом океан-море лежит, по нему корабли плывут. А сам остров — что рынок во время ярмарки: народу тьма, медные трубы трубят, а им хор колокольный отвечает. Те, колокола, которые поменьше, звонят так: «Винца бы нам, блинца бы нам!»
Которые погуще, те по-иному: «А кому платить, а кому платить?»
Третьи, самые большие, своё гудят: «Мужику, мужику-у-у…»
А все вместе так трезвонят: «Деньги сюда к нам! Деньги сюда к нам!»
Писаря, сидельцы в лавках, ярыжки кабацкие, торговый люд, потешные люди, гости заморские — кого только нет! Совсем солдат завертелся бы в омуте этом, ежели бы не Конёк-скакунок.
Конь вьюном вился среди лавок, телег, обозов. Выскочил на дорогу к дальнему замку.
У ворот замка сидел великан. Голова его была вровень с башней. Как вздохнёт — ветер кругом свистит. И только слышно вверху — щёлк-щёлк, будто орехи кто на небе колет. И верно, скорлупа с башни сыплется.
— В этом замке, — сказал Конёк-скакунок, — сокровища царя Гороха спрятаны-замурованы. А это великан Недрёманное Око. Он никогда не спит, замок сторожит. В башне у него орехи насыпаны. Видишь, скорлупа сыплется… Ты попробуй в замок пройти, а я тебя здесь подожду…
Хитрый Лапоть бочком-бочком — к воротам. Совсем уже подобрался, как вдруг сверху забором упала ладонь великанская. Замер солдат.
И великан прогудел сверху:
— Ещё раз пойдёшь сюда — голову раскушу, что орех!
Да ка-а-ак щёлкнет пальцем по солдату!
А палёц у Недреманного Ока толстенный — в колодец ежели воткнуть, так заткнет его как раз, во какой палец!
От этого щелчка Хитрый Лапоть летел чуть не до самого базара.
Встал, отряхнулся.
— Ладно, великан так великан, — сказал солдат, — не с такими справлялись…
Конёк-скакунок говорит ему:
— Помни, мы до вечера должны обратно в Оловянном царстве быть, иначе я волшебства своего лишусь и снова обычным конём стану.
— Не в службу, а в дружбу, — отвечает солдат, — сделай ты мне вот чего: слетай в русское царство-государство, возьми два пушечных ядра и приноси сюда. А потом видно будет, авось и управимся до вечерней зари.
Конёк-скакунок заржал, гривой-хвостом тряхнул, только его и видели.
Хитрый Лапоть присел на травку, ждёт-пождёт Конька. Великан всё орехи щёлкает, глаз с солдата не сводит. Солнце уже к морю клонится. Тут и Конёк-скакунок появился. Грива в пене, хвост в репьях — ядра принёс.
— Поторапливайся, солдатик, — говорит, — а то солнце на закат пошло. Не успеем ускакать — навечно тут останемся.
— Эй, служивый! — крикнул снизу от ворот Хитрый Лапоть великану. — А я тебе орехов принёс, наших русских. Попробуй разгрызи-ка!
— Давай! — говорит великан и ладонь свою широкую, как сани-розвальни, протягивает.
Солдат вкатил ему одно ядро чугунное на ладонь, кричит:
— Щёлкай на здоровье! Только, чур, уговор: ежели с трёх раз первый орех не раскусишь — в замок меня пустишь. А второй орех не раскусишь назад меня выпустишь.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся великан. — А ежели раскушу, тогда и твою голову, как орех, щёлкну! По рукам?
Что делать? Согласился Хитрый Лапоть.
Положил великан Недреманное Око ядро на зуб, хотел щёлкнуть — ан нет, ничего не выходит. Он второй раз, посильнее зубы сжал — щёлк! — только это не ядро щёлкнуло, а зуб великанский сломался.
— Как русский орешек — не по зубам? — спрашивает солдат.
— Погоди, ещё третий раз за мной, — говорит великан.
И всё сызнова — только теперь другой зуб выскочил, великан от боли волком завыл.
Делать нечего — пропустил солдата в замок.
А солнце уже по самому морю катится, вот-вот начнёт заходить. Бежит солдат по замку, а комнат там что деревьев в лесу. И в каждой — сокровища несметные. Как тут отыскать Конька-горбунка, Медведя-плясунка, Кота-говорунка?
«Если есть тут кто живой, — решил Хитрый Лапоть, — то он непременно откликнуться должен на нашу пляску русскую, солдатскую».
Отложил в сторонку ружьё, ранец да как начал плясать — только камни-самоцветы кругом дрожат-сверкают да подмигивают.
Танцует солдат да сам тебе подпевает:
Эх ты, барыня-сударыня в лаптях,
Ты скажи зачем-откудова пришла!
И впрямь: откуда ни возьмись, появились звери затейные, в дверях стали, на солдата смотрят.
Мохнатый Медведь-плясунок — глаза весёлые — сразу приплясывать начал; то вприсядку, то колесом пройдётся.
Конёк-горбунок сам махонький, а хвост у него золотой по всей комнате волочится.
А Кот-говорунок — красавец писаный! Один глаз у него жёлтый, другой голубой. Сам, словно гусь, серый. Шерсть долгая, да лёгкая — пух прямо. Ушки на макушке, ходит, ко всем ластится, песни урчит-поёт.
— Звери мои дорогие, затейные-шутейные, — взмолился Хитрый Лапоть, недосуг нам разговоры разговаривать: едем в Оловянное королевство, людей от скуки-докуки выручать!
— Это далеко-о-о, — урчит Кот-говорунок, — за мор-мор-море-океан… Я воды боюсь.
— Так вы же тут взаперти у царя Гороха сидите, никакого толку от вас нет! — говорит солдат.
А там люди оловянными совсем уже стали… Вы же их спасёте!
— Как же мы отсюда выйдем? — спрашивает Медведь-плясунок, а у самого все четыре лапы ходуном ходят. — Великан нас поймает и в яму посадит, на цепь.
— Бр-р-р! — зафырчал Кот-говорунок. — В яме холодно, мокр-р-р-о…
— Это моя забота, как я вас отсюда вызволю, — сказал Хитрый Лапоть. Поспешайте!
А солнце уже наполовину за море ушло. В окно видно — Конёк-скакунок волнуется, из ноздрей огнём пышет, копытом землю роет.
Подошли солдат и звери к воротам.
— Как пришлись тебе по нраву русские орешки-щёлканцы? — спросил Хитрый Лапоть великана.
— Ох, раскусил я твой орешек, — ответил Недреманное Око. — Вон он, ох…
Возле ворот лежало разгрызенное пополам чугунное ядро, всё щербатое, во вмятинах — здорово, видно, великан над ним потрудился. А рядом пни костяные валялись — зубы великаньи поломанные, расколотые.
— Дорого тебе встал первый орешек, — сказал солдат. — Да вон второй лежит, ты его попробуй хотя бы надкусить…
И солдат подкатил к великану Другое ядро.
— Да мне уж кусать-то нечем, — прошамкал великан. — Один зуб остался.
— Это уж не моя забота, — сказал Хитрый Лапоть. — Уговор дороже денег — выпускай меня из замка.
Солнце уже вот-вот за море уйдёт — одна горбушка осталась над водой.
Сел Хитрый Лапоть на Конька-скакунка, Кота в ранец положил. А Медведь-плясунок на Коньки-горбунка уселся, хвостом горбунковым повязался.
Взвились кони в небо сизое и сгинул с глаз остров Буян, словно и не было его никогда.