Лето разноцветно-косолапое — Павел Калмыков

Страница 6 из 16

Лето разноцветно-косолапое (повесть)

Хани Федя

Бхалу проспал весь остаток дня и всю ночь. У Аксиньи Потаповны даже сердце скулило от переживаний — да проснётся ли он вообще?
Бхалу проснулся. Только слабый совсем, нездоровый. Без голоса. Нос сухой. Есть ничего не хотел, только пить. Медвежата приносили ему напитанный водой мох, и губачонок его высасывал, а медведица выжимала сок сладких растений прямо больному на язык.
— Мне жарко, — шептал Бхалу. — У меня лапы зябнут. Я к маме хочу, в джунгли.
И остальные медвежата вздыхали и хлюпали носами. И больного было жалко, и к маме каждому хотелось — кому куда: в прохладную тундру, в бамбуковые предгорья, в американские леса. Даже бабушку Коалу где-то в эвкалиптовой кроне ждала мама — маленькая старенькая прабабушка Коала.
А Бхалу блуждал глазами и тихо бормотал что-то совсем непонятное:
— Отнесите меня на гору Ошадхи, я найду мрита-сандживани, волшебную траву…
Что это за гора Ошадхи, Аксинья Потаповна не знала, но тоже отыскивала волшебные травы: и пахучие стебельки черемши, и ещё не расцветшие бутоны ромашки, и луковки чёрной сараны… Сарану Бхалу любил, и если для здорового это было лакомство, то для больного теперь — лекарство. Время от времени и бабушка Коала потчевала медвежонка своими целебными каплями. Но выздоровление не спешило приходить.
— Медку бы ему ещё, — размышляла медведица. — Вот что, ребятушки, деваться некуда — пойду-ка я на поклон к человеку. Знаю я тут одного… А вы пока затаитесь и ждите. И чтобы никаких речек. Никаких росомах.
— А можно мне с вами? — попросился Тедди.
— М-м-м… — поколебалась медведица. — Ну, пойдём. Может, с дитём скорее дадут. Не отставай, это не прогулка.
Они зашагали сквозь чащу. Тедди на ходу делился американской мудростью:
— Я знаю, как добывать мёд. Его стерегут злые пчёлы. Они кусаются, поэтому надо быстро-быстро схватить домик с мёдом, отнести к реке и бросить в воду. Пчёлы утонут. Потом вылавливай домик, открывай и наслаждайся вволю. Хани! Это по-американски «мёд». Меня мамочка тоже называет Хани — Медуля.
— Нет, Хани, пчёл мы топить не будем, — невесело возразила Аксинья Потаповна. — Пчёлы не просто стерегут мёд, они его делают; если их в реке топить, мёда потом совсем не будет. Ну-ка, лучше помолчи: мы к людскому жилью подходим.
Она встала на задние лапы, пригляделась, принюхалась, прислушалась. Потом повела медвежонка по кругу, чтобы обойти двор лесника с подветренной стороны. Запахло дымом, дровами, железом, собаками и кошками. И мёдом! Каждый медведь узнает божественный запах мёда, даже если никогда раньше его не нюхал. Именно поэтому участок лесника был обнесён высоким забором — от медведей. Как завёл лесник небольшое пчелиное хозяйство, так сразу и пришлось забор ставить.
Аксинья Потаповна вежливо постучала в ворота и сама тут же отошла на почтительное расстояние. Собаки во дворе яростно залаяли.
— Кто там? — послышался голос человека. Застучала задвижка, отворилось оконце, и выглянуло бородатое морщинистое лицо. — Кого принесло? Ба! Старуха пожаловала! Привет! Сколько лет, сколько зим. И с дитёнком — не такая уж ты, оказывается, старуха! Что? Да замолчите вы, брехуны, — прикрикнул хозяин на собак, — тут по делу ко мне люди пришли! Подождите, мишки, сейчас я выйду.
Тедди, вытянувшись столбиком, выглядывал из-за медведицыной спины: и боязно, и любопытно.
Вскоре ворота приотворились и человек вышел. В руках он держал хлеб и открытую банку сгущёнки.
— Ну, угощайтесь, что ли. Как зовут пацана?
— Тедди, — ответил Тедди. Ему очень хотелось попробовать того, белого, вкусно пахнущего, что протягивал человек, — просто слюнки бежали.
— Федя, значит… А меня Сергей Иваныч, будем знакомы. Что, Старуха, нос воротишь? Не хочешь сгущёнки? А чего же ты хочешь?
— Нам бы медку… — как можно деликатнее сказала медведица.
— Мёду? Хо-хо! Губа не дура! — покачал головой человек. — Нет, голубушка, мёд только для меня, на вас, медведей, не напасёшься. Я и сам-то не ем: не сезон ещё, не набрали пчёлы мёда.
— Маленький у меня болеет, — объяснила Аксинья Потаповна. Того гляди, вовсе помрёт.
— Не разбираю, что мычишь, — пожал плечами человек. — Может, по-русски скажешь, что да как?
— Пойдём, Тедди, — вздохнула медведица. — Ничего не выходит.
— А угощение? — проскулил Тедди.
— А угощение? — спросил человек. — Я вам от всей души… Э-э-э, у вас, я вижу, случай серьёзный, — догадался он, глядя на удручённую медведицу. — Эх, ладно, подождите.
Он снова скрылся за воротами и через некоторое время вынес пакет.
— Шут с вами. Сдаётся, вам действительно нужнее, — вот, прошлогодние соты.
От пакета пахло так обалдительно, что Тедди забыл про страх и про совесть и следом за своим носом потянулся к человеку.
Аксинья Потаповна одёрнула медвежонка и поклонилась:
— Спасибо тебе, Сергей Иваныч.
— Ишь ты, какая вежливость-медвежливость, — улыбнулся человек. — Забирай уж, раз такое дело. Но помни, Старуха, и всем вашим скажи: если кто сдуру побираться заявится — ружьё у меня под рукой, собаки начеку.
Сгущёнку и хлеб Тедди с Аксиньей Потаповной всё же съели, даже банку до дна вылизали. Хоть на душе и грустно, а всё-таки вкусно. Потом медведица взяла пакет с лекарством в зубы, и они двинулись в обратный путь.
А Сергей Иваныч глядел им вслед и удивлённо качал головой. Надо же!
Рассказать кому — не поверят, что медведи мёд не съели, а на вынос забрали, да ещё в благодарность кланялись. Прямо цирк на каникулах! И медвежонок-то у неё, Федька, чёрный какой — от кого бы? Вроде нет в округе таких чёрных. Как же этого Фёдора по отчеству?

