Маугли
Страница 9 из 15
Маугли (повесть)
НАШЕСТВИЕ ДЖУНГЛЕЙ
Вы, конечно, помните, что Маугли, пригвоздив шкуру Шер-Хана к Скале Совета, сказал всем волкам, сколько их осталось от Сионийской Стаи, что с этих пор будет охотиться в джунглях один, а четверо волчат Матери Волчицы пообещали охотиться вместе с ним. Но не так-то легко сразу переменить свою жизнь, особенно в джунглях. После того как Стая разбежалась кто куда, Маугли прежде всего отправился в родное логово и залёг спать на весь день и на всю ночь. Проснувшись, он рассказал Отцу Волку и Матери Волчице о своих приключениях среди людей ровно столько, сколько они могли понять. Когда Маугли стал играть перед ними своим охотничьим ножом так, что утреннее солнце заиграло и заблистало на его лезвии — это был тот самый нож, которым он снял шкуру с Шер-Хана, — волки сказали, что он кое-чему научился. После того Акеле и Серому Брату пришлось рассказать, как они помогали Маугли гнать буйволов по оврагу, и Балу вскарабкался на холм послушать их а Багира почёсывалась от удовольствия при мысли о том, как ловко Маугли воевал с тигром.
Солнце давно уже взошло, но никто и не думал ложиться спать, а Мать Волчица время от времени закидывала голову кверху и радостно вдыхала запах шкуры Шер-Хана, доносимый ветром со Скалы Совета.
— Если бы не Акела с Серым Братом, — сказал в заключение Маугли, — я бы ничего не смог сделать. О Мать Волчица, если б ты видела, как серые буйволы неслись по оврагу и как они ломились в деревенские ворота, когда человечья стая бросала в меня камнями!
— Я рада, что не видела этого, — сурово сказала Мать Волчица. — Не в моём обычае терпеть, чтобы моих волчат гоняли, как шакалов! Я бы заставила человечью стаю поплатиться за это, но пощадила бы женщину, которая кормила тебя молоком. Да, я пощадила бы только её одну!
— Тише, тише, Ракша! — лениво заметил Отец Волк. — Наш Лягушонок опять вернулся к нам и так поумнел, что родной отец должен лизать ему пятки. А не всё ли равно — одним шрамом на голове больше или меньше? Оставь человека в покое.
И Балу с Багирой отозвались, как эхо:
— Оставь человека в покое!
Маугли, положив голову на бок Матери Волчицы, улыбнулся довольной улыбкой и сказал, что и он тоже не хочет больше ни видеть, ни слышать, ни чуять человека.
— А что, если люди не оставят тебя в покое, Маленький Брат? — сказал Акела, приподняв одно ухо.
— Нас пятеро, — сказал Серый Брат, оглянувшись на всех сидящих и щёлкнув зубами.
— Мы тоже могли бы принять участие в охоте, — сказала Багира, пошевеливая хвостом и глядя на Балу. — Но к чему думать теперь о человеке, Акела?!
— А вот к чему, — ответил волк-одиночка. — После того как шкуру этого жёлтого вора повесили на Скале Совета, я пошёл обратно к деревне по нашим следам, чтобы запутать их на тот случай, если за нами кто-нибудь погонится, я ступал в свои следы, а иногда сворачивал в сторону и ложился. Но когда я запутал след так, что и сам не мог бы в нём разобраться, прилетел нетопырь Манг и стал кружить надо мной.
Он сказал:
«Деревня человечьей стаи, откуда прогнали Маугли, гудит, как осиное гнездо».
— Это оттого, что я бросил туда большой камень, — посмеиваясь, сказал Маугли, который часто забавлялся тем, что кидал спелые папавы в осиное гнездо, а потом бросался бегом к ближайшей заводи, чтобы осы его, чего доброго, не догнали.
— Я спросил нетопыря, что он видел. Он сказал, что перед деревенскими воротами цветёт Красный Цветок и люди сидят вокруг него с ружьями. Я говорю недаром: я ведь знаю по опыту, — тут Акела взглянул на старые рубцы на своих боках, — что люди носят ружья не для забавы. Скоро, Маленький Брат, человек с ружьём пойдёт по нашему следу.
— Но зачем это? Люди прогнали меня. Чего ещё им нужно? — сердито спросил Маугли.
— Ты человек, Маленький Брат, — возразил Акела. — Не нам, Вольным Охотникам, говорить тебе, что и зачем делают твои братья.
