Сказ про Игната — хитрого солдата — Привалов Б.

Страница 14 из 22

Сказ про Игната — хитрого солдата (сказка)

Подскакал на пегой толстоногой и пузатой лошадке Спирька. Увидел лежащего без чувств Игната, обрадовался. Серое лицо Чёрта порозовело, тонкие губы растянулись в улыбке. Плётка, которой он погонял лошадёнку, забила дробь по сапогу.
На Спирькиной груди сверкал квадратный бороденный жетон, полученный от князя. Поэтому Спирька презрительно посматривал на медаль, висящую на кафтане Игната: дескать, и мы не лыком шиты — имеем награды и отличия!
— Много он накопал? — хрипло спросил Спирька Дурынду.
Дурында обвёл рукой часть поля, покрытую сетью канав, стукнул себя в грудь:
— Всё я сделал… Готово!
— Готово-то готово, да сделано бестолково, — не открывая глаз, сказал Игнат.
— Это ты копал? — стараясь разобраться в случившемся, спросил Спирька. — А он что делал?
Дурында как мог рассказал Спирьке об условии спора, про то, как хитрый солдат пытался его, Дурынду, обмануть и как у солдата ничего из этого не вышло.
— Меня не проведёшь! — радостно пробасил Дурында и снова стукнул себя кулаком в грудь.
— Ох и остолоп! — прохрипел Спирька и вытянул парня по спине плёткой. — Дурында ты и есть!
Чёрт ещё раз ударил парня и ускакал.
Онемевший от удивления и боли Дурында остался на дороге, и пыль от копыт на мгновение скрыла его от Игната, Савушки, деда Данилки.
— Жалко его, — сказал Игнат, садясь на траву. — Яков парень-то неплох. Работящ, да доверчив очень.
— Чужой ум хорош, а свой лучше, — молвил дед. — Он под Спирькину дудку пляшет, вот и доплясался.
Когда пыль осела. Дурында протёр глаза и пошёл к мельнице. Лицо его было растерянным и удивлённым.
Он молча сел рядом с Игнатом и дедом.
— Не туда иди, куда дорожка ляжет, а куда ум-разум подскажет, — сказал Игнат. — Вот ты, Яков, сам на свой крючок и попался. Опозорился, как швед под Полтавой.
Игнат, глядя в голубые простодушные глаза Якова, растолковал, что произошло.
— Ты прихвостень Чёртов! — вставил дед Данилка. — Спирька тобой вертит, как пожелает. Тьфу, смотреть тошно!
Яков со всем соглашался, кивал головою.
До захода солнца Игнат и Яков помогли Савушке, Василию, Демиду и другим мужикам наладить ворот и бадейки. Подождали ветра, но его не было, и крылья мельницы были неподвижны.
Уже начали прилетать крикливые галки, располагаться в привычных местах.
— Идите! Вечеряйте! — сказал Савушка, едва перекрикивая галочий грай. — Будет ветер — приходите хоть ночью! Посмотрим, что вышло!

9. Сказка о Хитром Лапте

…У сказочника-баюна всегда красно слово за щекой припасено…
Из скоморошины
Бабка Ульяна и Стёпка приготовили вернувшимся с мельницы мужикам всё, что только можно было найти в доме. Даже грибы, которые Савушка сегодня принёс Ульяне, и те уже были сварены, пожарены. После еды все вышли из избушки, расселись, разлеглись кто где — на старых поленницах, на завалинке, а то и прямо на тёплой, прогретой за день солнцем земле.
Ай во боре, во боре
Стояла там сосна,
Зелена-кудрява…
напел Василий тихо.
А остальные подхватили:
Ехали бояре,
Сосну ту рубили,
Досточки пилили…
Песня то громче, то тише кружила над избушкой, подчиняя голоса своему неспешному полёту.
— Повеселее бы что, — сказала бабка Ульяна, когда песня кончилась. Позадористее, чтоб радости поболе.
— А почему Игнат молчит? — спросил Демид. — Или от песен наших отвык?
— Песни мы ещё успеем петь, — молвил дед Данилка. — Пусть лучше-ка солдат нам скажет про битвы-сраженья, где дым-порох нюхал, от пуль-пчёл отмахивался…
И все сразу обрушились на Игната с просьбами:
— Про Полтаву!
— Как ты с царём встретился!
— Как ты шведа в полон брал!
— Про города заморские, дальние!
