Метла и металлический шарик — М. Нортон

Страница 18 из 20

Метла и металлический шарик (сказка)

Глава 18. ТАК БЛИЗКО…

Эмелиус открыл глаза. И снова закрыл: свет резал ему глаза. «Это все сон, — сказал он сам себе, — кошмар, худший из всех мною виденных». Он закоченел, но от усталости и ломоты во всем теле не замечал этого. Колдун лежал на каменном полу, страшась проснуться. Немного погодя его глаза раскрылись сами собой, и он разглядел малюсенькое зарешеченное окошечко и серое небо за ним. Эмелиус порывисто сел и тут же вскрикнул — каждое движение причиняло ему нестерпимую боль. Одежда его пропахла сыростью, а грязные руки скользили по полу. Он стал медленно вспоминать: вчера — пруд, сегодня — костер…
Его предали. После Лондонского пожара люди обезумели. «Всему виной папский заговор, — твердили они, — это французы бросали зажигательные ядра, чтобы поджечь город». Кто-то вспомнил про Эмелиуса: он жил так таинственно в сумрачной квартире на Козлиной Аллее. Королевские стражники обыскали его жилище и нашли доказательства его колдовской деятельности. Когда Эмелиус, вернувшись, поднимался по темной лестнице, двое людей подкарауливали его у дверей, а один, появившись невесть откуда сзади, отрезал ему путь к отступлению.
Эмелиуса приволокли в тюрьму и принялись допрашивать. Когда выяснилось, что он не француз и не замешан ни в каких «папских» заговорах, они обвинили его в пособничестве поджигателям. «Не странно ли, — говорили они, что он покинул город как раз накануне пожара и вернулся, когда опасность миновала. И как он объяснит, почему уцелел его дом?»
Его пытались утопить в пруду. Это было ужасно. Эмелиус вспомнил, что, когда его волокли к пруду, один чумазый босоногий мальчишка бежал за ним впереди всех, швыряя камни. Он кричал и кривлялся, показывая белые зубы, и то и дело нагибался, подбирая в пыли камни. Эмелиус пытался увернуться, слышал, как камни свистят в воздухе, и вздрагивал от каждого попадания то в голову, то в щеку. Самодовольная радость сорванца, его смех усиливали боль.
Затем мучители в присутствии констебля и священника связали его по рукам и ногам и бросили в тошнотворную зеленую воду, поросшую ряской… удушающая зеленоватая тьма… шум в ушах, словно барабанная перепонка быстро играет на скрипке… Утони он — значит, был обыкновенный человек, а не колдун, но Эмелиус всплыл — выходит, дело нечисто, и надо сжечь его на костре…
Эмелиус всплыл, кашляя и отплевываясь. Толстый плащ, привязанный на щиколотках, сохранил внутри воздух. Эмелиус увидел солнечный свет, услышал испуганное кряканье уток и снова стал медленно погружаться все глубже и глубже… звон в ушах, темнота… темнота все густела, успокаивая страх, отгоняя мысли…
И вот уже утро. Эмелиус так и пролежал всю ночь на холодном полу там, где его бросили. Холодно, да, ужасно холодно, холод проник в самое сердце, но ждать осталось недолго. Скоро от его сырых одежд пойдет пар, он почувствует, как поднимается жар, как начинает тлеть одежда, почует запах гари, еще немного — и вся одежда вспыхнет, словно факел.
Костер… много лет прошло с тех пор, как последняя жертва взошла на него. Теперь ведьм и колдунов вешают, а не сжигают. Что за ужасный варварский обычай сжигать людей заживо! Но ныне, после пожара, люди просто помешались на огне… огонь… огонь.
— Боже! — воскликнул Эмелиус, закрывая глаза руками. — Костер… костер… спасите меня от костра!
Эмелиус затих, закрыв лицо руками, словно надеясь, что если будет сидеть тихо, то, может быть, окажется, что он все же утонул в пруду и мучения его кончились. «Какая нелепица! — думал он с горечью. Обвинить меня в колдовстве, да я в жизни не знал ни одного настоящего заклинания!»