Он едва успел отдёрнуть лапу, как охотничий нож глубоко вонзился в землю на том месте, где она лежала. Маугли бросил нож так быстро, что за ним не уследил бы человечий глаз, но Акела был волк, а даже собака, которой далеко до дикого волка, её прапрадеда, может проснуться от крепкого сна, когда колесо телеги слегка коснётся её бока, и отпрыгнуть в сторону невредимой, прежде чем это колесо наедет на неё.
— В другой раз, — спокойно сказал Маугли, вкладывая нож в ножны, — не говори о человечьей стае, когда говоришь с Маугли.
— Пфф! Зуб острый, — сказал Акела, обнюхивая ямку, оставленную ножом в земле, — но только житьё с человечьей стаей испортило тебе глаз, Маленький Брат. Я бы успел убить оленя, пока ты замахивался.
Багира вдруг вскочила, вытянула шею вперёд, понюхала воздух и вся напряглась. Серый Волк быстро повторил все её движения, повернувшись немного влево, чтобы уловить ветер, который дул справа. Акела же отпрыгнул шагов на пятьдесят в сторону ветра, присел и тоже напрягся всем телом. Маугли смотрел на них с завистью. Чутьё у него было такое, какое редко встречается у людей, но этому чутью не хватало той необычайной тонкости, какая свойственна каждому носу в джунглях, а за три месяца житья в дымной деревне оно сильно притупилось. Однако он смочил палец, потёр им нос и выпрямился, чтобы уловить ветер верхним чутьём, которое всего вернее.
— Человек! — проворчал Акела, присаживаясь на задние лапы.
— Балдео! — сказал Маугли, садясь. — Он идёт по нашему следу. А вон и солнце блестит на его ружьё. Смотрите!
Солнце только блеснуло на долю секунды на медных скрепах старого мушкета, но ничто в джунглях не даёт такой вспышки света, разве только если облака бегут по небу. Тогда чешуйка слюды, маленькая лужица и даже блестящий лист сверкают, как гелиограф. Но день был безоблачный и тихий.
— Я знал, что люди погонятся за нами, — торжествуя, сказал Акела. — Недаром я был Вожаком Стаи!
Четверо волков Маугли, не сказав ничего, легли на брюхо, поползли вниз по холму и вдруг пропали словно растаяли среди терновника и зелёной поросли.
— Скажите сначала, куда вы идёте? — окликнул их Маугли.
— Ш-ш! Мы прикатим сюда его череп ещё до полудня! — отозвался Серый Брат.
— Назад! Назад! Стойте! Человек не ест человека! — крикнул Маугли.
— А кто был только что волком? Кто бросил в меня нож за то, что его назвали человеком? — сказал Акела.
Но вся четвёрка послушалась и угрюмо повернула назад.
— Неужели я должен объяснять вам, почему я делаю то или другое? — спросил Маугли, рассердившись.
— Вот вам человек! Это говорит человек! — проворчала Багира себе в усы. — Вот так же говорили люди вокруг княжеского зверинца в Удайпуре. Нам в джунглях давно известно, что человек всех умнее. А если б мы верили своим ушам, то знали бы, что он глупей всех на свете. — И, повысив голос, она прибавила: — На этот раз детёныш прав: люди охотятся стаей. Плохая охота убивать одного, когда мы не знаем, что собираются делать остальные. Пойдём посмотрим, чего хочет от нас этот человек.
— Мы не пойдём, — заворчал Серый Брат. — Охоться один, Маленький Брат! Мы-то знаем, чего хотим! Мы бы давно принесли сюда череп.
Маугли обвёл взглядом всех своих друзей. Грудь его тяжело поднималась и глаза были полны слёз. Он сделал шаг вперёд и, упав на одно колено, сказал:
— Разве я не знаю, чего хочу? Взгляните на меня!
Они неохотно взглянули на Маугли, потом отвели глаза в сторону, но он снова заставил их смотреть себе в глаза, пока шерсть не поднялась на них дыбом и они не задрожали всем телом, а Маугли всё смотрел да смотрел.
— Ну, так кто же вожак из нас пятерых? — сказал он.
— Ты вожак, Маленький Брат, — ответил Серый Брат и лизнул Маугли ногу.
— Тогда идите за мной, — сказал Маугли.
И вся четвёрка, поджав хвосты, побрела за ним по пятам.
— Вот что бывает от житья в человечьей стае, — сказала Багира, неслышно спускаясь по холму вслед за ними. — Теперь в джунглях не один Закон, Балу.
