Похождение рубля
Страница 2 из 2
Похождение рубля (сказка Сергея Михалкова)
Меня берут в долг
Люди не имели от меня никаких секретов. Они просто забывали о моем присутствии. Так, например, случилось, когда я лежал в кармане у одного генерала. Он беседовал с офицерами Генерального штаба. О чем они говорили? Это — военная тайна. А я не болтун…
Часто я становился невольным свидетелем людских радостей и печалей, деловых разговоров, горячих споров и семейных ссор. Иногда мне хотелось чему-то помешать, а иногда, наоборот, помочь. И не скрою, мне это порой удавалось.
— Слушай, Павлик! Одолжи мне, пожалуйста, рубль! До завтра! — попросил как-то один мальчик своего школьного товарища.
— А зачем тебе рубль? — спросил товарищ.
— Мы, понимаешь, нечаянно разбили мячом стекло в одной квартире, и теперь, оказывается, его нужно вставить. Одолжи рубль! Выручи!
— Рад бы, да не могу. Нет у меня рубля! — соврал Павлик.
У меня просто дух захватило от такой неправды.
У Павлика был сильный насморк, и, когда он полез в карман за носовым платком, я нарочно зацепился за платок и выпал на пол, прямо к ногам мальчика, попросившего меня в долг.
— Эх ты, жадина! — сказал мальчик, который попросил меня в долг.
Павлик молчал.
— Хочешь, я засуну себе за шиворот живую лягушку? — неожиданно спросил мальчик, попавший мячом в чужое окно.
— Зачем? — удивился жадина.
— А ты мне тогда за это дашь рубль!
— Хочу! Давай засовывай! — согласился жадина.
Мне стало противно. И все-таки я попал к стекольщику, а от него — в книжный киоск, где на меня купили детскую книжку.
Я попадаю на рынок
В одно из летних воскресений я впервые попал на колхозный рынок. Должен признаться, мне выдался трудный денек!
Все началось с того, что моя хозяйка купила кучку белых грибов. Не успел я опомниться, как меня уже отдали за баночку меда.
В глубоком кармане фартука, куда меня опустили, жужжала большая страшная оса. Выбираясь на волю, она ползала по мне, цеплялась за меня своими липкими лапками и даже пыталась ужалить. На мое счастье, пчеловод разменял десять рублей гражданину в форме железнодорожника, и тот недолго думая отнес меня в овощной ряд, где выбрал себе арбуз.
Из овощного ряда я переместился в молочный — к творогу и сметане, а потом — в мясной, где на железных крючках висели куски парной говядины, телятины и розовые окорока. От меня еще пахло душистым липовым медом, и потому на этот раз ко мне сразу же привязалась противная жирная муха. Она щекотала меня своим хоботком, и я с нетерпением ждал следующих рук…
Мне нравилось, когда меня тратили. Однако в толчее и сутолоке рынка мне, бумажному Рублю, было нелегко. Меня клали прямо на грязные, сырые прилавки, совали в руки продавцам, комкали, мяли… Переходя из рук в руки, я впитывал в себя по пути свежие запахи огородов, полей, садов и лесов — запахи цветов, овощей, ягод, грибов, меда и прочих даров природы, но все же, честно говоря, мне хотелось поскорее выбраться отсюда…
Под вечер, в душном кошельке, туго набитом мелочью, меня вынесли наконец за ворота рынка и положили на хранение в сберкассу.
Роковая случайность
Я пытаюсь восстановить в памяти события прошедшего дня.
Как же это случилось?..
Утром меня оставили в молочном магазине. Затем я попал в руки девушки, которая зашла на почту, чтобы телеграммой поздравить с днем рождения своего брата. Ей дали тридцать пять копеек сдачи, а я остался на почте…
Что было дальше?.. Я попал к старичку пенсионеру. Он покупал конверты и почтовые марки… Ну, а потом?.. Я никак не могу вспомнить, что было потом… И вдруг я вижу себя на блюдце. Серебряные и медные монеты лежат здесь вперемешку с бумажными деньгами. У многих из них жалкий и неопрятный вид. От старого, скомканного рубля, который прикасается ко мне своим рваным боком, почему-то пахнет копченой рыбой. Я — на прилавке пивного ларька. Меня пропили… Я твердо решаю ни с кем не знакомиться.
Успокаивая себя тем, что не каждый человек, который пьет пиво, должен обязательно быть пьяницей, я жду… Наконец чьи-то грубые пальцы берут меня с блюдца и засовывают в карман. Он пуст, и в нем большая дыра. Сквозь нее видна нога человека, обутая в давно не чищенный ботинок. Боясь провалиться в дыру, я стараюсь прижаться в уголок и зацепиться там за грубый шов. От большого напряжения меня покидают силы и пробирает нервная дрожь…
И вот я лежу под дождем на холодной сырой земле, вдавленный в грязь колесом велосипедиста. Худшее, что могло со мной случиться, случилось: меня потеряли!..
Мысли возвращают меня к первым дням моей жизни, а затем и вся жизнь проходит передо мной. Я никогда не расставался с людьми, но и не задерживался у них. Я находился в обращении…
Правда, как-то раз неожиданно попал к одной маленькой девочке, но у нее пробыл не больше недели. Девочка высыпала однажды все содержимое копилки на прилавок и купила замечательную куклу. Стоило ее наклонить, как она говорила «мама» и закрывала при этом свои неестественно черные глаза с неестественно большими голубыми ресницами.
Куда и на что меня только не тратили!