Вот мисс Прайс — это другое дело, она-то — настоящая колдунья, но никому не придет в голову сжечь ее. Никто не осмелится вытащить ее из ее уютного домика и проволочь по Хай-стрит до околицы. Ведь она платит налоги, чтит английские порядки, работает в Красном Кресте, так что никому и дела нет до того, чем она занимается в остальное время. Она может наколдовать огромного черного кота величиной со слона, но никто ей и слова не скажет, разве что кот окажется воришкой или она станет грубо с ним обращаться.
— О, мисс Прайс, если бы вы только знали, — простонал Эмелиус, — если бы вы знали, что меня собираются сжечь на костре!
— Я знаю, — раздался чей-то голос. — Мне рассказали об этом ваши соседи.
Эмелиус медленно отвел руки от лица. Он оглядел камеру. Она была пуста.
Наверное, он начал сходить с ума от страха. Но голос казался настоящим: очень громкий, деловой. И тут он заметил ее, точнее, ее лицо в окне и две побелевшие руки, вцепившиеся в прутья решетки. Мисс Прайс смотрела на него из-под черного капюшона, и поначалу Эмелиус не узнал запавшие глаза, сжатые губы, однако помутившимся от страха сознанием он все же узнал ее длинный нос — розовое в пятнах знамя возмущения и праведного гнева.
— Не просто было сюда добраться, — пожаловалась мисс Прайс. — Приходилось все спрашивать и спрашивать. А кругом такая грубость!
Чернокнижник молчал. Его трясло, наконец, он почувствовал, как продрог.
— И никто, видите ли, не понимает королевский английский, — продолжала мисс Прайс с раздражением, слегка задыхаясь. — Не представляю, как вы это выдерживали. И эта грязь, нечистота, вонь… но об этом позже. — Мисс Прайс вдруг вскрикнула и исчезла, но через минуту появилась снова. — Оступилась, — пояснила она. — Очень неустойчивая позиция. Но вы заперты, а кровать в камере не поместилась бы.
Эмелиус облизал губы. Он не сводил глаз с лица за окном.
— Они пытались утопить меня в пруду, — простонал он, словно обращаясь к самому себе, — в пруду…
— Не стоит об этом вспоминать, — поспешно сказала мисс Прайс. Она опустила глаза, и Эмелиус услышал, как она шепчет кому-то: «Так подвинь свою руку, Кэри. Ты сама виновата. Я не нарочно на нее наступила». Немного погодя она сказала кому-то: «Да, с ним все в порядке. Просто очень промок. Но камера очень тесная, кровать в ней не поместится». Мисс Прайс снова появилась в окне. — Обождите минутку, — извинилась она и исчезла.
Эмелиус услышал приглушенные голоса. Он снова лег. Благодарность разливалась по его телу, пока не переполнила сердце и не хлынула слезами из глаз. Жгучие, мучительные слезы просачивались сквозь сомкнутые веки. Мисс Прайс вернулась! Она спасет его! Она всегда доводит дело до конца, за что бы ни взялась — все ей удается.
Немного погодя мисс Прайс снова появилась в окне.
— А теперь, — приказала она, — соберитесь с духом. Мы не позволим им сжечь вас, но здесь нам оставаться нельзя. Я ведь стою посреди бела дня на спинке кровати!
— Не уходите! — взмолился Эмелиус.
— Я должна оставить вас ненадолго, чтобы спрятать кровать. Собирается гроза. А когда мы вылетали, дома была такая замечательная погода!
— Что мне делать? — выпалил Эмелиус.
— Пока — ничего. Два стражника у входа играют в кости. Сидите и не поднимайте шума. — Мисс Прайс критически осмотрела узника. — И постарайтесь хоть немного привести себя в порядок, вы сразу почувствуете себя лучше.
С этими словами она исчезла.
На этот раз она больше не появилась, и немного погодя Эмелиус принялся счищать длинные пряди зеленых водорослей с плаща. Он обнаружил на рукаве водяного жука, туфли его были залеплены грязью.
Конечно, мисс Прайс спасет его. Но как? Это будет нелегко. Зарешеченное окошко было величиной всего в один квадратный фут, а железная дверь была крепко заперта.