Старый медведь не ответил ничего, но подумал очень многое.
Маугли бесшумно пробирался по лесу, пересекая его под прямым углом к тому пути, которым шёл Балдео. Наконец, раздвинув кусты, он увидел старика с мушкетом на плече: он трусил собачьей побежкой по старому, двухдневному следу.
Вы помните, что Маугли ушёл из деревни с тяжёлой шкурой Шер-Хана на плечах, а позади него бежали Акела с Серым Братом, так что след был очень ясный. Скоро Балдео подошёл к тому месту, где Акела повернул обратно и запутал след. Тут Балдео сел на землю, долго кашлял и ворчал, потом стал рыскать вокруг, стараясь снова напасть на след, а в это время те, которые наблюдали за ним, были так близко, что он мог бы попасть в них камнем. Ни один зверь не может двигаться так тихо, как волк, когда он не хочет, чтобы его слышали, а Маугли, хотя волки считали его очень неуклюжим, тоже умел появляться и исчезать, как тень. Они окружили старика кольцом, как стая дельфинов окружает пароход на полном ходу, и разговаривали не стесняясь, потому что их речь начинается ниже самой низкой ноты, какую может уловить непривычное человечье ухо. На другом конце ряда находится тончайший писк летучей мыши, которого многие люди не слышат совсем. С этой ноты начинается разговор всех птиц, летучих мышей насекомых.
— Это лучше всякой другой охоты, — сказал Серый Брат, когда Балдео нагнулся, пыхтя и что-то разглядывая. — Он похож на свинью, которая заблудилась в джунглях у реки. Что он говорит?
Балдео сердито бормотал что-то.
Маугли объяснил:
— Он говорит, что вокруг меня, должно быть плясала целая стая волков. Говорит, что никого жизни не видывал такого следа. Говорит, что очень устал.
— Он отдохнёт, прежде чем снова отыщет след, — равнодушно сказала Багира, продолжая прятки и прокрадываясь за стволом дерева.
— А теперь что делает этот убогий?
— Собирается есть или пускать дым изо рта. Люди всегда что-нибудь делают ртом, — сказал Маугли.
Молчаливые следопыты увидели, как старик набил трубку, зажёг и стал курить. Они постарались хорошенько запомнить запах табака, чтобы потом узнать Балдео даже в самую тёмную ночь.
Потом по тропе прошли угольщики и, конечно остановились поболтать с Балдео, который считался первым охотником в этих местах. Все они уселись в кружок и закурили, а Багира и остальные подошли поближе и смотрели на них, пока Балдео рассказывал сначала и до конца, с прибавлениями и выдумками всю историю Маугли, мальчика-оборотня. Как он, Балдео, убил Шер-Хана и как Маугли обернулся волком и дрался с ним целый день, а потом снова превратился в мальчика и околдовал ружьё Балдео, так что, когда он прицелился в Маугли, пуля свернула в сторону и убила одного из буйволов Балдео; и как деревня послала Балдео, самого храброго охотника в Сионийских горах, убить волка-оборотня. А Мессуа с мужем, родители оборотня, сидят под замком, в собственной хижине, и скоро их начнут пытать, для того чтобы они сознались в колдовстве, а потом сожгут на костре.
— Когда? — спросили угольщики, которым очень хотелось посмотреть на эту церемонию.
Балдео сказал, что до его возвращения ничего не станут делать: в деревне хотят, чтобы он сначала убил лесного мальчика. После того они расправятся с Мессуей и с её мужем и поделят между собой их землю и буйволов.
А буйволы у мужа Мессуи, кстати сказать, очень хороши. Ведьм и колдунов всего лучше убивать, говорил Балдео, а такие люди, которые берут в приёмыши волков-оборотней из лесу, и есть самые злые колдуны.
Угольщики боязливо озирались по сторонам, благодаря судьбу за то, что не видали оборотня; однако они не сомневались, что такой храбрец, как Балдео, разыщет оборотня скорее всякого другого.
Солнце спустилось уже довольно низко, и угольщики решили идти в ту деревню, где жил Балдео, посмотреть на ведьму и колдуна. Балдео сказал, что, конечно, он обязан застрелить мальчика-оборотня, однако он и думать не хочет о том, чтобы безоружные люди шли одни через джунгли, где волк-оборотень может повстречаться им каждую минуту. Он сам их проводит, и если сын колдуньи встретится им, они увидят, как первый здешний охотник с ним расправится. Жрец дал ему такой амулет против оборотня, что бояться нечего.
