Пак с волшебных холмов

Страница 15 из 32

 

– А что случилось с Гилбертом?
– Ничего плохого. Де Акила заявил, что ему нужнее человек ученый, разбирающийся в счетных книгах, – пусть даже и прохвост, – чем честный олух, которого надо учить всему с азов. Больше того, мне кажется, что после той ночи Гилберт стал служить Де Акиле и за страх, и за совесть. Он отказался покинуть нас, даже когда Вивиан, секретарь короля, предложил ему вожделенную должность ключаря в Баттлском аббатстве. Хитрый был монах, но не трус, это точно.
– А Роберт Нормандский так и не высадился в Пэвенси? – продолжал допытываться Дан.
– Мы надежно охраняли побережье, пока Генрих воевал с баронами. Года через три-четыре, добившись мира в Англии, он переправился с войсками в Нормандию и задал такую хорошую работенку Роберту возле Теншбрэ, что это окончательно излечило герцога от излишней задиристости. Часть армии Генриха отплывала на эту войну из Пэвенси. Среди них был и Фулк. Мы вновь встретились с ним за чашей вина на Башне, все четверо. Прав был Де Акила: никогда не следует поспешно судить людей. Фулк был весел – неизменно весел, хотя бы и с крючком в горле.
– О чем же вы говорили? – спросила Уна.
– О прошлом, девочка. О чем еще говорить старикам?
…Колокольчик, зовущий к ужину, прозвенел над лугом. Дан лежал на дне «Золотой Лани», возле носа, Уна сидела ближе к корме с открытой на коленях книгой стихов. Она читала вслух «Сон невольника»:
И снова сквозь тени и мороки сна
Он родину видел свою.
– Ты уже это стихотворение читаешь? – удивился Дан. – Я, видно, малость задремал и пропустил, с чего там началось…
На средней скамье лодки, рядом с панамкой Уны, лежали три листа – ясеневый, дубовый и листок терна: наверное, они упали с наклонившихся над водой веток; и ручей журчал и смеялся, точно увидел что-то смешное.

Руны на мече Виланда

Я выкован,
Чтобы владельца предать
В первом бою.
Я послан,
Чтобы сокровище взять
В дальнем краю.
Сокровище это
На берег всплывет
Из бездны вод,
Как рыба, блеснет
И канет обратно
В бездну вод.
Оно принесет
Не власть и не меч —
Великую Вещь.
Король возжелает
Его захватить
И во зло обратить.
Сокровище снова
На миг всплывет
Из бездны вод,
Как рыба, блеснет
И канет обратно
В бездну вод.
Ценой его станет
Не власть и не меч —
Великая Вещь.

Центурион Тридцатого легиона

* * *
Городу, роду и племени
Жизнь отмеряет века,
Для бесконечного Времени
Век у них, что у цветка.
Но раскрывается снова
Цвет, лишь сойдут холода:
Так на руинах, из праха земного,
Вновь растут города.
У распустившейся лилии
Воспоминаний нет,
Что за ветра сгубили
Лилии прежних лет.
Радостно и уверенно
В мире цветет она,
Знать не зная, что ей отмерена
Лишь неделя одна.
Так милосердное Время
Жалует нам с тобой
Не знаний тяжкое бремя,
А только порыв слепой.
И мы, не веря в забвение,
Твердим и в краю теней,
Что наши деянья и наши творения
В мире всего прочней.

