Мемуары папы Муми-тролля

Страница 6 из 18

Мемуары папы Муми-тролля (сказка-повесть)

Глава третья,

в которой я запечатлел свой первый славный подвиг — спасение утопающей, его трагические последствия, некоторые свои мысли, а также дал описание повадок клипдасс
Зеленый приветливый лес остался позади. Все вокруг нас стало огромным и невиданным. По крутым склонам берегов с ревом и фырканьем рыскали неведомые страшные животные. К счастью, на борту нашего парохода было двое таких, на которых можно было положиться: я и Фредриксон. Юксаре ничего не принимал всерьез, а интересы Шнырька не простирались дальше его банки из-под кофе. Мы поставили ее на баке, и она мало-помалу стала просыхать на солнце. Но самого Шнырька нам так никогда и не удалось отмыть дочиста, и он навсегда приобрел слабый розоватый оттенок.
Конечно, у Фредриксона нашлась на борту золотая краска — меня бы удивило, если бы у него не оказалось такой жизненно необходимой вещи, — и мы украсили пароход моей золоченой луковицей.
Пароход медленно продвигался вперед. Я чаще всего сидел в навигационной каюте и, слегка пощелкивая по анероиду, с некоторым удивлением смотрел, как проплываю мимо берега. Иногда я выходил на капитанский мостик и бродил там в раздумье. Особенно нравилось мне думать о том, как поражена была бы Хемулиха, если б могла видеть меня, равноправного совладельца речного парохода, искателя приключений. По правде говоря, так ей и надо!
Однажды вечером мы вошли в глубокий пустынный залив.
— Не по душе мне этот залив, — заявил Юксаре. — Его вид вызывает Предчувствия.
— Предчувствия! — как-то странно произнес Фредриксон. — Племянник! Бросить якорь!
— Сейчас, сию минуту! — крикнул Шнырек и почему-то швырнул за борт огромную кастрюлю.
— Ты выбросил наш обед? — спросил я его.
— Какое несчастье! — воскликнул Шнырек. — Извините! В спешке так легко ошибиться! Я был ужасно взволнован… Ничего, вместо обеда получите желе — если только я его найду…
Все, что произошло, было в духе таких зверьков, как Шнырек.
А Юксаре, стоя у перил, блестящими глазами смотрел на берег. Сумерки быстро опускались на гребни гор, которые ровными пустынными рядами уходили к горизонту.
— Ну как там твои Предчувствия? — спросил я.
— Тише! — прошептал Юксаре. — Я что-то слышу… Я навострил уши, но услышал лишь, как слабый прибрежный ветер свистит в мачтах «Морского оркестра».
— Ничего, кроме ветра, — сказал я. — Пойдем зажжем керосиновую лампу.
— Я нашел желе! — закричал вдруг Шнырек и выскочил из банки с мисочкой в лапках.
И вот тут-то вечернюю тишину прорезал одинокий протяжный и дикий вой, от которого шерсть на затылке встала у всех дыбом. Шнырек даже вскрикнул и выронил мисочку.
— Это Морра, — объяснил Юксаре. — Нынче ночью она поет свою охотничью песню.
— А она умеет плавать? — спросил я.
— Этого никто не знает, — ответил Фредриксон.
Морра охотилась в горах. Она страшно выла, и более дикого воя мне никогда не приводилось слышать. Вот вой стал стихать, потом вдруг приблизился к нам и наконец исчез…
Наступившая тишина была еще ужаснее. Мне показалось, что в свете восходящего месяца я вижу тень Морры, летящей над землей.
Потянуло холодом.
— Смотрите! — воскликнул Юксаре.
Кто-то примчался галопом на берег и стал в отчаянии метаться по нему.
— Вот этого, — мрачно изрек Фредриксон, — сейчас съедят.
— Только не на глазах у муми-тролля! — воскликнул я. — Я спасу его!
— Не успеешь, — охладил меня Фредриксон. Но я уже решился. Я влез на перила и торжественно произнес:
— Могилу безвестного искателя приключений не украшают венками, но вы хотя бы поставьте мне гранитный памятник с изображением двух плачущих Хемулих!
С этими словами я бросился в черную воду и нырнул под кастрюлю Шнырька. Кастрюля булькнула.
Бам! С достойным восхищения самообладанием вывалил я из нее жаркое. Затем быстро поплыл к берегу, подталкивая кастрюлю мордочкой.
— Наберитесь мужества! — кричал я. — К вам плывет Муми-тролль! Где это видано, чтобы морры безнаказанно поедали кого им вздумается?
С вершины горного склона с грохотом сорвались камни. Охотничья песнь Морры снова смолкла, слышалось лишь жаркое пыхтенье — все ближе, ближе, ближе…
— Прыгай в кастрюлю! — крикнул я несчастной жертве.
И тут же что-то плюхнулось, а кастрюля по ручки погрузилась в воду. Кто-то цеплялся в темноте за мой хвост… Я поджал его… Ха! Славный подвиг! Герой-одиночка! Началось историческое отступление к пароходу «Морской оркестр», где в тревожном ожидании томились мои друзья.
Спасенный был тяжел, очень тяжел. Но я плыл со скоростью ветра. Под жалобный вой Морры, которая, стоя в одиночестве на берегу, выла от голода и злобы (как выяснилось, плавать она не умела), я одолел пролив, взобрался на борт, сполз на палубу, и, тяжело дыша, вытряхнул спасенного из кастрюли.
Фредриксон зажег керосиновую лампу — поглядеть, кого это я спас.