— Что он говорит? Что он говорит? Что он говорит? — то и дело спрашивали волки.
А Маугли объяснял, пока дело не дошло до колдунов, что было для него не совсем понятно, и тогда он сказал, что мужчина и женщина, которые были так добры к нему, пойманы в ловушку.
— Разве люди ловят людей? — спросил Серый Брат.
— Так он говорит. Я что-то не понимаю. Все они, должно быть, просто взбесились. Зачем понадобилось сажать в ловушку Мессую с мужем и что у них общего со мной? И к чему весь этот разговор о Красном Цветке? Надо подумать. Что бы они ни собирались делать с Мессуей, они ничего не начнут, пока Балдео не вернётся. Так, значит… — И Маугли глубоко задумался, постукивая пальцами по рукоятке охотничьего ножа.
А Балдео и угольщики храбро пустились в путь, прячась один за другим.
— Я сейчас же иду к человечьей стае, — наконец Маугли.
— А эти? — спросил Серый Брат, жадно глядя на смуглые спины угольщиков.
— Проводите их с песней, — сказал Маугли ухмыляясь. — Я не хочу, чтоб они были у деревенских ворот раньше темноты. Можете вы задержать их?
Серый Брат пренебрежительно оскалил белые зубы:
— Мы можем без конца водить их кругом, кругом, как коз на привязи!
— Этого мне не нужно. Спойте им немножко, чтобы они не скучали дорогой. Пускай песня будет и не очень весёлая, Серый Брат. Ты тоже иди с ними, Багира, и подпевай им. А когда настанет ночь, встречайте меня у деревни — Серый Брат знает место.
— Нелёгкая это работа — быть загонщиком детёныша. Когда же я высплюсь? — сказала Багира зевая, хотя по глазам было видно, как она рада такой забаве. — Я должна петь для каких-то голышей! Что ж, попробуем!
Пантера нагнула голову, чтобы её голос разнёсся по всему лесу, и раздалось протяжное-протяжное «Доброй охоты!» — полуночный зов среди белого дня, довольно страшный для начала. Маугли послушал, как этот зов прокатился по джунглям, то усиливаясь, то затихая, и замер где-то у него за спиной на самой тоскливой ноте, и улыбнулся, пробегая лесом. Он видел, как угольщики сбились в кучку, как задрожало ружьё старого Балдео, словно банановый лист на ветру, потом Серый Брат провыл: «Йа-ла-хи! Йа-ла-хи!» — охотничий клич, который раздаётся, когда Стая гонит перед собой нильгау — большую серую антилопу.
Этот клич, казалось, шёл со всех концов леса разом и слышался всё ближе, ближе и ближе, пока наконец не оборвался рядом, совсем близко, на самой пронзительной ноте. Остальные трое волков подхватили его, так что даже Маугли мог бы поклясться, что вся Стая гонит дичь по горячему следу. А потом все четверо запели чудесную утреннюю Песню Джунглей, со всеми трелями, переливами и переходами, какие умеет выводить мощная волчья глотка.
Никакой пересказ не может передать ни впечатление от этой песни, ни насмешку, какую вложили волки в каждую ноту, услышав, как затрещали сучья, когда угольщики от страха полезли на деревья, а Балдео начал бормотать заговоры и заклинания. Потом волки улеглись и заснули, потому что вели правильный образ жизни, как и все, кто живёт собственным трудом: не выспавшись, нельзя работать как следует.
Тем временем Маугли отмахивал милю за милей, делая по девяти миль в час, и радовался, что нисколько не ослабел после стольких месяцев жизни среди людей. У него осталась одна только мысль: выручить Мессую с мужем из западни, какова бы она ни была, — он опасался всяких ловушек. После этого, обещал себе Маугли, он расплатится и со всей остальной деревней.
Спустились уже сумерки, когда он увидел знакомое пастбище и дерево дхак, под которым ожидал его Серый Брат в то утро, когда Маугли убил Шер-Хана. Как ни был он зол на всех людей, всё же при первом взгляде на деревенские кровли у него перехватило дыхание. Он заметил, что все вернулись с поля раньше времени и, вместо того чтобы взяться за вечернюю стряпню, собрались толпой под деревенской смоковницей, откуда слышались говор и крик.
