Сказ про Игната — хитрого солдата — Привалов Б.

Страница 10 из 22

Сказ про Игната — хитрого солдата (сказка)

— И то верно, — надевая шапку, согласился Спирька.
Дурында на повозке уже съехал вниз, к реке, распряг лошадей, пустил их в воду. Они радостно зафыркали, заржали весело.
— Неужто мы хуже скотины? — спросил Спирьку Парамон.
— К чему ты, отче, не разумею? — удивился Спирька.
— К тому, что тварь бессловесная и то купается. В такую жару и нам окунуться не грех…
Поп, подобрав рясу, начал спускаться вниз. Спирька засеменил за ним.
— Отменное дельце, отменное, — довольно бормотал Парамон. — Лишь бы не надул нас этот кусок сала, приказчик графский.
— Боярин-то хоть и себе на уме, — с завистью произнёс Спирька, и пальцы его рук зашевелились, как у кошки, выпускающей когти, — да не на простаков напал. Прибыль, что боярин от купли-продажи мужичков наших получит, ему от графа и князя не скрыть…
— Истинно, истинно, — забубнил Парамон, — ежели мы не подсобим, то не скрыть.
— Вот и выходит, — подхватил с тоненьким смешком Спирька, — не поделишься — сам с носом останешься.
— Князю — князево, графу — графово, — напевно проговорил Парамон, — а нам — наше вынь да положь!
Братья спустились к воде. Поп Парамон начал снимать рясу. Спирька принялся суетливо расстёгивать свой кафтан.
Но Дурында, на радостях, что нынче решено купаться, разделся быстрее всех. Его мощное квадратное тело так стремительно вошло в реку, что по ней пошли волны, брызги взлетели на высоту крутого берега, а кони испуганно заржали.
— Вот силушка у парня! — завистливо вздохнул Парамон, который едва-едва стянул сапоги и никак не мог после этого отдышаться.
— Велика оглобля, да что смыслит? — Спирька-Чёрт плюнул вслед Дурынде. — Богатырь какой сыскался!
В голом виде коротышка Спирька словно усох — такой он был щуплый и неприметный. Его кафтан, рубаха и сапоги, лежавшие кучей рядом, занимали гораздо больше места, чем их хозяин.
Поп Парамон, мелко переступая тоненькими паучьими ножками, подошёл к кромке воды. И хотя река была такой тёплой, что от неё едва пар не шёл, поп всё же сперва дотронулся до неё ладошкой, взвизгнул, а уж потом зашёл в воду по колени.
Большая голова Парамона, как тыква на хилом стебле, клонилась в сторону. Казалось, узенькие поповские плечики не могут её удержать и она вот-вот скатится, поплывёт по воде, как жёлтый шар.
Парамон ещё раз взвизгнул и сел на корточки — окунулся с головой.
— Ух, парное молоко, а не водица! — снова показываясь на поверхности, отфыркиваясь, сказал он.
Решился, наконец, и Спирька. Боком-боком начал приближаться к реке, затем похлопал себя по животу, по груди, перекрестился и с криком «ой-ай-уй!» бросился в воду.
Однако от этого волны по реке не пошли, брызг почти не было, а кони даже глазом в сторону Спирьки не повели — такой он был лёгонький, сухой и тощий.
…Игнат, слегка прихрамывая, шагал по дороге от села к реке. Полтавская медаль на его зелёном кафтане сверкала в солнечных лучах, как росинка на лугу. Железный свой посох солдат держал на плече, как ружьё.
На холме, неподалёку от берега реки, слегка раскачивались крылья мельницы.
В её тени сидел мельничный работник Савушка с какими-то двумя мужиками. Перед ними топорщился ворох мочёных прутьев, и тут же, стопкой, как блины, лежали готовые плетёнки.
— Скоро совсем болотными жителями станете! — улыбнулся мужикам Игнат.
— Не тебе одному, служба, по трясине ходить, — ответил Савушка, прикрывая ладонью глаза — солнечный зайчик от солдатской медали забегал по его лицу.
— В болоте-то хоть князя нет — сами себе мы хозяева, — добавил один из мужиков. И хотел сказать ещё что-то, но второй толкнул его предостерегающе, и мужик замолк.
— Чего ж она у тебя не крутится? — кивнув на мельницу, спросил Игнат Саву.
— Ветер спит, — неторопливо ответил Сава. — А крыльям что делать?
Игнат ещё раз окинул мельницу внимательным взглядом:
— Ветер-то заворачивает иногда на мельницу в гости?
— Бывает на ночь глядя, — отозвался Савушка. — Да не долго гостит, видит, работы нет, — и летит дальше.
