Продлёнка — Матвеева Л.

Страница 24 из 33

Продлёнка (повесть)

Писательница не задала Жене никаких вопросов. Вообще Нине Грохотовой иногда кажется, что люди за её, Нининой, спиной о чём-то сговорились и поэтому понимают друг дружку без разговоров. А она, Нина, не понимает. И они, эти люди, над ней, Ниной, смеются.
Все сидели и ждали, что скажет писательница.
— Убедились? — спрашивает она.
— Потрясно!
— Загадка века!
— Какая ещё загадка! Биополе!
Так они кричали, каждый своё. Когда накричались, она спросила:
— Почему, как вы думаете, я принесла вам этот перстень именно сегодня? Ну-ка, кто скажет?
— Потому что интересно!
— Красиво!
— Просто так!
Нина Грохотова молчала. Ей очень хотелось, чтобы у неё было ярко-зелёное настроение, как лунный свет. А оно было синим. С этим надо было что-то делать. А писательница всё-таки странная. Платье у неё, правда, ничего, но не очень модное — такие носили ещё в прошлом году. А тигровая сумка тоже, может, не её — какая-нибудь подруга дала на время. Стало как-то спокойнее. Зависть — тяжёлое чувство.
— А потому я показала вам этот камень сегодня, что мы хотели с вами вместе поразмышлять — о чём?
— О дружбе! — ответили они.
— Верно, о дружбе. А при чём же здесь камень? Может быть, я показала вам его по ошибке? Забыла, предположим, о чём мы собрались разговаривать?
Они молчали. Может быть, писательница что-то и правда перепутала? Забыла? Отвлеклась? Одно дело — дружба в классе. Другое совсем дело — чёрный камень, который, когда ему хочется, превращается в синий, в голубой, в зелёный. Никак не связывалось это в одно.
— Нет, мои дорогие, ничего я не перепутала и не забыла. Мне хотелось вам сказать: камень, пусть необыкновенный, но всё-таки камень, и тот чутко откликается на состояние человека. Думать не умеет, но чувствует, кому весело, кому грустно, кому совсем плохо. Камень. А мы не камни. Мы с вами кто?
— Люди! — завопили люди радостно.
— Правильно — люди. А значит, должны стараться понимать не только себя, но и того, кто рядом. Слышать, видеть другого. Вот о чём мы сегодня говорили. А камень — это так, для примера. Хотите, чтобы был дружный класс — пусть каждый постарается понять, в чём он сам неправ.
— Чего это — неправ! — Денис думал, все завопят, но прозвучал только один его голос, все засмеялись.
— На прощание хочу задать вам вопрос. И признаюсь, заранее знаю ваш ответ.
— Спрашивайте!
— А чего — задавайте!
— И ответ скажите, если знаете!
Она улыбается. Нина Грохотова думает: «Факт, чудачка. Устала, видно же, а всё чего-то радуется. Интересно ей? А чего интересного? Денис этот прыгучий? Валя Шушунова эта недотёпистая?»
— Спрашиваю. У вас дружный класс? Вы ответите: «Нет». И тут же девочки скажут обязательно, что мальчики во всём виноваты, не хотят ни в чём участвовать.
Не выдержали на этом месте мальчики, закричали:
— Да они сами!
— На соревнования не пришли!
— Мы одни бегали за всех!
— Шушукаться только могут!
Девчонки тоже не смолчали:
— А сами?
— Обзываются мальчишки!
— Толкаются!
— Дерутся!
— А девчонки ябедничают!
Писательница слушала с таким видом, как будто смотрела кинокомедию. Когда они накричались вдоволь, она сказала:
— Хотите правду? У вас нет дружбы вовсе не потому, что мальчишки ни в чём не участвуют. И не потому, что девочки не пришли на соревнования. Совсем, совсем не в этом дело.
— А в чём?
— А почему?
— Почему её нет?
Они так горячо все спрашивали. Сразу было видно — всем надоело жить без дружбы. И девочкам надоело. И мальчикам — не меньше. Хотя мальчишки любят на себя напускать безразличный вид. Будто они ни в каких таких друзьях и не нуждаются. Особенно не желают они признаться, что не прочь дружить с девчонками. Нет, нет, с ними, девчонками, лучше не связываться. Лучше держаться вообще подальше от них, от этих девчонок. Такой вид любят делать мальчишки. Но это только вид, поза. А на самом деле каждой девочке, каждому мальчику — вообще любому человеку — нужны друзья, верные, надёжные, добрые.