— Людям непременно надо расставлять ловушки для других людей, а без этого они все будут недовольны, — сказал Маугли. — Две ночи назад они ловили Маугли, а сейчас мне кажется, что эта ночь была много дождей назад. Сегодня черёд Мессуи с мужем. А завтра, и послезавтра, и на много ночей после того опять настанет черёд Маугли.
Он прополз под оградой и, добравшись до хижины Мессуи, заглянул в окно. В комнате лежала Мессуа, связанная по рукам и ногам, и стонала, тяжело дыша; её муж был привязан ремнями к пёстро раскрашенной кровати. Дверь хижины, выходившая на улицу, была плотно припёрта, и трое или четверо людей сидели, прислонившись к ней спиной.
Маугли очень хорошо знал нравы и обычаи деревни. Он сообразил, что пока люди едят, курят и разговаривают, ничего другого они делать не станут; но после того, как они поедят, их нужно остерегаться. Скоро вернётся и Балдео, и если его провожатые хорошо сослужили свою службу, ему будет о чём порассказать. Мальчик влез в окно и, нагнувшись над мужчиной и женщиной, разрезал связывавшие их ремни, вынул затычки изо рта и поискал, нет ли в хижине молока.
— Я знала, я знала, что он придёт! — зарыдала Мессуа. — Теперь я знаю наверное, что он мой сын! — И она прижала Маугли к груди.
До этой минуты Маугли был совершенно спокоен, но тут он весь задрожал, чему и сам несказанно удивился.
— Для чего эти ремни? За что они связали тебя? — спросил он, помолчав.
— В наказание за то, что мы приняли тебя в сыновья, за что же ещё? — сказал муж сердито. — Посмотри — я весь в крови.
Мессуа ничего не сказала, но Маугли взглянул на её раны, и они услышали, как он скрипнул зубами.
— Чьё это дело? — спросил он. — За это они поплатятся!
— Это дело всей деревни. Меня считали богачом. У меня было много скота. Потому мы с ней колдуны, что приютили тебя.
— Я не понимаю! Пусть расскажет Мессуа.
— Я кормила тебя молоком, Натху, ты помнишь? — робко спросила Мессуа. — Потому что ты мой сын, которого унёс тигр, и потому что я крепко тебя люблю. Они говорят, что я твоя мать, мать оборотня, и за это должна умереть.
— А что такое оборотень? — спросил Маугли. — Смерть я уже видел.
Муж угрюмо взглянул на него исподлобья, но Мессуа засмеялась.
— Видишь? — сказала она мужу. — Я знала, я тебе говорила, что он не колдун. Он мой сын, мой сын!
— Сын или колдун — какая нам от этого польза? — отвечал муж. — Теперь мы с тобой всё равно что умерли.
— Вон там идёт дорога через джунгли, — показал Маугли в окно. — Руки и ноги у вас развязаны.Уходите.
— Мы не знаем джунглей, сын мой, так, как ты их знаешь, — начала Мессуа. — Мне не уйдём далеко.
— А люди погонятся за нами и опять приведут нас сюда, — сказал её муж.
— Гм! — сказал Маугли, водя кончиком охотничьего ножа по своей ладони. — Пока что я не хочу зла никому в этой деревне. Не думаю, однако, что тебя остановят. Ещё немного времени — и у них найдётся о чём подумать. Ага! — Он поднял голову и прислушался к крикам и беготне за дверями. — Наконец-то они отпустили Балдео домой!
— Его послали утром убить тебя, — сказала Мессуа. — Разве ты его не встретил?
— Да, мы… я встретил его. Ему есть о чём рассказать. А пока он разговаривает, можно сделать очень много. Но сначала надо узнать, чего они хотят. Подумайте, куда вам лучше уйти, и скажите мне, когда я вернусь.
Он прыгнул в окно и опять побежал, прячась под деревенской стеной, пока ему не стал слышен говор толпы, собравшейся под смоковницей.
Балдео кашлял и стонал, лёжа на земле, а все остальные обступили его и расспрашивали. Волосы у него растрепались, руки и ноги он ободрал, влезая на дерево, и едва мог говорить, зато отлично понимал всю значительность своего положения. Время от времени он начинал говорить что-то о поющих чертях, оборотнях и колдовстве только для того, чтобы раздразнить любопытство и намекнуть толпе, о чём он будет рассказывать. Потом он попросил воды.
— Так! — сказал Маугли. — Слова и слова! Одна болтовня! Люди — кровные братья обезьянам. Сначала он будет полоскать рот водой, потом курить, а управившись со всем этим, он начнёт рассказывать. Ну и дурачьё эти люди! Они не поставят никого стеречь Мессую, пока Балдео забивает им уши своими рассказами. И я становлюсь таким же лентяем!