Просьбы были жаркие, шли от самого сердца. Игнат понял, как истосковались его земляки по сказкам и рассказам.
— Про царя что сказать? — покрутил ус Игнат. — Видел я Петра Алексеевича. Не одиножды. Такой же он человек, как любой. Две ноги, две руки. Ростом большой был, голос звучный. Но он — царь, а я, известно, солдат. Что меж нами близкого?.. А про войну тем интересно, кто её не ведал, в неё не окунался. Война — это… да страшно вроде и начинать. Может, лучше про неё не говорить?
— Сказывай, сказывай, мы не пугливые! Любим про страшное!
— Чего бояться? Говори, Игнат, говори!
— Кто войны не видел, в бою не бывал, тому чего бояться? — усмехнулся Игнат. — Ну ладно, слушайте. Лежу я за бугорком, а с той стороны поля пушки шведские стоят. Сначала одна ударила — огонь, гром. Потом другая — огонь, гром. Потом третья. Потом все вместе. А я лежу. Дым стоит — ничегошеньки не видно. Днём темно стало. И где-то сбоку шведы бегут — земля гудит. Дальше не знаю, как и говорить… Страх один!
— Ну, Игнатик, ну говори!
— Да что ж ты нас томишь-то…
— А не будете бояться? — спросил Игнат, и его мохнатые брови поползли на лоб.
— Нет, нет!
— Тогда слушайте, только не мешайте, — продолжал Игнат. — Лежу, значит, я за бугорком, а с той стороны поля пушки шведские стоят. Сначала одна ударила — огонь, гром. Потом другая — огонь, гром. Потом третья. Потом все вместе… А я лежу. Дым стоит — ничегошеньки не видно. Днём темно стало. И где-то сбоку шведы бегут — земля гудит… Дальше не знаю, как и говорить… Самому страшно…
— Да что ж это ты, Игнатик! Говори уж до конца!
— Чего же говорить? Тут и сказу конец. Всё, — улыбнулся Игнат.
— А где же страшное? — спросила Стёпка.
— Как — где? Да разве не страшно: лежу я за бугорком, а с той стороны поля пушки шведские стоят… Сначала одна ударила — огонь, дым. Потом…
Засмеялся дед Данилка, за ним и остальные.
— Ладно, Игнатушка, ладно, — сказала бабка Ульяна, — знаю я тебя, языкатого.
— А ну её, войну! — махнул рукой Игнат. — Рубились, кололи, стреляли… Ворогов били, будем опять бить, ежели на нас пойдут. Вот и весь сказ.
— Не морочь нам голову, по-настоящему сказывай, — продолжала бабка. То всё присказки, ты сказку давай.
— Что ж, — вздохнул Игнат, — можно и сказку… Жил-был боярин, а при нём слуга верный. Ну, вроде как Спирька у нашего князя. Жили они в лесу, в глухомани, в самом буреломе их домик стоял. Пришёл к ним солдат — со службы шёл, да заплутался. «Солдат, а солдат, — говорит боярин, — сказки знаешь?» — «Знаю». — «Тогда ешь — пей сколько душе угодно, а потом нам сказывать будешь», — говорит ему боярин. Ну, слуга тут несёт всякие кушанья, солдат поел, попил. «Слушайте, говорит, сказку-быль. Только не перебивайте! Кто перебьёт, тот и досказывать будет». Согласились боярин и слуга, легли все на лавки — слушать приговились. Ну, солдат и начал так: «Зачем я к такому хозяину ночевать пришёл, который сказки заставляет сказывать? Зачем я к такому хозяину пришёл ночевать, который сказки заставляет сказывать? Зачем я к такому хозяину…» И говорит солдат, и говорит всё одно и то же. Боярину надоело, он осерчал, как крикнет: «Я тебя сюда пустил, чтоб ты сказки сказывал, а не языком молол!» — «Ага, перебил?! — обрадовался солдат. — Теперь сам досказывай! Уговор-то дороже денег!» Солдат кулак под голову — и заснул, а боярин принялся доканчивать: «Кто таких сказочников пускает ночевать, так тому и надо. Кто таких сказочников пускает ночевать, так тому и надо. Кто таких сказочников пускает ночевать…» Тут уж слуга верный не выдержал: «Да что ж это делается? И сказки нет, и спать не дают…» Боярин обрадовался: «Э-э, слуга верный! Ты меня перебил — тебе и досказывать». А сам голову под пуховик — и спать. Вот слуга-то до самого утра и говорил, и говорил…
— Опять присказка, Игнатушка, — сказала бабка Ульяна и стукнула клюкой в пол. — Не томи, родимый…
Игнат увидел, что побасенки да присказки уже сделали своё дело и все приготовились, настроились слушать настоящую сказку.
— Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — начал Игнат. — В то время, когда реки текли молочные в берегах кисельных, а по полям летали жареные утки, близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли, в некотором царстве, в некотором государстве жил да был солдат, по прозванью Хитрый Лапоть. За что его так прозвали, никто толком не ведал. Может, за то, что носил он всегда с собой в ранце лапоточки из родной деревни. А может, за то, что была у него поговорка такая, присловье:
«Ах ты лапоть!» Это он о себе говаривал, когда дело у него не выходило, и о сотоварищах своих, ежели у них что не получалось… Сам-то он службу знал хорошо. Без толку под пулю не лез, а уж спуску ворогу и супротивнику не давал… Служил Хитрый Лапоть долго и беспорочно двадцать пять лет, день в день. Сто подвигов совершил, в ста боях победил. А царь добрый был государь — велел наградить солдата по-царски: грошом ломаным да лаптём соломенным. Купил солдат на грош второй лапоть, обулся и пошёл Хитрый Лапоть домой, в деревню. Идёт, песенку посвистывает — сам себе командир. Шагал он много ли, мало, только дошагал до столба каменного. А за столбом дороги разбегаются — одна налево идёт, другая — направо. На столбе слова, а Хитрый Лапоть грамоте не учён, прочесть их не может.
— Вот, — говорит, — дела! Я раз по дороге шёл, две дороги нашёл, в обе вошёл. Так это были штаны — надел их, и вся недолга. А тут попробуй пойми…
Сел он возле столба, ждёт прохожего-проезжего Никто не идёт, не едет. Стал Хитрый Лапоть все сказки вспоминать, какие помнил: может, в какой из них про такой же вот столб говорится? И, верно, припомнил, только плохо в той сказке всё оборачивалось: куда ни кинь — всё клин, куда ни глянь — всё дрянь, куда ни пойдёшь — добра не наживёшь.
Так оно и оказалось… На другой день едет по дороге стар-старичок. Сам седой-преседой, и лошадь у него седая, будто в снегу вся.
— Не ведаешь ли, дедушка, — спрашивает Хитрый Лапоть, — что на этом столбе написано?
— Как же, внучек, — дед отвечает, — каждый день тут езжу. А написаны тут такие слова: направо пойдёшь — головы не сносишь, налево пойдёшь назад не воротишься, на месте останешься — сам столбом станешь, назад повернёшь — в землю уйдёшь. А ежели меж дорогами без пути, напрямик зашагаешь — и того хуже, самое дорогое потеряешь.
Только дед это сказал, как исчез, словно его и не было никогда.
— Кто в бою не бывал, тот и страха не знавал! — сказал себе Хитрый Лапоть. — А я этих боёв повидал несчитанно, страхов этих самых встречал целыми полками. Цела была бы голова, а шапку всегда добудем. Пойду-ка я напрямик, без дороги. Может, там кто до меня пошёл — самое дорогое потерял, я найду. Да и самому знать надобно: что в жизни всего дороже?
И зашагал солдат меж двух дорог, напрямик, без пути, без тропинки. Сперва в болото попал, еле-еле выполз. Потом в такой дремучий лес забрёл, что и шагать-то невмоготу стало. Пришлось где боком, где скоком, где ползком, а где и на четвереньках.
Длинно ли, коротко ли, только вышел Хитрый Лапоть на большое гладкое поле. А посреди него, как пирог на столе, дворец стоит.
Башни на солнце горят, стены белые, будто облака с неба спустились.
Ать-два, ать-два — дошагал солдат до дворца. А у ворот часовые стоят, не пускают.
Спрашивает Хитрый Лапоть:
— Чьё же это царство-государство будет?
— Это, — отвечают ему, — оловянное королевство, и правит им король Долдон Девятый.
— Доложите, — говорит солдат, — вашему Долдону, что явился Хитрый Лапоть к нему на службу!
Ну, как положено, часовой сказал начальнику караула, караульный начальнику дворцовой стражи, дежурному генералу. Генерал — главному телохранителю, тот — фельдмаршалу, а уж фельдмаршал — королю.
— Что ж, пусть явится, — сказал король Долдон. — Солдаты мне всегда нужны.
