Огонь в затемненном городе
Страница 28 из 33
ВЕЛИКИЕ ЛУКИ
16 января 1943 года части Красной Армии окончательно сломили упорное сопротивление противника под Великими Луками и освободили этот важный стратегический пункт.
Солдаты и командиры Эстонского корпуса проявили под Великими Луками большое мужество и высокое боевое мастерство.
Бойцы Эстонского корпуса захватили в плен начальника фашистского гарнизона Великих Лук фон Засса, отпрыска бывших Сааремааских баронов.
Таков краткий итог сообщения Московского радио в тот день.
У Олева в комнате есть довольно большая настенная карта, где линия фронта отмечена флажками, приколотыми к карте булавками. Когда передача окончилась, Олев переставил один флажок прямо в Великие Луки.
Я решил, что теперь тоже раздобуду себе большую настенную карту. Пока немцы двигались только на восток, меня это не интересовало. Зато теперь, когда наши освобождают землю от оккупантов, такая карта обязательно нужна.
— Ну, что скажешь? — спросил Олев.
— Чистая работа, — сказал я. — И даже этот фон Засс у нас в руках. Сопротивлялся, сопротивлялся, а все-таки вынужден был поднять лапки!
— А сколько солдат из-за него погибло!
— А он, наверно, считал, что баронская жизнь дороже.
Обсудив эту новость, мы решили, что надо сегодня же сообщить гимназии про освобождение Великих Лук.
Уже недели две ни в одном классе не появлялось сообщений Советского Информбюро.
Мы просто сделали перерыв, чтобы зря не провалиться. Директор был настороже. И, в конце концов, это очень опасное дело. Поэтому-то мы решили, что сообщения Советского Информбюро станут появляться на классных досках только в случае самых важных событий и самых больших побед.
И вот наступила пора нам действовать.
Мы пришли в гимназию как раз тогда, когда в начальной школе закончился учебный день. Среди суеты и детского крика в раздевалке мы кое-как повесили свои пальто туда, где раздевается наш третий класс.
Так опасность разоблачения была значительно меньше. Никто не должен был знать, что мы первыми пришли в школу. Олев для конспирации даже надел сегодня свое старое зимнее пальто. Он уже довольно здорово из него вырос и давно его не носит, поэтому лишь очень немногие видели его в этом пальто. Портфели мы тоже спрятали в раздевалке.
Учителя начальной школы уже покинули здание, а наши еще не пришли. Именно этот момент нам и надо было использовать. Чтобы к тому времени, когда начнут приходить гимназисты и учителя гимназии, сообщение уже было написано на доске. А мы сами должны исчезнуть, как сквозь землю провалиться, чтобы никто не вздумал заподозрить нас.
— Хочешь писать или сторожить? — спросил Олев, когда мы вошли в свой класс.
— Сегодня моя очередь.
До этого всегда писал Олев. Но я считал, что так несправедливо.
— Хорошо, — сказал Олев. — В случае чего я войду в класс. Тогда мгновенно стирай с доски сообщение и пиши какой-нибудь алгебраический пример — будто ты решаешь его.
Неподалеку от двери в наш класс висела доска объявлений. Мы договорились, что Олев станет возле нее и сделает вид, будто читает там что-то. Нельзя же просто так торчать у двери класса. На тот случай, если кто-нибудь из наших учеников вдруг появится на горизонте, у Олева оставалось достаточно времени, чтобы успеть предупредить меня.
Итак, начали.
Я взял мел и принялся писать.
Первая строчка.
Вторая строчка.
Третья…
Четвертая…
Я и не представлял себе, насколько медленно писать печатными буквами. К тому же и рука у меня слегка дрожала. Это было достаточно неприятно — дрожь в руке.
Пятая строчка.
Шестая…
Эти короткие строки должны были дать ученикам нашего класса ясное представление о блистательной победе Красной Армии, об освобождении очень важного стратегического узла Великие Луки, о крупном поражении немцев, об отваге советских бойцов.
Следовало выделить роль Эстонского корпуса в освобождении Великих Лук.
И пленение фон Засса нельзя было не отметить. Надо было обязательно написать, что потомок бывших эстонских баронов фон Засс сдался в плен.
Седьмая строчка.
Восьмая…
«Смерть немецким оккупантам…»
Теперь все. Не хватало только трех восклицательных знаков в конце.
Но…
Эти три восклицательных знака мне так и не удалось поставить.
Дверь класса отворилась. Мгновенно тряпка оказалась у меня в руке. И в этот момент мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног. Вместо Олева я увидел в дверях Мадиса Салувээра! Он стоял и уже читал сообщение.
— Подожди, не стирай, дай прочесть. Ты не бойся, — сказал Мадис. — Я вас не выдам.
— А где же Олев?
— Директор позвал его к себе в кабинет. Олев стоял на часах, да?
Я кивнул. Теперь уже не имело смысла таиться.
Мадис сел за первую парту. Теперь это была его парта. И начал что-то писать.
А я вытер доску.
