Огонь в затемненном городе

Страница 26 из 33

ОТЕЦ МАДИСА САЛУВЭЭРА

По гимназии распространился слух, что отец Мадиса Салувээра, воевавший в Эстонском корпусе, перебежал из Красной Армии на сторону немцев и прибыл теперь домой. Когда ребята услыхали об этом, они сразу же, как воронья стая, закружились вокруг Мадиса:
— Ну, расскажи же! Расскажи, как там, в России?
— Как ему удалось перейти линию фронта?
— Неужели же русские доверили оружие эстонцам?
— А много народа в Эстонском корпусе?
— И у них такое же оружие, как у русских?
Вопросы сыпались на Мадиса градом.
— Стало быть, это правда, что они там с голоду жрут кошек и собак? — усмехаясь, с явным удовольствием спросил Гуйдо.
Мадис не ответил ни на один вопрос. Лицо у него было грустное, и, похоже, все эти вопросы ему совсем не нравились.
— Я в России не был, — сказал он наконец.
— Ну, а отец…
— Пойдите спросите у него самого!
Постепенно ребята оставили Мадиса в покое.
«Пойдите спросите у него самого!»
Да, именно это я и собирался сделать. Я хотел пойти к отцу Мадиса и спросить у него: может, он, случайно, знает, жив ли мой отец… Как бы там ни было, отец Мадиса единственный человек, который может что-нибудь знать…
Во время перемены я отозвал Мадиса в сторону и сказал ему о своем намерении.
— А чего же! — согласился Мадис. — Ты зайди к нам завтра. Может быть, он действительно что-нибудь знает.
На следующий день я пришел, как и было условлено.
Мадис сам открыл мне дверь.
— Заходи, отец дома, — сказал он.
Когда я в передней вешал пальто на крючок, из комнаты раздался грубый голос:
— Кто там?
— К тебе пришли, — ответил Мадис.
Из комнаты послышался какой-то шум, и в дверях появился мужчина с красным лицом, одетый в синюю нижнюю рубашку. Он долго разглядывал меня, чесал свой небритый подбородок и, наконец, сказал:
— Ах, значит, ко мне…
Я сразу увидел, что он пьян.
Мы прошли в комнату.
— Я маленько выпил, — сказал отец Мадиса. — Но ты не обращай внимания. Знаешь, фронтовик в отпуске…
Я сел на предложенный мне стул и решил, что надолго тут не останусь.
— Ну так что же у молодого человека на душе? Давай, выкладывай! Старый Салувээр не такой человек, чтобы запирать свои уши на замок от вопросов. Старина Салувээр готов воевать за какое хочешь государство и помогать всем. Выкладывай, что надо, молодой человек!
Я спросил коротко, не случалось ли ему встречаться с моим отцом, Айном Пихлатом.
— Айн Пихлат? — Он задумался. — Нет, такого парня я не знаю. Пихлат? Даже не слыхал о таком.
Он подошел к буфету и налил себе почти полный стакан водки.
— А ты-то не пьешь? — спросил он у меня.
Я покачал головой.
— Ну и правильно. Рано еще.
Он отхлебнул большой глоток и проворчал:
— Чертовски слабая эта немецкая водка. Дерьмовый у нее привкус. Мадис, посмотри-ка там в кухне, чем бы закусить.
Мадис исчез в кухне и вскоре вернулся с куском хлеба.
Отец Мадиса отхлебнул еще глоток водки и заел хлебом.
— Из опилков хлеб пекут, гады!
— Значит, в России хлеб лучше? — осмелился спросить я.
— Да уж с этой опилочной лепешкой не сравнишь.
Я поднялся, собираясь уйти.
— Да, ни одного Пихлата я не знаю, — продолжал отец Мадиса. — Знал двух Каськов и одного Тамма. Но ты из-за этого не плачь. Корпус-то чертовски огромный. Две дивизии, понимаешь? Где там всех знать. И иди знай, может, у твоего отца хватило мозгов устроиться в тылу. Может, служит где-нибудь аптекарем или писарем. Хе-хее!
Он пьяно засмеялся.
— Всего доброго, — коротко попрощался я.
Я уже был в пальто, когда вдруг подумал, что надо бы задать ему еще один вопрос. Пришлось снова сунуться в комнату.
— А вы не знали никакого Кярвета?
— Иоханнеса Кярвета, что ли?
— Да, он из нашего города.
— А он кем тебе доводится? Тоже какой-нибудь родственник?
— Нет. Я-то даже с ним не знаком. Но есть кто-то, кто хорошо его знает.
Отец Мадиса допил водку из стакана, вытер кулаком рот и затем сказал:
— Ну, во всяком случае, я его тоже знаю. И могу тебе сказать: попадись он мне, этот Кярвет, я ему еще припомню. Политрук он, понимаешь? Я чуть не получил от него пулю в спину, когда перебегал. Такая свинья он, этот Кярвет.
Взгляд его словно протрезвел, и он вдруг спросил:
— А кто этот кто-то, который хорошо его знает? Этого типа надо бы прижать как следует.
Я понял, что допустил страшную ошибку. И стал лихорадочно искать возможность как-нибудь исправить ее.
— Фамилия этого человека Велиранд, — вдруг нашел я подходящий ответ. — Он работает в политической полиции.
— Ах, так, — сказал отец Мадиса. Упоминание политической полиции заметно присмирило его. — Я-то подумал, какой-нибудь родственник. Но уж, наверно, родственники такого типа вовремя удрали к большевикам.
— Да уж, наверно, — сказал я облегченно и распрощался окончательно.
Мадис молча проводил меня до двери. Он не сказал ни слова, только все время странно глядел на меня, будто изучал.
Я пошел домой.
От этого визита у меня остался неприятный осадок. Словно и я тоже выпил этой дрянной немецкой водки. Но… все-таки разговор с отцом Мадиса кое-что дал. Я выяснил, что дядя Мээли жив и здоров.
Я-то уже знал это, но ни Мээли, ни ее тетя еще не знали. Как сообщить им? Ведь меня и Олева они подозревали и боялись.
Это был трудный вопрос.
Это был чертовски трудный вопрос.