Лягушачий замок — Юстейн Гордер
Страница 1 из 11
Лягушачий замок (сказочная повесть)
При свете луны
Никак не могу вспомнить, как именно началась вся эта история, помню только, что светила луна, и я шел по снежному насту. То, что маленький мальчик, один, разгуливал ночью в лесу при свете луны, похожей на огромный воздушный шар, конечно же, было удивительным.
Но в ту ночь произошло много еще более удивительного.
Когда я проходил мимо заболоченного пруда, с берега которого, улегшись на живот, мы с папой любили наблюдать за головастиками, я вдруг заметил гномика. Это было бы, наверное, не столь невероятным, если бы он тихонько вышел из-за деревьев или откуда-то еще, но он появился совсем по-другому.
Я уселся прямо на снегу и задумался о чем-то. Вдруг, откуда ни возьмись, прямо передо мной появился гномик, он вырос как будто из-под земли, или проступил из воздуха, одним словом, проник сюда каким-то совершенно неведомым путем. Кроме обычной, красной, в виде колпачка, шапочки, которую носят все гномы, на нем был зеленый костюм. Хотя ростом он был ниже меня, сразу было видно, что это совсем взрослый гном.
— Ну, вот, — сказал он, когда стал таким же отчетливым, как и деревья вокруг. Произнося это, он одновременно вытаскивал руку откуда-то из другого пространства, находящегося за воздухом, окутывающим все вокруг нас.
— Ну, так вот, — произнес он решительно.
Так начинают разговор те, кому в общем-то и сказать особенно нечего, и они надеются только на отклик собеседника.
— Что значит вот, — спросил я осторожно.
Он взглянул на меня и зажмурился, как будто бы лунный свет слепил ему глаза.
— Ты тоже не спишь, а гуляешь, — произнес он.
В этих словах тоже особого смысла не было, ведь и так все было ясно: мы оба стояли на берегу замерзшего тритоньего пруда.
Чтобы подразнить его, мне так и хотелось сказать: «Нет, я не гуляю». Вместо этого я произнес: «Да, мы оба гуляем».
Мне такой ответ показался весьма подходящим, а ему не понравился.
— Да, мы оба гуляем, но только один из нас расхаживает при лунном свете в ночной одежде.
Я посмотрел на свою голубенькую кофточку, всю в таких картинках автомобильчиков и мотоцикликов. Оказывается, я был в одной пижамке, и мне захотелось спрятаться. Но куда там, когда гномик застал меня на месте преступления.
— У природы нет плохой погоды, — сказал я, изо всех сил стараясь говорить как взрослый. — Тебе кажется странным, что я сейчас в пижамке, а по-моему, быть гномом еще более невероятно.
Но ему, видимо, было важно во что бы то ни стало одержать надо мной верх, и он показал на меня своим пальчиком.
— Все-таки, самое странное из всего возможного — это ходить босым по снегу. Ты, наверное, совсем бедный, раз у тебя нет даже пары башмаков.
Тут я взглянул на свои ноги и смутился еще больше, чем в первый раз, когда обнаружил, что одет в ночную одежду. Я вдруг почувствовал, что и в самом деле стою босиком и пальцы на ногах совсем окоченели. И подумал, как хорошо было бы прикрыть их теплым одеялом, но сама мысль была такая безумная, что я даже не решился высказать ее вслух. Кому придет в голову разгуливать по лесу, по снежному насту, сгибаясь под тяжестью одеяла, при свете полной луны.
— Мои папа и мама очень богаты, — сказал я. — У нас есть свой большой дом с верандой и шезлонгами. Если родители только захотят, то хоть тысячу пар башмаков купят, но они просто считают, что ходить босиком полезно, и еще они несколько раз называли меня маленьким принцем.
Последнее его как-то особенно заинтересовало.
— А позвольте узнать имя маленького принца, — спросил он, отвесив глубокий поклон.
— Меня зовут Кристоффер Поффер, — произнес я торжественно. Не мог же я сказать, что меня зовут Кристоффер Хансен, ведь тогда бы он ни за что не поверил, что я настоящий принц.
— Очень интересно, — заметил он. — Мне достоверно известно из одной старинной книги, что именно такие принцы очень любят блинчики с земляничным вареньем, а я как раз напек их целую гору. В моем саду полным-полно земляники.
