Мышонок по имени Вольф
Страница 1 из 5
Мышонок по имени Вольф (сказка Дика Кинга-Смита)
Глава первая
ИМЯ
Мышонок Вольфганг Амадей был младшим из тринадцати братьев и сестёр. А также самым мелким. Остальным двенадцати мышатам мать дала вполне заурядные имена, скажем, Билл или Джейн. Но, взглянув на младшенького и увидав, что он вдвое меньше своих братьев и сестёр, она сказала себе: «Раз так, тогда имя у него должно быть звучное, чтоб возместить малый рост. А если на то пошло, так надо дать ему два звучных имени. Вот только какие?»
Случилось так, что именно эта мама-мышь жила в доме, хозяйка которого любила играть на фортепьяно. Большой рояль стоял в гостиной у самой стены, так что левая передняя ножка почти касалась плинтуса. А в плинтусе, скрытый от людских глаз ножкой рояля, был вход в норку. Там и жила мама-мышь, и звали её Мэри.
Как-то вечером, когда хозяйка, доиграв какую-то фортепьянную пьесу, отправилась спать, Мэри выбралась из норки, залезла по левой передней ножке рояля наверх и пробежала по клавиатуре, поскольку клавиши всегда оставались незакрытыми. И хотя Мэри ожидала приплода и сильно прибавила в весе, всё равно она была лёгкой и бежала бесшумно. И тут она увидела, что на табурете перед роялем лежит нотный лист.
Есть с чего начать строить гнездо, решила мышка Мэри и стала передними лапами сталкивать с табурета лист (какое-то фортепьянное сочинение Моцарта), так что он слетел на пол. В мышиную норку он целиком не влезал, поэтому Мэри порвала его своими острыми зубами на мелкие обрывки и постепенно втащила их внутрь.
На следующий день Мэри изгрызла куски на ещё более мелкие клочки и устроила из них уютнейшее гнёздышко. И там в должное время произвела на свет тринадцать мышат. Мэри уже приняла решение дать тринадцатому и самому крошечному мышонку не одно, а два имени, и притом звучных, когда на глаза ей кое-что попалось. Это был клочок нотной бумаги, который она не успела изорвать, и на нём было что-то написано.
Мэри вылезла из гнезда, чтобы рассмотреть надпись. И вот что она увидела: «Вольфганг Амадей М…»
Мэри даже пискнула от восторга.
— Отлично! — воскликнула она, обращаясь к слепым голым мышатам. И затем тихонько прошептала на ушко самому маленькому: — Имя, как нарочно, для тебя придумано, родной. Я просто уверена в этом. Конечно, последних букв не хватает, но сомнений тут нет: как бы ты ни был мал, эти имена сделают тебя великим, мышонок Вольфганг Амадей!
Глава вторая
ШУТКА
Спустя несколько недель мышата уже осмеливались вылезать по ночам из норки за плинтусом. Скоро они научились подниматься по левой передней ножке рояля наверх и там резвились на клавиатуре.
Особенно им нравилось носиться по клавишам. Порой это был просто бег по пятидесяти двум клавишам от басов до верхних нот, а иногда — это был бег с барьерами, когда мышата перепрыгивали через тридцать шесть чёрных клавиш, приподнятых над белыми. В какие-то ночи побеждал один мышонок, в какие-то — другой, но Вольфганг Амадей из-за своих малых размеров всегда оказывался на последнем месте. Перескакивать через чёрные клавиши ему было трудно, более крупные братья и сёстры толкали его, и, не удержавшись на скользких белых, он часто шлёпался на пол.
К счастью, пол в комнате был устлан толстым ковром, и мышонок чаще всего приземлялся удачно на лапы, без всякого вреда для себя. Остальные же, разумеется, хохотали, глядя на него сверху. Они не очень-то хорошо с ним обращались, отчасти по причине его малорослости, отчасти из-за того, что он был, по их мнению, любимчиком у матери. Но главным образом из-за его длинного имени. То и дело слышался голос мамы Мэри, встревоженно выкликавшей: «Вольфганг Амадей! Где ты? Ты в порядке? Не ушибся, когда упал с рояля?»
Поначалу Билл и Джейн, Том и Энн и все остальные дразнили младшего братца (когда не слышала мама) за его странное длинное имя. Они даже сочинили стишок и хором пищали вслух, особенно когда он падал с рояля:
Кто тут робко скок-поскок?
Кто тут маменькин сынок?
Кто тут мал, как муравей?
Это Вольфганг Амадей!
Из-за всего этого Вольфганг Амадей чувствовал себя несчастным. Как-то раз он спросил мать:
— Мамочка, почему у меня такое длинное имя, ведь у всех других оно короткое?
— Потому что у тебя оно звучное и важное, Вольфганг Амадей, — отозвалась Мэри. — Ты станешь важной персоной, когда вырастешь. Короткое имя тебе не подойдёт.
Однако в конце концов он всё-таки получил короткое имя благодаря остальным мышатам.
В тот раз они играли в ещё одну любимую игру, проходившую на крышке рояля. Они выстраивались вдоль заднего изогнутого края инструмента и оттуда следили, кому из них удастся дальше скользнуть по блестящей полированной поверхности.
Сперва они по очереди разбегались, а потом скользили на толстеньких мохнатых животиках. Целью было достичь переднего ровного края рояля и при этом не свалиться вниз, на клавиши. Иногда они всё-таки падали вниз, но падать было невысоко, и скоро они опять забирались наверх, визжа от смеха.