Он встряхнулся и проскользнул обратно к хижине. Он был уже под окном, когда почувствовал, что кто-то лизнул ему ногу.
— Мать, — сказал он, узнав Волчицу, — что здесь делаешь ты?
— Я услышала, как мои дети поют в лесу, и пошла за тем, кого люблю больше всех. Лягушонок, я хочу видеть женщину, которая кормила тебя молоком, — сказала Мать Волчица, вся мокрая от росы.
— Её связали и хотят убить. Я разрезал ремни, и она с мужем уйдёт через джунгли.
— Я тоже провожу их. Я стара, но ещё не совсем беззуба. — Мать Волчица стала на задние лапы заглянула через окно в тёмную хижину.
Потом она бесшумно опустилась на все четыре лапы и сказала только:
— Я первая кормила тебя молоком, но Багира говорит правду: человек в конце концов уходит к человеку.
— Может быть, — сказал Маугли очень мрачно, — только я сейчас далёк от этого пути. Подожди здесь, но не показывайся ей.
— Ты никогда меня не боялся, Лягушонок, — сказала Мать Волчица, отступая на шаг и пропадая в высокой траве, что она отлично умела делать.
— А теперь, — весело сказал Маугли, снова прыгнув в окно, — все собрались вокруг Балдео, и он рассказывает то, чего не было. А когда он кончит, они непременно придут сюда с Красным… с огнём и сожгут вас обоих. Как же быть?
— Мы поговорили с мужем, — сказала Мессуа. — Канхивара в тридцати милях отсюда. Если мы доберёмся туда сегодня, мы останемся живы. Если нет — умрём.
— Вы останетесь живы. Ни один человек не выйдет сегодня из ворот. Но что это он делает?
Муж Мессуи, стоя на четвереньках, копал землю в углу хижины.
— Там у него деньги, — сказала Мессуа. — Больше мы ничего не можем взять с собой.
— Ах, да! Это то, что переходит из рук в руки и не становится теплей. Разве оно бывает нужно и в других местах?
Муж сердито оглянулся.
— Какой он оборотень? Он просто дурак! — проворчал он. — На эти деньги я могу купить лошадь. Мы так избиты, что не уйдём далеко, а деревня погонится за нами.
— Говорю вам, что не погонится, я этого не позволю, но лошадь — это хорошо, потому что Мессуя устала.
Её муж встал, завязывая в пояс последнюю рупию. Маугли помог Мессуе выбраться в окно, и прохладный ночной воздух оживил её. Но джунгли при свете звёзд показались ей очень тёмными и страшными.
— Вы знаете дорогу в Канхивару? — прошептал Маугли.
Они кивнули.
— Хорошо. Помните же, что бояться нечего и торопиться тоже не надо. Только… только в джунглях позади вас и впереди вас вы, быть может, услышите пение.
— Неужели ты думаешь, что мы посмели бы уйти ночью в джунгли, если бы не боялись, что нас сожгут? Лучше быть растерзанным зверями, чем убитым людьми, — сказал муж Мессуи.
Но сама Мессуа посмотрела на Маугли и улыбнулась.
— Говорю вам, — продолжал Маугли, словно он был медведь Балу и в сотый раз твердил невнимательному волчонку древний Закон Джунглей, — говорю вам, что ни один зуб в джунглях не обнажится против вас, ни одна лапа в джунглях не поднимется на вас. Ни человек, ни зверь не остановит вас, пока вы не завидите Канхивару. Вас будут охранять. — Он быстро повернулся к Мессуе, говоря: — Муж твой не верит мне, но ты поверишь?
— Да, конечно, сын мой. Человек ли ты или волк из джунглей, но я тебе верю.
— Он испугается, когда услышит пение моего народа. А ты узнаешь и всё поймёшь. Ступайте же и не торопитесь, потому что спешить нет нужды: ворота заперты.
Мессуа бросилась, рыдая, к ногам Маугли, но он быстро поднял её, весь дрожа. Тогда она повисла у него на шее, называя его всеми ласковыми именами, какие только ей вспомнились.
Они пошли, направляясь к джунглям, и Мать Волчица выскочила из своей засады.
— Проводи их! — сказал Маугли. — И смотри, чтобы все джунгли знали, что их нельзя трогать. Подай голос, а я позову Багиру.
— Страница 9 —