Мой друг Бобби — Гита Баннерджи

Страница 2 из 11

Мой друг Бобби (повесть)

Однажды отец пришёл домой с потрясающей новостью.
— Навестим наших в Мандалае? — сказал он. — Мне предлагают работу в Рангу́не, а это совсем близко от Мандалая.
Я так и подпрыгнула от радости. Бабушка сделала суровое лицо и ничего не сказала. А дедушка спросил с явным неодобрением:
— Ты полагаешь, что можно уезжать в такое время?
Больше дедушка на эту тему говорить не пожелал.
Все надолго замолчали. Наконец бабушка объявила своё решение:
— Можешь ехать, если уж такая необходимость, но дети должны оставаться с нами.
Отец не соглашался. Он доказывал, что никакой войны пока нет и начнётся война ещё не скоро, что его переводят в Рангун всего на какой-то год, а основная работа по-прежнему в Кальку́тте… Бабушка была непреклонна.
Споры продолжались не день и не два. В конце концов было решено: раз мой старший брат Дада́ перешёл в последний класс, то лучше ему остаться у бабушки с дедушкой и кончать школу в Калькутте. Насчёт меня написали письмо Джамаи-бабу и Бине, и те ответили, что я могу поселиться у них. Отец спокойно будет работать себе в Рангуне и время от времени наезжать то в Мандалай, то в Калькутту. Отцу всё равно приходится много ездить по работе, так что особых трудностей возникнуть не должно. В школу я пока не пойду, а буду заниматься с учителями дома.
Честно говоря, до той минуты, как мы поднялись по трапу, я не верила, что еду. Опасней всех была бабушка, хотя Дада тоже. Прекрасно зная, что его всё равно не возьмут, он время от времени начинал канючить. От страха, что его всё-таки могут взять, а меня тогда уж наверняка оставят в Калькутте, я изо всех сил отвлекала его от мыслей, о поездке в Бирму.
Когда мы прощались, я пожала Даде руку и сказала:
— Обязательно приезжай на будущий год!
Дада разозлился, руку вырвал и дал мне по уху.
— Дура и плакса, — сказал он мне на прощание.
Корабль медленно отплывал от пристани. Всё меньше и меньше становился большой платок в бабушкиной руке. Калькутта всё отодвигалась и отодвигалась от нас. Ничего в этой Калькутте особенного нет. Только почему-то сильно защипало глаза. Зато впереди — Рангун! Потрясающе!
Калькутта таяла на горизонте, и было грустно.