— Вы многого ещё не умеете, — сказала им писательница, — не совсем выросли. И дружить многие из вас не умеют. Надо учиться быть добрее и понимать других. Постепенно научитесь. Если, конечно, очень захотите.
— А мы и так не злые, — сказал Денис.
— Но и не добрые, — твёрдо ответила она. — Или вы считаете, что добрые? Ну-ка, поднимите руку те, кто считает себя добрым?
Все сидели, задумавшись. Никто не поднял руки. Попробовал поднять Игорь Иванов. А чего? У него есть друг — Армен. Они хорошо относятся друг к другу, не ссорятся из-за всяких мелочей, как девчонки, не дерутся каждую минуту, как Денис с Серым. Потянул Игорь свою руку, но тут вспомнил, как они с Арменом из зоопарка ушли одни, а Мария Юрьевна тогда чуть не заболела из-за них. И не стал руку поднимать. Не всегда, значит, он добрый. Покосился на Армена, а он сидит и тоже руку не поднимает. Может быть, этот случай вспомнил, а может, и другой какой-нибудь.
Нина Грохотова совсем уж решилась: «А я вот добрая. Я свою собаку Ингу очень люблю, гуляю с ней, кормлю творогом, купаю». Но тут она вспомнила, что Инга — её единственный друг. Значит, к людям Нина не всегда добра? Выходит, не всегда. И не стала руку поднимать.
Так они сидели, думали. Нет, не зря принесла им писательница свой особенный камень. Уметь понимать другого, улавливать его настроение. А значит, уметь жалеть, сочувствовать. Вот о чём говорило кольцо. Если, конечно, подумать как следует. А подумать они все умеют — на продлёнке люди собрались совсем даже не глупые.
Задумались, лица серьёзные. Денис грызёт ручку. Женя Соловьёва хвостик на палец накручивает. Коля Ежов брови насупил. Катя Звездочётова голову опустила.
Думать не только о себе — вот на чём держится дружба. А я? Сумею? Не сумею? И если не сумею — как же тогда?
Тут писательница в первый раз посмотрела на часы:
— Ох, как поздно! Пора, пора по домам, мои милые. И не спорьте.
А они всё равно заспорили:
— Ну вот! А вопросы-то!
— Обещали!
— Нечестно!
Она не дала им расшуметься:
— Ишь вы какие — сразу упрекать: «Нечестно». Всё совершенно честно. Вы хотели поговорить о дружбе — мы поговорили. Что же вы ещё хотите? А, понимаю. Есть люди, которые хотят спросить меня о чём-то один на один. Так мне кажется. Не при всех, я не ошиблась?
Отвела взгляд Нина Грохотова. Смутилась Валя Шушунова. Денис стал ввинчивать большой палец в парту так старательно, как будто это и есть сейчас самое главное. Серый надувал щёки и стукал по ним кулаками, вышибая воздух со свистом. Видимо, писательница угадала.
Катя Звездочётова сказала:
— Каждый думает, что он один такой умный, — и засмеялась.
Всем стало понятно, что и у Кати — даже у Кати! — есть сомнения и вопросы, которые ей хотелось бы обсудить не при всех.
Писательница говорит:
— Друзья мои. Но ведь существует ещё одно совершенно волшебное изобретение. Оно нам поможет, я в этом уверена.
— Какое?
— Опять камень?
— Волшебный?
— Ты что — вообще?
Она говорит совсем не волшебное, совсем простое слово:
— Телефон. Вы меня поняли?
Они её поняли. Тут все записали номер её телефона.
— После шести часов вечера можно звонить и не стесняться.
Как всё иногда просто решается. Нина Грохотова записывает номер. Спросить про что хочешь, всего семь цифр. Всё просто. Как ей сразу не пришло в голову. Ну конечно, телефон. Двое разговаривают, и никто больше не слышит.
Нина видит, что и Руслан записывает номер телефона, и Валя Шушунова.
Нина решила позвонить первой, прямо сегодня.
Она стала звонить сразу, как только вошла в квартиру. Не снимая пальто, схватила трубку и набрала номер. Занято. И снова набрала. И опять было занято.
Но ничего, Нина всё равно дозвонится по этому номеру.