Я абсолютно уверен, что этот миг был одним из самых страшных моментов моей бурной молодости: передо мной на мокрой палубе сидела не кто иная, как Хемулиха! Как говорили в те времена — живая картина!
Я спас Хемулиху!
В первую минуту, испугавшись, я поднял хвост под углом в 45°, но вспомнив, что я вольный муми-тролль, беззаботно сказал:
— Привет! Вот это да! Вот так неожиданность! Никогда бы не подумал!
— Не подумал о чем? — спросила Хемулиха, выбирая куски жаркого из своего зонтика.
— Не подумал бы, что спасу вас, тетенька! — взволнованно произнес я. — То есть что вы, тетенька, будете спасены мной. Получили ли вы, тетенька, мое прощальное письмо?
— Я тебе не тетенька! — буркнула Хемулиха. — И никакого письма я не получала. Ты, наверное, не наклеил на конверт марку. Или написал неправильный адрес. Или забыл отправить письмо. Если ты вообще умеешь писать… — И, поправив шляпку, снисходительно добавила: — Но зато ты умеешь плавать!
— Вы знакомы? — осторожно спросил Юксаре.
— Нет, — сказала Хемулиха. — Я тетка той Хемулихи. — И вдруг спросила: — Кто это размазал желе по всему полу? Эй ты, ушастый, подай-ка мне тряпку, я приберу.
Фредриксон (потому что имелся в виду он) бросился за тряпкой и принес пижаму Юксаре.
— Я ужасно сердита, — объяснила тетка Хемулихи, вытирая пижамой палубу. — А в таких случаях единственное что помогает — уборка.
Мы молча стояли за ее спиной.
— Ну разве я не говорил, что у меня — Предчувствие? — пробормотал Юксаре.
Тут тетка Хемулихи повернула к нему свою некрасивую морду и рявкнула:
— Молчать! Ты слишком мал, чтобы курить. Тебе надо пить молоко, это полезно, и тогда лапы не будут дрожать, морда не пожелтеет, а хвост не облысеет. — И, обращаясь к нам, добавила: — Повезло вам, что меня спасли. Теперь я наведу здесь порядок!
— Взгляну-ка на анероид! — заторопился вдруг Фредриксон и, юркнув в навигационную каюту, запер за собой дверь.
Но анероид, в страхе перед теткой Хемулихи, никак не мог показать правильное направление. Он исправился только после того, как кончилась эта история с клипдассами. Но об этом я расскажу ниже.
А у нас, увы, не осталось ни малейшей надежды избавиться от тетки Хемулихи, присутствия которой на корабле, по моему глубокому убеждению, никто из нас не заслужил.
— Про дальше я еще не успел написать, — обычным своим тоном сказал Муми-папа, вопросительно выглядывая из-за своих мемуаров.
— Знаешь что, — успокоил начинающего автора Муми-тролль, — я уже начинаю привыкать к тому, что ты употребляешь непонятные слова. А эта кастрюля, должно быть, была ужасно большая… А когда ты кончишь книгу, мы разбогатеем?
— Ужасно разбогатеем, — ответил Муми-папа.
— Надеюсь, мы разделим это богатство на всех? — спросил Снифф. — Ведь ты же написал про моего папу — Шнырька? Ты его вывел в герои этой книги? Он ведь у тебя — главный?
— А я считаю, что главный герой — Юксаре, — сказал Снусмумрик. — Это надо же, так поздно узнать, какой у тебя был замечательный папочка! И до чего приятно, что он похож на меня.
— Ваши несчастные папочки — только фон! — закричал Муми-тролль, слегка пнув лапой Сниффа. — Вы должны радоваться, что они вообще попали в книгу!
— Ты почему пнул меня? — заорал Снифф, ощетинив усы.
— Что тут делается? — Муми-мама выглянула из гостиной. — Вы чем-то расстроены?
— Папа читает вслух про свою жизнь, — объяснил Муми-тролль (подчеркнув слово «свою»).
— Ну как, нравится? — спросила мама.
— Захватывающе!
— Ты совершенно прав, — мама улыбнулась сыну и сказала, обращаясь к папе: — Не читай только того, что может дать малышам неправильное представление об их родителях. Вместо этого говори: «многоточие…» Дать тебе трубку?
— Не разрешай ему курить! — завопил Снифф. — Тетка Хемулихи говорила, что от курения начинают дрожать лапы, желтеет морда и лысеет хвост!
— Ну-ну, не огорчайся! — успокоила малыша Муми-мама. — Муми-папа курил всю свою жизнь и не пожелтел, не облысел, да и лапы у него не дрожат…
Она подала папе его пенковую трубку, отворила окна и, напевая, вышла на кухню — варить кофе.
В открытое окно веранды ворвался вечерний морской ветерок.
— Как же вы могли забыть про Шнырька, когда спускали пароход на воду? — упрекнул Муми-папу Снифф. — Навел он когда-нибудь порядок в своей пуговичной коллекции?
— Разумеется, он не раз наводил в ней порядок, — отвечал папа. — И все время изобретал новую систему. Раскладывал пуговицы то по цвету или по величине, по форме или по материалу, а иногда в зависимости от того, насколько они ему нравились.
— Вот здорово! — мечтательно прошептал Снифф.
— Меня лично крайне огорчает то, что моему папаше измазали всю пижаму этим желе, — никак не мог успокоиться Снусмумрик. — В чем же он потом спал?
— В моих пижамах, — разъяснил Муми-папа, пуская большие клубы дыма в потолок.
Снифф зевнул:
— Может, на летучих мышей поохотимся?
— Давайте! — поддержал его Снусмумрик.
— Пока, папа! — сказал Муми-тролль. Оставшись один, Муми-папа, немного поразмыслив, принялся снова писать…
А что ему еще было делать в таком сплошном одиночестве?