Медведь старой Мукасон (индейская)

Страница 1 из 2

Медведь старой Мукасон (индейская сказка)

Огромные деревья с могучими ветвями окружают уснувшее индейское селение. Ветер гуляет среди ветвей, то трогает листья, то отдыхает на макушках качающихся сосен и насвистывает грустную ночную песенку.

Тишину леса нарушает порой унылый и протяжный волчий вой или ухание совы, стон и писк терзаемой ею жертвы — и снова воцаряется тишина.
По небу плывут облака, клубящиеся, как чёрный дым, то и дело заслоняющие месяц. Тогда густеет мрак в чаще, а ветер под защитой чёрных крыльев ночи ещё сильнее гнёт и треплет деревья. Но вот снова месяц показывает своё бледное лицо из-за тёмных туч и смотрит на ночной лес, заливая землю холодным сиянием. Тогда удлиняются тени деревьев и ложатся на уснувшие типи.
Перед одним типи жаркими красными языками пылает костёр. Дым, сорванный с огня лапами ветра, пропадает во тьме. Отсветы пугливо мечутся по ветвям и листьям, как будто огонь объявил войну ночи. Отовсюду слетаются тучи комаров и разных мошек, привлечённых светом, и безоружные гибнут в огне без боя.
У костра сидит старая женщина и оплакивает смерть своего сына. Тихо разносится монотонное причитание:
Ничто на свете не долговечно,
кроме земли и высоких гор…
О Великий Дух — Маниту, —
сделай так, чтобы Тули, мой сын,
занял достойное место
среди предков своих.
Тули, несмотря на молодость, был славным охотником, которого уважали и с которым считались даже старые вожди.
В шатре старой Мукасон было вдоволь вкусного мяса и свежей рыбы, а к зиме у неё всегда были приготовлены тёплые волчьи и бобровые шкуры.
Многие черноокие девушки хотели стать женой Тули, но он отдал своё сердце смуглой Данако, у которой были тонкие и ловкие руки.
Когда Данако шла между деревьями, их ветви ласково прикасались к её чёрным волосам, а цветы склоняли свои яркие головки к стопам её маленьких ног. Завидя её, радовались птицы, а зверушки подбегали к ней и с доверчивостью вскарабкивались на колени, чтобы почувствовать ласку бархатной ладони.
Данако любили все, даже хищные звери сходили с её тропы и следили из укрытия с добротой в глазах за стройной девушкой.
Дети не чаяли в ней души, а матери охотно оставляли своих детей под её присмотром.
Данако весело играла с ними, рассказывала им сказки о большом лесе, по которому бегают маленькие шаловливые Май-май-гвени — лесные божки. По вечерам она напевала им песенки про маленьких медвежат и рыжих белочек, которые не слушались своих родителей, и злой дух унёс их в наказание за это в холодную северную страну.
Но сильнее всего любил её Тули. Он думал о Данако на охоте, и это прибавляло ему мужества и отваги. Плечи его тогда становились сильней, глаза — зорче, а ноги — проворней.
Счастлив был Тули, счастлива была и Данако. Любили и уважали их люди всего племени и охотно приглашали в гости в свои шатры, а они помогали каждому, кто нуждался в их помощи.
По вечерам, убаюкивая детей, женщины пели песни о славных подвигах Тули, о том, что его песня — это всегда песня смерти для его врагов и желанная песня щедрого пира для его друзей.
В племени ходила легенда, что до тех пор, пока будут живы Тули и Данако, племя будет сильным и никогда не испытает голода. А если погибнут они, избранники добрых духов, вымрет всё племя, а его земли захватят бледнолицые люди. О них рассказывали страшные истории, их ещё не видели в те времена.
Тули всегда уходил на охоту один, но свою добычу делил справедливо между всеми людьми племени.
Во время самого большого голода, когда воины безуспешно выслеживали зверей и возвращались в селение с пустыми руками, Тули всегда удавалось что-то добыть. И даже если у него было не слишком много, он неизменно делил всё поровну между детьми и стариками, всегда отказываясь от своей доли.
Старая Мукасон благодарила Великого Духа за то, что он подарил ей такого сына, и гордилась им.
Как-то раз отправился на охоту отважный воин со своим любимцем — двенадцатилетним сыном Осимо.
Мальчик был смелым, ловким и проворным и очень скромным; он слушался советов старших и быстро перенимал науку опытных охотников. Ровесники уважали его и всегда считались с ним.
Тули заметил достоинства Осимо и брал его на охоту, с удовольствием наблюдая за его быстрыми движениями.