— Чудно! — задумчиво покрутил ус Игнат. — Ладно, поживём — увидим… Попа и хозяина своего тут нее примечал?
— Боярина сейчас провожали, — показал в сторону реки Савушка, — на берегу вот-вот топтались… Купаться, верно, спустились.
…Под крутым берегом, внизу возле самой воды, виднелся распряжённый возок. Две лошади, наслаждаясь прохладой, стояли в ленивых струях обмелевшего речного потока. Три кучки одежды лежали поодаль.
— А где ж хозяева? — удивился Игнат, спустившись к броду. — И отчего пузыри по реке плывут?
В этот миг из воды выскочила безбровая, с реденькими кустиками волос голова Спирьки-Чёрта.
Поморгала глазами, фыркнула и ушла снова под воду.
— Чудно! — усмехнулся Игнат и уселся на тёплый, как печка, бугорок. Ого, вот ещё одна!
Теперь выплыла наружу круглая и жёлтая, как тыква, голова попа Парамона. С хилой бородёнки его текла вода, глаза зорко огляделись по сторонам. Поп хлебнул воздуха и опять нырнул.
Мохнатые брови Игната весело зашевелились.
— Может, повезло мужикам, тонут братья? — спросил он сам себя. — Нет, тут мелко, коню по колено… Небось клад ищут… Или обронили что…
Опять вынырнул Спирька. Захлопал глазами, приметил Игната.
— Не говори, что меня видел! — сказал Чёрт и ушёл под воду.
Потом снова показалась тыква Парамона. Поп в этот раз тоже узрел солдата и попросил, отфыркиваясь:
— Игнатик, т-ш-ш! То не я!
И, заглотав побольше воздуха, ушёл на дно.
В стороне вынырнула третья голова.
— Ага, и ты, простота, здесь, — обрадовался Дурынде Игнат. — Чего друг от друга прячетесь, Яков?
Дурында оглядел реку — никого нет.
— Чего смотришь, тебя спрашиваю. Или ты не Яков? — усмехнулся Игнат.
— Я вроде, — неуверенно произнес Дурында.
— Эх, «вроде»… — вздохнул Игнат. — Даже имя у тебя украли..
— Я первый вынырнул, — обречённо сказал Дурында.
— Да чего там! — спокойно молвил Игнат. — И поп, и Чёрт уже не раз вылезали.
Дурында удивился. Игнат заметил, что у парня яркие голубые чистые глаза.
— Спор у нас, — объяснил Дурында. — Кто первый вынырнет, тот к себе всех ведёт на угощение.
— А-а, тогда ныряй, простота, — махнул рукой Игнат, — вон Чёрт вылезает!
Дурында едва успел нырнуть, как над водой показалась голова Спирьки.
— Ты первый, первый, — сказал Игнат. — Лезь назад.
— Ау-улб! — Спирька ушёл в реку. Тотчас же всплыл Парамон. Он, видно, уже хлебнул водицы, подзамёрз, и голос его дрожал.
— Сол-солдатик Иг-иг-игнатик, — гнусаво проговорил поп, — никого больше тут-ту-тут не видел?
— Ты первый вылез, — вздохнул Игнат.
— Госпо-по-по-ди по-по-помилуй… — пробормотал Парамон и скрылся под водой.
Затем, как поплавок, бесшумно выплыла голова Дурынды.
— Сотоварищи твои надышались — и снова к рыбам, — доложил Игнат. — Вот братья, друг друга стоят — скорее утопятся, чем угостят.
Дурында увидел всплывающую макушку Спирьки и скрылся в реке.
«Парень-то начинает привыкать к хитрости, — довольно подумал Игнат. Придёт день, и он себя ещё покажет…»
Чёрт уже был голубым от холода.
— Ну? — спросил он зло, глядя на Игната. — Чего веселишься, солдатик?
— С весёлого — беда, как с гуся вода! — ответил Игнат. — Весёлость лучше богатства — не слыхивал разве? Ныряй, а то опоздаешь!
Спирька послушно нырнул.
— Что-то поп долго не вылезает, — оглядывая реку, проговорил Игнат. Не утонул ли ненароком от жадности?
Наконец вынырнул Парамон. Он весь дрожал, губы стали серыми. Голова попа была уже не жёлтого, а какого-то зелёного, лягушачьего цвета.
— Ва-ва-ва, — сказал Парамон.
— Ныряй, а то проспоришь, — сказал Игнат. — Вон Спирька лезет!
— В-ва-ва, — вякнул поп и упал в воду.
Действительно, вылез Спирька. Лицо его голубело, как небо, отражающееся в реке. Протёр глаза, зло посмотрел на солдата и, дрожа, спросил:
— Сидят всё ещё?