На меня покупали хлеб и лекарства, мороженое и картошку, ученические тетради и лотерейные билеты, детские книжки и пуговицы, резиновый клей и яблоки, шнурки для ботинок и зубную пасту, пастилу и стиральный порошок, юбилейные значки и рыболовные крючки, цветные ленты, календари и еще сотни разных мелочей.
Правда, не без меня были куплены и такие вещи, как пылесос, фотоаппарат, часы, телевизор, пишущая машинка и велосипед.
Признаться, меня больше устраивало, когда при моей помощи приобретали что-нибудь не дороже моей личной стоимости. Тогда я чувствовал себя хозяином положения! Когда же меня докладывали к другим деньгам, чтобы оплатить покупку, мне начинало казаться, что сам я не имею большого значения.
Впрочем, я понимал, что, не будь меня в нужный момент под рукой, никто не смог бы приобрести ни одной дорогой вещи.
— Здесь не хватает одного рубля! — сказала однажды кассирша, обращаясь к молодому человеку.
Тот нервно обшарил карманы и, только обнаружив меня, заложенного между страницами записной книжки, облегченно вздохнул. Кассирша протянула чек, и молодой человек уехал из магазина на собственном велосипеде.
А если бы он меня не нашел?..
Я был в потоке жизни, я находился в обращении!..
Меня брали в уплату за проход и проезд, за газ и бензин, за бритье и стрижку, за стирку белья и ремонт очков, за траурные венки и свадебные наряды.
Меня переводили по почте и телеграфу, меняли на мелочь в киосках, клали на хранение в сберкассы, брали в долг и давали взаймы. Где я только не перебывал за мою недолгую жизнь!
Я летал и плавал. Меня возили в поездах и на машинах.
Я назывался то зарплатой, то доплатой, то гонораром, то стипендией, то штрафом, то пенсией, то налогом, то выигрышем, то взносом, то премией…
Однако мне не всегда везло на людей.
Вскоре после моего рождения я узнал, что люди относятся ко мне по-разному. Одни старались меня не менять, не комкать, не перегибать пополам; они тратили меня с толком, были бережливы. Другие, наоборот, относились ко мне без должного уважения. «Подумаешь, рублевка!» — пренебрежительно говорили они и тратили меня как попало.
А иной раз мне становилось мучительно стыдно, когда меня исподтишка совали в чью-то ладонь. К счастью, это случалось редко.
Я не был героем, но самые счастливые минуты моей жизни наступали тогда, когда я помогал людям делать добро. Особенно мне запомнился день, когда меня внесли в фонд помощи пострадавшим от землетрясения.
Я, конечно, изменился и уже не хрустел, как прежде, но, несмотря на свой помятый вид, не утратил покупной способности и по-прежнему оставался полноценным Рублем.
И вот я потерян!
Человек выпил кружку пива, сунул меня в дырявый карман и потерял. И случилось это не на улице, где любой прохожий мог бы увидеть меня и поднять, а на загородном шоссе, по которому мчатся машины, и никому нет дела до того, что у обочины лежит намокший под дождем старый Рубль…
«Неужели все кончено? Неужели мне суждено бесславно пропасть?» — так думал я, приходя в отчаяние.
Я спасен!
Я очнулся от того, что кто-то осторожно взял меня в руки.
— Угадай, что я нашел? — услышал я мальчишеский голос.
Я лежал на теплой детской ладони. Две пары глаз с интересом разглядывали меня.
— Рубль! — прошептала девочка с удивлением.
— Чуть было не прошел мимо, — сказал мальчик.
— Какой мокрый, грязный, весь порванный… — сказала девочка. — Брось! Куда он теперь годится? Его нигде не примут!
Я похолодел от ужаса.
«Примут! Примут! — хотелось крикнуть ребятам. — Примут! Вы посмотрите на мой личный номер, он цел! Мой номер: пять миллионов сто семьдесят одна тысяча девятьсот сорок один. А две буквы впереди — это моя серия. Главное, чтобы был цел личный номер! Это вам скажут в любой кассе. Делайте со мной что хотите, только не бросайте меня!»
Все это я хотел крикнуть, но, как вы сами понимаете, молчал.
Мальчик, поднявший меня, тоже молчал. Он думал.
Потом разгладил меня и серьезно сказал:
— Знаешь, деньгами не бросаются! Это же все-таки как-никак рубль! В нем сто копеек!
От волнения я распался на две половинки.
Второе рождение
— Чего тебе, мальчик? — спросил кассир, когда перед ним в окошечке кассы появилась чья-то вихрастая голова.
— Скажите, пожалуйста, вы бы не могли поменять мне рубль? — ответил паренек.
— А ну, покажи! — добродушно ответил кассир.
Мальчик положил меня на резиновую подстилочку в окошке кассы.
Высушенный и проглаженный теплым утюгом, я был похож на инвалида, вернувшегося из больницы. Только вместо бинта на мне была белая полоска бумаги, скрепляющая обе мои половинки.
И тем не менее я был счастлив. Все, что со мной произошло, казалось мне страшным сном.
Но теперь я попал в добрые, надежные руки…
— Да-а! — вздохнул кассир. — Видать, свое отслужил… Смотри, как ему досталось! Ну что ж! Номер цел, серия цела — поменяем! Вот тебе твой рубль, мальчик! Держи на счастье!
И случилось чудо: в руках кассира я превратился в новый, блестящий серебряный Рубль! С одной стороны у меня сиял Государственный герб Советского Союза, а на другой стороне был изображен солдат с ребенком на руках…
Когда вам попадется серебряный рубль, посмотрите внимательно, может быть, это я… 
— КОНЕЦ —