3
И вот я уже шестой месяц живу в Бирме. За это время Джамаи два раза успел съездить на охоту. Без нас, конечно. Кто бы мог подумать, что в этот раз мы поедем все вместе! Да, а как же отец? Все будут проводить время на охоте, а он всё только работай да работай?!
Я никому ничего не сказала и села писать письмо:
Дорогой папа!
Джамаи-бабу едет на охоту. В этот раз я еду с ним. Мы берём с собой Бину, Джека и Джилл. К сожалению, лес не очень дремучий. Щенят брать не хотят. Жалко. Лучше бы поехали все. Конечно, щенята могут испугаться, если увидят тигра или слона. Щенята ещё маленькие.
А ты приезжай, папа. Только никому не говори. Мы едем в среду. Я больше не могу ждать. Скажи начальнику, что все твои дочери в серьёзном положении. Это не враньё. Я очень скучаю. Бина тоже скучает. Приезжай скорее.
Целую.
Твоя дочь Мина.
Отец явился накануне нашего отъезда. Он открыл калитку и сказал:
— Ого! Я чую сборы на охоту!
В тот же миг все четвероногие, пернатые, а также обезьяна заголосили на разные голоса. Я в это время качалась на ветке высокого вишнёвого дерева около калитки. Ма Кхин Ми́а сидела на нижней ветке, болтала ногами и дразнилась:
— А вот не прыгнешь, а вот и струсишь!
Ма Кхин Миа гораздо меньше меня. Отец у неё бенгалец, а мама бирманка. Она живёт в старом-старом доме совсем рядом с нами.
Как только я услышала голос отца, я жестом приказала Миа замолчать.
— Пратул! — крикнул отец. — Уйми свой зверинец, во двор же не войдёшь! И где мои дочери?
Джамаи-бабу и Бина выскочили во двор. Бина бросилась к отцу. Отец обнял её.
— Ну как ты тут? — спросил он.
Бина, известная нюня, сразу захлюпала носом.
Настала моя очередь. Я скользнула с верхней ветки на среднюю, потом на нижнюю, оттуда прыгнула на землю с громким тарзаньим воплем. Все от удивления вздрогнули. Бина, как только поняла, что это я, сразу подняла шум:
— Вот, папа, посмотри, папа, на кого она похожа! Дичает на глазах. Если она не на дереве, значит, с собаками. Во всём виноват мой муж, он её совершенно разбаловал!
— Мини разбаловал не я, а… — начал было Джамаи, но прикусил язык: он собрался было объяснить, что разбаловал меня отец.
Но отец всё равно понял и рассмеялся. Миа тоже захихикала с дерева.
Отца вышли приветствовать все двенадцать собак.
Джек посмотрел на него, будто сказал:
«А, старый знакомец, давно не виделись».
Джилл смачно лизнула отцу руку.
— Знаешь, Пратул, — сказал отец, — я ведь раньше думал, ты немножко не в себе. Но вот выясняется, что и я не лучше, потому что мне твоё зверьё всё больше нравится.
Я захлопала в ладоши от удовольствия:
— Значит, ты на нашей стороне, а не на Бининой!
Потом достала рогатку из-за пояса и показала отцу.
— Смотри, я научилась сбивать из рогатки бетелевые орехи с пальмы.
— А в птиц не стреляешь?
— Зачем же? Они такие красивые!
— Понятно, — сказал отец, вглядываясь в листву вишнёвого дерева. — А кто это там на дереве? Уж не обезьянка ли?
Миа при этих словах сразу заверещала:
— Мини, помоги слезть, ну Мини, Мини!
— Ах, вот в чём дело! Ты подружка Мини? А я было подумал, что ты маленькая обезьянка.
Бина пошла готовить ванну для отца и заниматься обедом, а отец прилёг на диван. Джамаи отправился наблюдать за кормлением зверья. Наши животные пользовались полной свободой до четырёх часов. В четыре им раздавали корм, а в пять запирали в клетки на ночь.
— Пока готовят обед, можно пойти посмотреть, как кормят животных, — сказала я отцу.
— Охотно, — ответил отец.
Он спустил ноги с дивана и стал искать ботинки. Ботинки исчезли. Все бросились на поиски и обнаружили, что ботинками завладели щенята и с большим рвением раздирают их в клочья. Мы с Миа насилу отняли добычу у щенят.
Отец так и схватился за голову.
— Новые ботинки! — ахнул он.
У нас было четыре дворняжки, буль-терьер, два фокстерьера, два спаниеля, четыре колли, считая щенков, и золотая гончая.
Золотая гончая Диа́на сразу стала любимицей отца. Он не мог налюбоваться её красотой и восхищался её шёрсткой, блестевшей на солнце, как червонное золото, её большими грустноватыми глазами. Красавица Диана отличалась и добрым нравом. Она очень любила ласкаться и подавать лапу. От других собак Диана держалась на некотором отдалении и дружила только с дворнягой, по кличке Ба́гха, и с кошкой Ру́си. Багха хоть и не мог похвастаться такой родословной, как Джек, но не уступал ему в отваге. Багха командовал всеми нашими собаками. Больше того, даже наглый кот Пушу и тот слушался его.
Отец говорил, что Багха ему нравится, потому что напоминает Ту́ми — так звали собаку, которая была у отца в детстве.
Отец посвистел Багхе, тот бросил свою миску и радостно запрыгал вокруг него, изо всех сил виляя хвостом.
— А где же твоя подруга Диана? — спросил отец.
Услышав, что спрашивают Диану, Багха стал повизгивать и вертеться в поисках гончей. Дианы нигде не было видно, её миска с едой стояла нетронутая. Оказалось, что Диана ходила за кошкой Руси, которая заснула под диваном и проспала звонок на обед.
— Ты посмотри на Диану, — с восхищением сказал отец. — И красавица, и умница.
Диана привела Руси, которая преспокойно стала есть из её миски, а Диана только посматривала на нахалку и терпеливо дожидалась своей очереди.
Наши попугаи — Пи́а и Ли́а — очень много болтали во время еды, а иногда даже принимались громко выкрикивать детские стишки. При виде, отца попугаи затараторили наперебой:
— Вот он, вот он, вот он, вот он!
Отец развеселился.
Обезьянка Ру́пи не пожелала оставаться незамеченной. Она заболтала что-то своё и помахала отцу лапкой. Отец подошёл поближе: Рупи прыгнула ему на плечо и сразу принялась копошиться в его волосах.
Отец подскочил от неожиданности и попытался отодрать цепкие лапки Рупи от своей головы.
Я стала успокаивать его:
— Ничего, ты не бойся! Можешь сделать вид, будто Рупи выискивает у тебя седые волоски.
Правда, я хорошо помнила, что было со мной, когда я сама стала жертвой обезьяньих штучек. Теперь мы все научились проявлять осторожность, и Рупи приходится довольствоваться ловлей блох на собаках и кошках.
Я давно заметила особенность нашего дома: у нас кошки и собаки не живут как кошки с собаками. Они дружат, хотя совсем без ссор, конечно, не обходится. Даже Джек никогда не трогает кошек. Но это что! Кошки иногда спят в постели Бины, и она ничуть не против!
— Ведь кошки это не собаки, — говорит она.
Отец погладил Диану и объявил, что хочет спать.
— Всю ночь глаз не сомкнул в поезде, — сказал отец, зевая. — А завтра рано вставать. А ты почему не ложишься, Мини?
Мысли о завтрашней охоте долго не давали мне заснуть. Потом мне приснилось, что обезьянка Рупи прыгнула мне на голову и ищет блох. Я вырываюсь, а она всё крепче цепляется за мои волосы. Потом что-то как грохнется! Это я сама упала с кровати, на которой удобно устроилась не Рупи, а кошка Руси и сладко посапывает во сне.