Явился Хитрый Лапоть. Встал перед королём как вкопанный, смотрит прямо, грудь парусом развернул — солдат порядок знает!
Понравился он королю.
— Можешь ты мне сослужить службу великую? — спрашивает король. Исполнишь — счастлив будешь. Дочь свою любимую — принцессу Долчонку — в жёны тебе отдам. Сам королём станешь — Долдоном Десятым. Говорят, русские солдаты ничего не боятся, вот и спаси ты королевство моё.
— От кого спасать? — спрашивает Хитрый Лапоть. — От какого врага?
— Эх, да кабы я сам знал… — вздохнул Долдон. — Ты погляди на моих подданных.
Посмотрел на жителей Оловянного королевства Хитрый Лапоть, и тошно ему стало.
Одни такие скучные, что от их взгляда молоко киснет.
Другие только лежат, с боку на бок переворачинпются, бород не стригут, рубах не стирают, каши-щей не варят, всё сырьём едят.
Третьи того хуже: им и поворачиваться лень, лежат словно убитые, в небо плюют от тоски.
И у всех очи серые, оловянные.
— Ты чего лежишь? — спросил солдат одного лежебоку. — Ведь уже мхом весь оброс.
Тот даже глаза не открыл. Только ответил слабым голосом:
— Ходить лучше, чем бежать, стоять лучше, чем ходить. Сидеть лучше, чем стоять. Лежать лучше, чем сидеть… Вот я и лежу…
— Ну и народ! — подивился солдат. — Лапоть к лаптю!
— Как же вас выручать-то, ваше величество? — спросил он Долдона Девятого. — Какой вы от меня службы ждёте?
— Нужно мне Оловянное королевство развеселить-распотешить, — сказал Долдон. — Доставь ты мне сюда великих затейников: Конька-горбунка, Медведя-плясунка, Кота-говорунка. Живут они на океане, на острове Буяне… Вот твоя служба! Не исполнишь — сам станешь таким же оловянным, как все мои подданные.
— Службу я исполню, — говорит Хитрый Лапоть, — только живот у меня пустой, как барабан. А голодный солдат — это не солдат.
— Хочешь пирогов королевских? — спрашивает король. — Их дочь для меня пекла!
— Всё одно, ваше величество, давайте пироги!
Поел солдат, поспал, попросил в дорогу коня из королевской конюшни, взял самое лучшее ружьё из королевского арсенала, ранец с едой.
Принцесса Долдонка вышла его провожать.
— Я, — говорит, — многих храбрецов провожала, пирогами своими кормила, но никто ещё до острова Буяна не добрался.
— Солдат-то русских ты доселе видела? — спросил Хитрый Лапоть.
— Ты первый, — отвечала принцесса. А у самой очи оловянные, серые, пустые.
— То-то и оно, — сказал Хитрый Лапоть и поскакал неведомо куда. Кто ж ведает, где он, океан с островом Буяном?
Конь притомился, а тут на пути лес встал. Ни объехать, ни проскочить.
— Что ж, придётся дальше по-солдатски шагать, — сказал Хитрый Лапоть. — Ты, конь мой, иди пасись. Ежели я вернусь, то увидимся. А нет будь вольным конём, ищи себе другого хозяина, но в оловянную жизнь не возвращайся.
А конь ему отвечает человеческим голосом:
— За доброе слово спасибо, солдат. Хочу тебе дать совет: в лесу найдёшь избушку, а в ней живёт
Чудо. Увидишь Козла, поклонись ему. Как бы тебя Козёл этот ни обижал, всё вытерпи. А просьбы его выполни.
Солдат ранец на спину, ружьё на плечо, ать-два — зашагал.
— Не поминай лихом! — коню крикнул.
Шёл солдат лесными путями берестяными лаптями долго ли, коротко ли, только стоит меж елей изба без окон и без дверей, на курьих ножках, на бараньих рожках.
Постучался Хитрый Лапоть, на ночлег попросился:
— Стук, стук, пусти, избушка, солдата кости согреть, не на печь, так хоть в клеть.
Избушка повернулась к солдату дверью:
— А я Чудо, ни добро, ни худо… Заходи, солдатик-касатик.
3ашёл солдат в избу. Печка топится, блинами пахнет. А за столом Козёл сидит, блины ест, масло по бороде течёт. Блин сам со сковороды да с печи к нему на стол прыгает!
Поклонился Козлу солдат с почтением.