— Ты первый, — грустно сказал Игнат. — Холодно?
— Зимой хуже бывает, — проговорил Спирька и нырнул.
Дурында показался над водой, огляделся.
— Чего видел там? — спросил Игнат. — Как рыбы не жнут, не сеют, а живут?

Дурында улыбнулся побледневшими губами.
— Не видел…
— Ничего, простота! — подбодрил его Игнат. — Твои мужики уже синенькие, сейчас их спасать будем. Ныряй, Чёрт выплывает!
Спирька вынырнул, невидящим взором пошарил вокруг.
— Ой-ой-ой, — вдруг запричитал он.
— Чего тебе, Чёртушко? — с любопытством оглядел Спирьку Игнат.
— Ноги свело… — пробормотал Спирька. — Спасай, солдатик…
— Держись!
Игнат протянул свой железный посох, Спирька ухватился за него. Игнат подтянул Чёрта к берегу, вытащил на песок.
— Лёгкий ты, что малёк! — усмехнулся Игнат, разглядывая тщедушного голубого Спирьку.
— Первый я? — спросил Спирька.
— Первый, первый, — ласково молвил Игнат. — А вот и второй…
Всплыла голова попа. И поплыла по течению затылком вверх.
— Утоп, — тихонечко усмехнулся Спирька, — утоп вроде родной братик, хе-хе…
— Эй, Яков! — взбаламутил посохом воду Игнат. — Вылезай!
Дурында одним махом выскочил на берег.
— Попа спасай, — кивнул в сторону уплывающей зелёной головы Игнат, — а то унесёт его к Бесову омуту!
Дурында шагнул в реку, ухватил Парамона за тонкую паучью ножку, подтянул к берегу.
…Когда Парамон открыл глаза, то увидел стоящий на берегу возок с запряжёнными лошадьми. Дурында пыхтел, растирал попу ноги.
— Не говори только. Чёрт, никому, что я тебя вытащил, — сказал Игнат Спирьке.
Спирька ещё не обсох, но уже натянул на себя одежду. Маленькие змеиные глазки его уставились на солдата.
— Почему?
— А то меня мужики за это в болоте утопят, — усмехнулся Игнат.
— Они тебя и так утопят, залётный ясный сокол, — прошипел Спирька.
Он промёрз в воде, и голос его совсем осип.
— Как только начнёшь подати выбивать, — продолжал Спирька, — то мужики, солдатик, тебя больше, чем меня, возненавидят, хе-хе-хе… Как сбор-то идёт? Два дня осталось до батогов, хе-хе… Шуткую я, шуткую, солдатик… Ты чудеса умеешь творить — чего тебе пугаться батогов… Ефимка-сборщик из селян был, у него тут все сватья да кумовья. Рука на них не поднималась. А ты чужой, чего тебе мужиков жалеть?
— Зря я тебя вытащил… — задумчиво проговорил Игнат.
— То ж была потеха, а не всерьёз, — сказал Спирька. — Никто не тонул, просто ныряли… А скажи, солдатик: вот если бы мы взаправду тонули, ты бы нас спас?
— И не таких спасал! — усмехнулся Игнат. — Шёл я, давно было дело, по лесу, по трясине. Возле кочек мужики бегают с кольями. Кричат: «Хватай, держи…» Смотрю: барин тонет. Такой пригожий, такой гладкий. И от кольев мужицких отворачивается. Я мужикам говорю: «Вы ему узду от скакуна дайте, либо от сабли рукоять. Потому он барин — и ему за кол хвататься не положено…» Так всё и вышло по-моему: дали ему узду богатую, он за неё цоп! — и вылез. У меня мужики стали допытываться: откуда я знаю, что кому кидать?
— Что ж ты им сказал, солдатик? — с интересом спросил Спирька.
— Так, мол, и так… — Игнат пригладил усы. — Ежели обжора тонет, то ему нужно горшок каши показать, ежели скупой, то — грош ломаный, ежели слуга барский, пёс цепной, то…
— Чего, чего замолк, солдатик? — насторожился Спирька.
— А вот слуг барских спасать не приходилось ещё, — усмехнулся Игнат. Нынче разве… Да не в счёт, ты говоришь.
— Не в счёт, не в счёт! — зашипел Спирька. — Это шутейное дело было.
Дурында всё ещё возился с попом — растирал его тощее тело.
— А ну-ка, Спиридон, отгадай загадку, — молвил Игнат, — три братца пошли на реку купаться.
Двое купаются, третий на берегу валяется. Искупались, вышли — на третьем повисли. Что это?