4
Было ещё совсем темно, когда меня начали будить. Сильно хотелось спать, и я повернулась на другой бок. Тогда чья-то рука пощекотала меня.
— Спать хочу! — буркнула я и спрятала голову под подушку.
Вдруг я услышала голос Джамаи-бабу:
— Не трогай её, Бина. Пусть остаётся. Урми́ла посмотрит за ней.
Я пробкой вылетела из постели и бросилась одеваться под дружный смех Джамаи и Бины.
У меня не было времени на их глупые шутки. Надо одеться и сбегать попрощаться с Ки́ни и Ри́ни, щенятами. Их родители Джек и Джилл уезжают на охоту, да и никого из нас не будет. Я дала Урмиле четыре аны [А́на — мелкая разменная монета.] из денег, которые выпросила у Бины на орешки, чтоб Урмила купила щенятам печенья. Наспех попрощалась с Миа и предстала перед Джамаи.
— Я готова, командир! — и отсалютовала по-военному.
Тем временем рассвело. Джамаи-бабу давал последние указания. Урмила бурчала себе под нос:
— Хотела бы я знать, что будет делать на охоте маленькая девочка!
На самом деле Урмила просто боялась оставаться одна в большом пустом доме.
Бина её успокаивала:
— Привязывай на ночь Багху на лестничной площадке и ничего не бойся. Такой пёс в одиночку справится с сотней бандитов. Работники будут приходить и кормить животных.
Мы грузили вещи в машины и переворачивали весь дом вверх дном.
— Не будешь скучать, Урмила, — весело заверил её Джамаи. — Пока ты всё приведёшь в порядок, мы успеем вернуться и устроить новый беспорядок!
Урмила утёрла слёзы и стала просить бога, чтоб он присматривал за нами в пути. При слове «бог» попугай Пиа поджал ногу и заверещал с закрытыми глазами:
— Птичка-скажи-бог-поможет-молись-богу!
Попугай Лиа не мог допустить, чтоб его перещеголяли, и добавил:
— Господи-благослови-господи-благослови!
Мы рассаживались по машинам под неумолкаемую дробь попугайских благословений.
Отец сказал:
— Поехали, Пратул, а то как бы баллон не спустил, если твои верующие попугаи начнут молитвы петь!
Отец сел в машину мистера Джефферсона вместе с самим Джефферсоном, его слугой Абду́лом и бирманцем У Ба Со, который работал у Джамаи-бабу.
Джамаи-бабу сел за руль второй машины, рядом с ним расположилась Бина, а я прекрасно устроилась на заднем сиденье с Джеком и Джилл.
Списки самого необходимого составлялись так долго и так старательно, что обе машины были буквально забиты самыми разными вещами.