Хотя Мадис и обещал молчать, но директор ведь увел с собой Олева. Нельзя ни в коем случае оставлять сообщение на доске — Олева видели и подозрения сразу же пали бы на него. Во всяком случае, на сей раз нашу затею придется оставить.
Я спустился в раздевалку, перевесил наши пальто и забрал портфели.
И чего мог хотеть директор от Олева?
А случилось вот что.
Олев стоял перед доской объявлений и что-то там читал. То есть, конечно, он только делал вид, будто читает.
И вдруг в конце коридора показался директор. Олев хотел тут же броситься и предупредить меня, но услышал голос директора:
— Кивимяги! Пожалуйста, подойдите-ка сюда!
Что оставалось делать Олеву?
Он пошел к директору, надеясь, что тот хочет только спросить о чем-нибудь. Но выяснилось, что дело гораздо серьезнее.
— Пойдемте ко мне в кабинет, — сказал директор. — У меня там с окна сорвалась маскировочная штора. Может быть, вдвоем мы как-нибудь приладим ее.
— Я сбегаю к школьному сторожу за молотком и гвоздем, — предложил Олев.
Он хотел любой ценой освободиться от директора, чтобы предупредить меня.
Но директор сказал:
— Не надо. Молоток и гвозди сторож уже принес сам. Но у него приступ ревматизма, так что он не может взобраться на окно. Вы-то, наверно, с этим справитесь, да?
Конечно, не мог же Олев ответить, что у него тоже как раз приступ ревматизма. Он судорожно искал хоть какую-нибудь уважительную причину, чтобы отказаться, как вдруг в коридоре показался Мадис Салувээр.
Мадис шел быстро — мимо директора всегда торопятся — и направился прямо в наш класс.
Олеву стало ясно, что мы провалились, и он поплелся за директором. Немного надежды и утешения давало то, что судьба не послала на нас, например, Гуйдо или Атса.
В кабинете у директора было темно. Директор зажег спичку и сказал:
— Лампу зажигать не будем. Порядок есть порядок.
Олев взял со стола молоток и гвозди и полез на стремянку, которая уже стояла в кабинете.
В темноте работа двигалась довольно медленно. К тому же стремянка тряслась и угрожала разъехаться; приходилось соблюдать осторожность, чтобы не свалиться.
И тут кто-то постучал в дверь.
— Войдите, — сказал директор.
Дверь приоткрыли.
— Входите же! — сказал директор. — Не смущайтесь темноты.
Кто-то вошел в кабинет.
— Господин директор…
Олев узнал голос Атса, и ноги у него задрожали. Он подумал, что и Атс наскочил на меня и, конечно, сразу же прибежал с доносом. Неподвижно застыв на стремянке, Олев услышал, как Атс сказал:
— Господин директор, у Линды Вескоя, ученицы нашего класса, в тетради для песен записаны крамольные песни. Там даже есть о Гитлере. И она дает свою тетрадь другим девочкам списывать.
Олев опасался другого сообщения, но и это известие было не намного лучше.
— Вот как! — сказал директор. — И зовут эту ученицу…
— Линда Вескоя.
— Хорошо. Вы можете идти.
Когда открывалась дверь, Олев обратил внимание на то, что коридор погружен в сумрак. И у директора не было возможности разглядеть, кто вошел в кабинет. Но директор явно узнал Атса по голосу. Иначе он спросил бы его имя и из какого он класса. А отсюда не трудно было вывести, что у них и раньше случались подобного рода встречи. Правда, директор преподавал нам историю, но Атс отвечал по истории всего лишь два или три раза — маловато, чтоб директор смог запомнить его голос.
Олев вбил гвоздь в стену.
— Теперь будет держаться, — сказал он и спустился на пол.
Директор зажег свет.
— Вы, конечно, слыхали, какую информацию я тут получил?
— Слыхал.
— Скажите теперь вы, Кивимяги: эта Линда Вескоя, как она у вас в классе… — Директор спросил так, словно само собой разумелось, что Олев и Атс лучшие друзья и единомышленники.
— Хорошая ученица, — сказал Олев.
— Ну да, а так… в остальном?
— Как и все остальные.
— Ах, так, — сказал директор. Он выглядел спокойным, словно ничего не случилось, только глаза у него бегали. И Олев понял, что директор встревожен провалом доносчика.
Олев молчал.
— Вы можете идти. Большое спасибо.
Олев вернулся в класс лишь к самому началу урока. Он был убит тем, что по его вине Мадис беспрепятственно увидел, как я писал сообщение. Но я сказал, что все обстоит даже лучше, чем можно было предположить. Мадис — я верил — будет молчать, а мы узнали про Атса и можем предупредить Линду. Это немного успокоило Олева.
Мы решили, что отдохнем дня два, успокоим нервы и тогда повторим попытку написать сообщение.
Но мы не успели сделать это. Когда на следующий день мы вошли в класс, на доске красовалось сообщение Советского Информбюро об освобождении Великих Лук. Несколько строчек. Печатными буквами. Почти теми же словами, которые писал вчера я.
Я посмотрел на Мадиса. Он сидел на своем новом месте на первой парте и едва заметно усмехнулся в ответ на мой вопросительный взгляд.