Ёлка на бульваре

Денис приколачивал кормушку к балконному ящику. Гвозди вбивались с одного удара, входили в дерево, как в масло. Кормушка была ладная, новенькая. Денис полюбовался своей работой и сказал сам себе: «Молодец, толковый».
Потом он насыпал пшена — пусть синицы пируют — и помчался на улицу. Скорее, скорее на бульвар.
Ёлка стояла посреди бульвара, лампочки мигали — синие, красные, жёлтые. Покачивались огромные шары. А вокруг каждой лампочки летали стаи снежинок.
Денис пролетел мимо ёлки и забрался на горку. Эх, гора ты, гора, ледяная, сверкающая! Денис летит вниз на фанерке, свистит ветер, скорость реактивная, но Денис не боится ни ветра, ни скорости, у него надёжная прекрасная фанерка, она же сверхзвуковой самолёт.
— Денис! С дороги! — кричит наверху Руслан. — Сторонись!
Только успел Денис отойти со своим самолётом, Руслан просвистел мимо. А там, наверху, на горке, Катя Звездочётова и Сима. И Майка Башмакова. Полно народу. Потому что каникулы! Каникулы — это каникулы.
— Эй, ёлка-то, ёлка мигает!
— Смотрите, как я еду — на ногах!
— А у меня фанерка крутится! Смотрите!
— Симка, ты что, маленькая? На санках! Ой, смехота!
— Эх ты, на санках!
— Дай-ка мне санки, Симка!
Никакой логики: только что смеялись над санками и сами же просят — дай санки прокатиться. Никакой логики. А какая может быть логика? Какой здравый смысл? Каникулы же! Каникулы! С дороги! Все расступись! Денис на фанерке едет.
Вдруг все замолчали и глядят.
На бульваре появилась Мария Юрьевна, она везла на саночках маленькую девочку. Девочка весело кричала:
— Бабушка! Бабуля! Быстрее! Мне не страшно!
И Мария Юрьевна бежала мелкими шажками, боялась поскользнуться на своих высоких каблуках.
— Смотрите! Марь Юрьна! — заорал Денис. — Здрасьте, Марь Юрьна!
И все завопили так радостно, как будто не виделись со своей учительницей год или даже два.
— У нас каникулы! — в восторге поделился Руслан.
Они не поняли, что Мария Юрьевна смущена. Может быть, она вовсе не в восторге, что встретила их. Учительница хочет, чтобы её ученики видели в ней учительницу, а не бабушку с внучкой на саночках. Но продлёнка шумела:
— У нас каникулы!
— Да что вы говорите? Вот это новость! — Мария Юрьевна поборола своё смущение. «В чём дело? — решила она. — Учитель тоже человек. Имеет право быть бабушкой, мамой, покупателем в магазине, пассажиром в автобусе. Авторитет от этого не рухнет». Она весело смотрела на них, а внучке сказала: — Это, Сонечка, мои дети. Вот Денис, вот Сима, Катя. А это Руслан и вся остальная публика.
— Неправильно, — сказала маленькая Сонечка из глубины меховой шапки. — Твои дети не они. Твои дети — моя мама и тётя Надя!
— Умница. Но не права, — серьёзно отозвалась Мария Юрьевна. — Мама и тётя Надя — мои родные дети. А эти…
Она задумалась. Они перестали лететь с горы, притихли, ждали — какие? Неужели она скажет — «чужие»? Ну нет, не чужие они! Она их любит, они же знают это!
Наконец, Мария Юрьевна сказала:
— Эти тоже, в общем, не чужие. — И добавила: — Хотя иногда хочется бежать от них, глаза зажмурив.
Все засмеялись, весело было, очень легко и радостно.
— Сонечка, хочешь, я покатаю? — Денис схватил верёвку от санок. — С предельной скоростью! Хочешь?
— Хочу, — ответила девочка из меховой шапки.
— Отойди, Денис, от санок. Неужели я доверю тебе ребёнка? — Мария Юрьевна отобрала у него верёвку, махнула всем и быстро пошла по бульвару, увозя внучку. Каблуки больше не скользили — когда смотрят ученики, учитель умеет ступать твёрдо.