Я ему не поверил. Знаю я этих взрослых, когда хотят поважничать перед детьми, начинают хвастаться тем, что умеют печь блинчики и всякое такое. Я опустил глаза и стал пристально рассматривать снег у себя под ногами, размышляя о том, что и земляника сейчас не растет. Но возражать не осмелился, ведь мне было прекрасно известно, что гномы гораздо умнее детей.
И, если бы не его красная шапочка-колпачок, я бы вполне мог принять его за ребенка, такого же мальчика, как я сам. А еще я заметил какую-то печаль в его синих глазах, похожих на огромные черничины.
— Ну, так хочешь попробовать? — спросил он.
— Черники? — испуганно спросил я.
Он замер и покачал головой.
— Ну вот, я приглашаю ночного странника отведать свежих блинчиков с земляничным вареньем, — произнес он. — Приглашаю, несмотря на то, что он тут топчется босиком по снегу. И что же делает в ответ на это наш принц Поффер? Он начинает расспрашивать о чернике. Вот именно такие впечатления и огорчают нас, гномов, и сделали нас грустным лесным народцем.
Я принялся вспоминать, говорил ли я что-нибудь подобное, мне показалось, что об этом я только подумал, а не сказал, а это ведь не одно и то же.
— Мы с тобой решаем весьма простой вопрос. Будем ли мы лакомиться блинчиками с вареньем из земляники, которая выросла у меня в саду или ты предпочитаешь бродить здесь в полутьме? Вопрос стоит именно так, потому что сегодня в нашем меню стоят блинчики с вареньем.
— Точно так же говорит обычно мой папа. Он вечно спрашивает, что там у нас «стоит в меню». Я всегда думал, что меню это то же самое, что плита, ведь еда обычно стоит на ней, но здесь, в лесу, при свете луны, никакой плиты не было.
— У тебя нет плиты, — произнес я.
Гномик стоял и глазел на меня в изумлении. А потом принялся прочищать себе уши пальцами.
— Прошу прощения, принц Поффер, но, вероятно, у меня в ушах скопилась сера, и я не совсем расслышал, что ты мне сказал.
— У тебя нет плиты, — повторил я.
— Но ведь не будешь же ты ее тащить всякий раз с собой, когда вздумаешь прогуляться по лесу и полюбоваться луной.
Теперь пришла моя очередь схватиться за уши, чтобы проверить, не завяли ли они у меня и не отвалились ли совсем после услышанного. К счастью, они прочно держались на своем месте, также, впрочем, как и нос. А вот кончики пальцев на ногах продолжали зябнуть.
— К сожалению, здесь немного сквозит гномик, помотав головой в своей красной вязаной шапочке. — Собственно говоря, это не удивительно, ведь лес стоит над огромной проПАСТЬЮ.
Когда он сказал слово «проПАСТЬ» я испугался — вдруг сейчас выйдет волк или лев. И вообще, мне стало страшно: если долго стоять тут и разговаривать, можно договориться до чего-нибудь ужасного. Поэтому я торопливо пробормотал:
— Я с большим удовольствием буду кушать блинчики с земляничным вареньем, если они все еще стоят в меню.
Тогда гномик широко заулыбался и провел языком по губам сначала в одну сторону, потом — в другую.
— Это очень Зрелое решение, особенно учитывая тот факт, что у меня в саду полно Зрелой земляники.
Но никакого домика и никакой земляники я не видел. Передо мной были деревья и сугробы, освещенные лунным светом.
— Где же твой домик в земляничнике?
— Он — среди лета, — сказал он. — Это недалеко, прямо за углом. Но туда нельзя идти в нижнем белье.
Он еще не закончил фразу, как я весь преобразился: на мне появились зеленые шелковые брюки и шелковая рубашка, красная как земляника.
Я был поражен, но сделал вид, что ничего особенного не произошло.
— Держись за мою руку, Кристоффер Поффер, — сказал он.
И тут меня осенило, я ведь еще не знаю, как его зовут, а мама говорила, чтобы я не ходил домой к незнакомым людям. Наверняка, это относится и к незнакомым гномам.
— Как тебя зовут? — спросил я.
Он протянул мне руку и учтиво поклонился.
— Зови меня просто Умпин.
Он взял меня за руку, и мы вместе вышли из зимы. Здесь, на другой стороне, был жаркий летний день. Взявшись за руки, мы стояли на том же самом месте, на берегу тритоньего пруда. Только теперь светило солнце.