Однажды они поднялись за три часа до восхода солнца и вышли из селения, потому что при восходе огненного шара можно добыть зверей гораздо больше, чем за целый день.
В молчании они шли к северу.
Они чувствовали себя уверенно среди старых деревьев, обросших мхом. Обходили выступы острых скал и стремительные потоки.
Прежде чем взошло солнце, они оказались во владениях, хозяином которых был олень.
Поляну, на которую они вышли, пересекал ручей с прохладной чистой водой.
Осимо устал, после долгого пути его мучила сильная жажда. Он подошёл к ручью, лёг на мягкую, влажную от росы траву и погрузил лицо в воду. В этот момент раздался громкий треск.
Осимо дрогнул. Его тело внезапно сжалось, а голова беспомощно упала в воду, которой ему так хотелось напиться. Из небольшой дырки между рёбрами узкой ленточкой сочилась кровь.
Тули бросился к нему, но в этот миг треск повторился, голову Тули окутала темнота, и он так же беспомощно упал возле тела Осимо.
На противоположной стороне поляны раздался громкий смех, и из леса вышли двое белых мужчин, ведя навьюченного коня. Один из них засвистел, и тогда из-за деревьев показались ещё трое с оружием в руках.
Они были в высоких шнурованных ботинках, в шерстяной одежде, какую обыкновенно носили белые люди, бродившие по лесам севера.
По их порванной одежде, заросшим и запылённым лицам можно было узнать, что эти люди уже давно скитаются по лесу.
Они приблизились к неподвижно лежащим телам.
— Билл редко мажет, — сказал один из них. — Хорошая работа.
— Двумя красными дьяволами стало меньше, — добавил второй.
Они посмотрели на лежащие тела, а потом направились на запад и скрылись за деревьями.
Солнце было уже высоко, когда Тули поднял отяжелевшую голову.
Он с трудом дополз до ручья, опустил лицо в воду и жадно пил. Пуля застряла в его животе. Он знал, что его жизнь уже в руках Кен Маниту — Духа Смерти.
Несмотря на страшную боль, которая жгла ему все внутренности, он поднял тело мальчика и, затянув Песню Смерти, пошёл, пошатываясь, через чащу.
В стволе огромной сосны он нашёл большое дупло и положил в него тело. Сам уселся под деревом и, монотонно напевая грустную песню, приготовился к вступлению на дорогу умерших.
Он знал, что скоро глаза его должны закрыться навсегда. И тогда за деревьями он увидел Гитчи Маниту, который приближался к нему с поднятой рукой, в прекрасном головном уборе из белоснежных перьев, с трубкой мира, сделанной из красной глины.
Услышал голос:
— Юноша славный и отважный, твой дух останется на земле, чтобы и дальше помогать своему племени. Я знаю, что есть люди, которые хотят уничтожить твой народ. Поэтому дух твой должен остаться, чтобы защищать и охранять своё племя. Да не будет тебе покоя, пока трава на могиле маленького Осимо не обагрится кровью врагов. Ты изменишь свой облик, но твоя душа останется той же самой. Ты вернёшься к своей матери, но уже в другом обличье.
Промолвив это, Великий Дух выпустил изо рта большой клуб дыма, в нём постепенно и растаяла его фигура.
Тули напряг зрение, но вокруг себя он видел только громадные деревья, будто затянутые белым туманом. В его глазах пропадали, исчезали силуэты деревьев, всё слабее он слышал птичье пение и наконец погрузился в глубокую тишину и мрак.
Рыжая белка спустилась по стволу дерева. Её зоркие глаза заметили смерть. Она запищала жалобно, выпрямила хвост и одним прыжком оказалась на ветке дерева, где с грустью оповестила синиц о смерти отважного Тули.
Напрасно люди в селении ожидали возвращения охотника. Мать долгими днями и поздними вечерами всматривалась в северную сторону леса в надежде, что её сын, как всегда, покажется из-за деревьев, увешанный добычей.