Однажды ночью, когда они играли в скольжение, один крикнул другому:
— Ты погляди на этого Вольфганга Амадея! Он безнадёжен! Еле до середины дотягивает. Скорости-то ему не набрать — ноги короткие.
— Да у него только и есть длинного, что имя! — отозвался тот. — Язык сломаешь, пока до конца произнесёшь.
— Большое дело, давайте укоротим его.
— А как тогда его называть?
— Просто Вольф. А Вольф на всех языках означает «волк».
— Волк?! — закричали другие. — Вот так штука! Хи-хи-хи! Мышь по имени Волк!
И все покатились со смеху, нисколько по своему обыкновению не заботясь, не обижают ли младшего брата.
Они не могли знать, что он-то как раз был очень этому рад.
Глава третья
ПЕНИЕ
Он обрадовался ещё больше, когда его двенадцать братьев и сестёр покинули родной дом.
С некоторых пор запас молока у мамы Мэри стал убывать, и у мышат вошло в привычку следовать за матерью во время её ночных походов в поисках пищи. После полуночи они обходили весь дом, уделяя особое внимание кухне и столовой. Они передвигались своими обычными путями, обшаривая полы, столы и буфеты в поисках чего-нибудь съедобного.
Вскоре те, что похрабрее, вообще перестали приходить в норку за ножкой рояля, а немного погодя уже только Вольф возвращался домой. С мамой он чувствовал себя в большей безопасности, а ей было приятно, что он пока при ней. Ему же, в свою очередь, нравилось, что, привыкнув слышать обращённое к нему уменьшительное имя, она сама стала его употреблять и называла сына Вольфганг Амадей, лишь когда сердилась на него (что бывало редко).
С первых же недель своей жизни Вольф привык слышать звуки фортепьяно, так как хозяйка играла ежедневно.
Остальные мышата, заслышав музыку, выражали недовольство.
— Ну и грохот! — ворчали они. — Интересно, как нам днём выспаться при таком шуме?
Вольфу, однако, этот шум очень нравился, и теперь, оставшись при маме один, он стал внимательно прислушиваться к музыке (Мэри в это время крепко спала под звуки рояля).
Хозяйка обычно играла дважды в день — поздним утром и ранним вечером. Вечерний концерт доставлял Вольфу особенное удовольствие, потому что он успевал днём выспаться и к вечеру чувствовал себя бодро. Он взял себе за привычку садиться у самого входа в норку около ножки рояля и слушать музыку, звучавшую у него над головой.
Обнаружилось, что, даже когда рояль умолкал, в голове у Вольфа продолжала звучать услышанная мелодия, и он напевал её про себя почти беззвучно, пока они с мамой рыскали по ночному дому.
— Хотелось бы мне, чтобы мыши умели петь, — сказал он как-то маме, — а не только пищали. Вот если бы я умел петь…
Ночные поиски у Мэри выдались не очень удачные, она устала и проголодалась.
— Мыши? Петь? — воскликнула она. — Не говори глупостей, Вольфганг Амадей.
«Ну вот, она на меня рассердилась», — подумал Вольф и не стал больше говорить на эту тему. Но думать не перестал. На другой же день ему даже приснилось, как он поёт.
Проснулся он в середине дня, когда (будь ему это известно) хозяйка дома обычно ложилась вздремнуть после ланча. Мама Мэри тоже спала крепким сном, и Вольф потихоньку выбрался из норки, залез наверх по ножке рояля, прошёл по клавиатуре и уселся на среднем «до», как раз под изящной надписью «Стейнвей и сыновья».
Он сидел и думал об одной мелодии, любимой мелодии хозяйки. Она играла её так часто, что Вольф знал её наизусть.
«Вот если бы мыши умели петь, — думал он. — Сейчас самый идеальный момент, самое идеальное место и, по мне, так идеальная песня. — И он вздохнул. — Увы! Может, если не спою, так попытаюсь пропищать».
Он откинул назад голову и открыл рот. И вдруг, к полному его изумлению, из его рта раздался прелестный высокий и чистый голосок, и мышонок пропел с абсолютной точностью всю мелодию. Он пел, словно птичка, разве что ни одна певчая птица в мире не спела бы так красиво.
— Ла-ла-ла! — заливался мышонок. Слов-то он, конечно, не знал. Но это не имело значения, поскольку выбранная им мелодия входила в сборник народных песен Мендельсона, которые композитор сам назвал «Песни без слов».
Вольф пел долго и громко, снова и снова повторяя мелодию, вне себя от восторга, поражённый открытием, что утверждение «мыши не могут петь» не вполне верно. Одна мышь может! Но ещё до того как он наконец умолк, в доме нашлись те, кого разбудило его громкое и долгое соло.
Мэри пробудилась от крепкого сна, покинула норку и взобралась наверх по ножке рояля. Рот у неё открылся от величайшего изумления, но из него не раздалось ни звука.
В разных норках в разных углах дома братья и сёстры Вольфа ворчали, разбуженные какими-то странными звуками.
Дремавшей у себя в спальне хозяйке показалось, будто где-то в нижнем этаже слышится знакомая мелодия Мендельсона, но, решив, что ей это снится, она опять заснула.
Но когда до одной пары ушей в кухне донеслись звуки мышиного пения, они пробудили в их обладателе любопытство. Кот спрыгнул со своего ложа у печки, потянулся, расправил когти, после чего, бесшумно ступая, направился в гостиную.