В тот раз Дан что-то не доучил по-латыни, и его не пустили гулять, поэтому Уна отправилась в Дальнюю Рощу одна. На западной опушке этой рощи в дупле древнего бука хранилась большая катапульта Дана со свинцовыми зарядами, которую смастерил для него старик Хобден. Они называли это место Волатеррами – в честь крепости, упоминаемой в «Песнях Древнего Рима»:
От грозных башен Волатерр,
Что некогда воздвиг
Какой-то древний великан
Для доблестных владык…
Они были этими «доблестными владыками»; а с тех пор, как Хобден навалил кучу хвороста между деревьями, превратив гребень холма в настоящую твердыню, он сделался для них тем самым «древним великаном».
Уна проскользнула сквозь потайной лаз в ограде и встала над обрывом, приняв самый доблестный вид, какой только могла. Сверху ей был виден Волшебный Холм и все изгибы реки, вьющейся между лугами и посадками хмеля – от самого Веллингфордского леса до домика Хобдена возле кузницы. Юго-западный ветер (на вершине Волатерр всегда ветрено) дул со стороны лысого холма, на котором стояла Чериклекская ветряная мельница.
Шум деревьев и гул ветра в ушах всегда волнуют, наполняют душу тревогой: вот почему, когда стоишь на Волатеррах, строки из баллад сами слетают с губ, смешиваясь с голосами ветра и леса.
Уна достала из тайника катапульту Дана – по правде говоря, это была просто-напросто рогатка – и приготовилась достойно встретить войска Ларса Порсены, крадущиеся там внизу, вдоль реки, сквозь серебристые, трепещущие заросли ив. Шумный вихрь с протяжным воем промчался по долине, и в тон ему Уна продекламировала навзрыд:
До самой Остии Астур
Опустошил страну.
Пал осажденный Юникул.
Его бойцы в плену.
Но шквал, не долетев до леса, неожиданно прянул в сторону и, мощно тряхнув одинокий дуб на Глисоновом лугу, упал и превратился в легкий ветерок, от которого верхушки трав затрепетали и пошли гибким, волнистым изгибом, как хвост у кошки, изготовившейся к прыжку.
Добро пожаловать, герой,
К своим полям родным!
Чего ты ждешь? Перед тобой
Открытый путь на Рим.
Она подняла катапульту и выстрелила прямо в затаившуюся тишину зарослей, где трусливо прятался ветер. Какое-то резкое мычание отозвалось в кустах боярышника.
– Ах, леший меня раздери! – вскричала Уна (это выражение она подцепила у Дана). – Кажется, я подшибла Глисонову корову!
– Ну, держись, размалеванный коротышка! – прогремел внезапно голос из-за кустов. – Я тебе покажу, как метать камни в своих господ!
Уна опасливо поглядела вниз и увидела шагающего по склону молодого воина в сверкающих бронзовых доспехах. Всего восхитительнее был шлем – с высоким желтым гребнем и конским хвостом, развевающимся на ветру. Уна слышала даже шорох конского волоса, трущегося о блестящие оплечья воина.
– И с чего это Фавн решил, будто Юркий Народ совсем переменился? – пробормотал он, подозрительно озираясь. И тут его взгляд упал на русую головку Уны.
– Эй, – крикнул он, – ты не видала тут маленького раскрашенного стрелка с пращой?
– Не-а, – протянула Уна. – Но если вы видели пульку…
– Видел?! – возмутился воин. – Да она просвистела на волосок от моего уха!
– В общем, это я выстрелила… Простите, пожалуйста. Я не знала.
– Неужели Фавн не сказал тебе, что я приду? – удивился он.
– Если вы говорите о Паке, то нет. Я подумала, что это соседская корова. Я не знала, что это вы… А кто вы такой?
Юноша расхохотался, обнажив два ряда великолепных зубов. Он был смугл и темноглаз, с черными густыми бровями, сросшимися над переносицей.
– Меня зовут Парнезием. Я центурион Седьмой когорты Тридцатого легиона, Ульпийского Победоносного. Так это ты стреляла?
– Ну да. Из Дановой катапульты, – призналась она.
– Катапульты? – оживился воин. – Я неплохо разбираюсь в катапультах. Покажи-ка!
Он перепрыгнул через изгородь, загремев своими доспехами, щитом и копьем, и быстро вскарабкался на вершину Волатерр.

– Так-так… Праща на деревянной рогульке. Понятно, – молвил он и потянул за резинку. – Что за искусный демон изготовил эту дивно растягивающуюся кожу?
– Это резинка. Вы вкладываете заряд в петлю, потом натягиваете посильнее…
Парнезий натянул резинку и отпустил, ушибив себе при этом большой палец.
– Каждому свое, – произнес он серьезно, возвращая рогатку. – Я лучше управляюсь с тяжелыми катапультами. Забавная игрушка, но не по мне, волчий хвост! Ты волков боишься?
– В наших местах они не водятся, – заметила Уна.
– Не говори! Волки, как и Крылатые Шапки, всегда появляются неожиданно! Разве тут не охотятся на волков?
– Нет, – отвечала Уна. – Мы не охотимся ни на кого. Наоборот, мы охраняем фазанов. Знаете фазанов?
– Да вроде знаю, – ухмыльнулся воин и вдруг закричал по-фазаньи, да так похоже, что какой-то фазан тотчас откликнулся ему из леса.