Тули и Осимо не возвращались.
Данако все дни проводила в лесу в поисках любимого мужа и маленького Осимо.
Словно стройная берёза, она стояла на скале и выспрашивала у деревьев:
— О высокие деревья, вы в знойные дни укрываете меня своей тенью и знаете ночную и дневную жизнь леса. Скажите мне: не видели ли вы моего любимого? Не проходил ли здесь славный Тули с маленьким Осимо?
Деревья протягивали свои зелёные руки навстречу девушке и тихо шумели на языке леса:
— Тули проходил этим путём, здоровый и лёгкий, словно рысь, но его стопы не протоптали обратных следов… Спроси лучше, милая Данако, у ветра — ведь он бегает по всему свету.
Девушка подставила лицо Ветру Севера и спросила:
— Ветер, охотничий ветер, скажи мне о любимом: не видел ли ты его?
— Я шёл за ним до самой южной страны, — ответил суровый Кабинока. — Там кончается мой путь, и я ничего не знаю о Тули и Осимо. Ты спроси о них лучше у моего брата, Шавондази — Ветра Южного. Это — его владения.
Бедная девушка стояла на скале грустная, как плакучая ива, и ждала Южного Ветра.
Вдруг к её ногам спрыгнула рыжая белка, а на плечи уселись две синицы и красногрудая малиновка. Данако присела на корточки на скале и прижалась щекой к рыжей шёрстке зверушки.
— Что скажете мне, мои маленькие лесные сестры? — прошептала она. — Может быть, вы видели Тули? Расскажите мне о нём.
— Ой, бедная Данако, он уже никогда не вернётся к тебе, уже не расчешет твои чёрные косы гребнем из рога оленя-великана, которого сам добыл в лесу, — шепнула белка.
— Он уже не встретит тебя победным кличем и не прижмётся своими плечами, как он делал всегда, когда возвращался со славой с охоты, — прощебетали синицы.
— Из его сердца вытекла тёплая кровь и вся до капли впиталась в лесные травы, а в твоё сердце вошла грусть, чтобы поселиться в нём навеки, бедная Данако, — тихонько пропищала малиновка.
— В далёкую дорогу отправился славный Тули, он ушёл в Страну Вечного Покоя. Усыпил его навеки Кен Маниту, — заплакали птички.
Услышав это, Данако без чувств упала на холодную скалу, смуглое лицо девушки стало бескровным и бледным.
Перепуганные птицы улетели в лес. Осталась лишь маленькая рыжая белка.
Только поздней ночью Данако пришла в себя. Её привела в чувство ночная прохлада.
Она поднялась с холодной скалы и глазами, в которых не было слёз, смотрела на тёмную чащу.
Черты её лица стали резче и твёрже.
Изменившимся голосом она сказала белке:
— Маленькая подружка, проводи меня туда, где лежит мой любимый. Проведи меня прямой дорогой, чтобы я укрыла его голову от лучей восходящего солнца.
Не чувствуя острых камней, калечивших её ноги, не замечая кустов глога, цеплявшегося за её платье и волосы, она бежала и бежала за белкой.
Она нашла его. Он лежал ничком — лицом в траву, — словно хотел последним поцелуем проститься с землёй, на которой родился, по которой ходил и которая кормила его, с любимой землёй, напоённой запахами трав, — со второй своей матерью.
Данако всматривалась в мёртвые, застывшие черты лица.
О, сколько раз она смотрела на него, когда, усталый после охоты, он отдыхал в типи у тёплого костра! Уже никогда больше не откроются его глаза, чтобы встретиться с её взглядом, а уста не произнесут её имени.
Погиб Тули, её любимый, дорогой Тули.
Она не могла плакать. Сердце, сдавленное болью, превратилось в твёрдый камень.
Она вытащила нож, который когда-то подарил ей Тули, и в знак печали обрезала свои длинные тяжёлые косы.
Потом из веток и корней деревьев она сплела тобоган, сани-волокуши, положила на них тело любимого и двинулась в сторону селения.