Мифы медведей мира
Мадхуведа

Как и предполагала Аксинья Потаповна, лечение мёдом быстро поставило губачонка Бхалу на ноги. Уже на другой день он был здоров и жизнерадостен. Хотя на мордочке и оставалось как бы недовольное выражение: губы дудочкой, бровки домиком — но тут уж ничего не поделать, такова его природная физиономия.
— У-у-у, я теперь настоящий мадхувед! — гордился Бхалу.
— Что значит «мадхувед»? — спросили его.
— Тот, кто знает мёд. Великий Джамбаван научил пчёл делать мёд.
— Кто? Твой дедушка? — удивились медвежата.
— Да не дедушка! А пра-пра-пра-пра… Вы, что ли, не знаете? У-у, великий Джамбаван, царь медведей!
И Бхалу начал рассказывать про царя Джамбавана:
— В давние времена, когда джунгли были гуще и зверей там было больше, царил над ними великий медведь Джамбаван. Его дворцом было дупло, огромное, как пещера, на огромном, как гора, дереве.Царь-медведь ходил по индийским джунглям и следил за порядком. Где сильно густели растения, Джамбаван проламывал в чаще тропинки. Если долго не было дождя, Джамбаван грозно рычал в небо, облака сотрясались, как от грома, и начинался ливень. Царь всё видел и следил, не бросаются ли обезьяны фруктами, не убивают ли хищники дичь для баловства. И всем в джунглях хватало еды и питья — от мышонка и до слона, и звери уважали царя за его мудрость. Только тиграм не нравился медвежий порядок, но они боялись Джамбавана и помалкивали.
Как-то раз Джамбаван отправился навестить своего младшего брата Бхалу на остров Ланку. И в отсутствие царя объявился в индийских джунглях огромный тигр по имени Равана. Он занял царский дворец, выгнав оттуда прекрасную царевну Джамбавати, и заявил: «Я самый сильный и большой, самый зубастый и когтистый! Джамбаван не вернётся, я теперь царь джунглей!» Равана действительно был огромен: усы — как бамбуковые прутья, зубы — как слоновьи бивни, хвост — как бревно. Обрадовались тигры и барсы: новый царь разрешил им охотиться сколько душа пожелает, и за это они каждый день приносили ему на съедение буйвола. Равана не умел вызывать дождь своим рёвом, но хищников это не тревожило, они говорили: «Мы всегда напьёмся кровью антилоп и оленей, нам хоть трава не расти».
А Джамбаван, ни о чём не ведая, гостил у брата Бхалу, учил его управлять Ланкой. Но тут прилетел из Индии крылатый Хануман, царь обезьян. Он рассказал, что случилась беда, что царевна Джамбавати в изгнании…
— Ах! — вздохнула Панда.
— … и, едва дослушав, медведь побежал к морю. И море от Ланки до Индии он перепрыгнул до середины, а дальше поплыл…
— Молодец, — заметил Умка.
— … но на берег выйти не смог — там его поджидал тигрище Равана с полчищем зубастых приспешников. И едва Джамбаван выходил из воды, тигр набрасывался и сталкивал его обратно в море…
— Как Росомаха! — сердито воскликнул Тедди.
— … и тигры и барсы ревели от радости. Так продолжалось три дня, и на море расходилась буря. На исходе третьего дня великий медведь перестал показываться из воды, и воинство Раваны возрадовалось. Но Джамбаван не утонул…
— Знаю, он затаился под водой! — догадался Умка.
— Нет, он поплыл обратно на Ланку, и там его истерзанное тело вытащил на берег младший брат, Бхалу. Обезьяний царь Хануман заплакал, но Бхалу сказал: «Не спеши плакать! А спеши лететь на север, в Гималаи. Там меж двух исполинских вершин найдёшь плодоносную гору Ошадхи. И на той горе растут четыре целебные травы: первая, мрита-сандживани, вернёт дыхание…»
— Да, — покачала головой Аксинья Потаповна, — не было у меня такой травы, когда ты захлебнулся.
— Но Хануман не дослушал, он умчался на север и вскоре вернулся обратно. Царь обезьян принёс не травы — он принёс на себе ВСЮ ГОРУ ОШАДХИ!
— Ого! — ахнули все слушатели.
— И Бхалу сам отыскал на горе все четыре травы — и ту, что возвращает дыхание, и ту, что закрывает раны, и ту, что обезвреживает яды, и ту, что восстанавливает силы. И ещё до наступления утра оба брата тайно приплыли в Индию.
И началась великая битва медведей с тиграми. Бхалу принял бой с самым сильным барсом, а Джамбаван сражался против самого Раваны.
Тут рыжий медвежонок Бхалу разволновался, встал на задние лапы, а передними начал размахивать во все стороны, сражаясь с невидимым тигром, — и все посторонились на всякий случай, ведь когтищи у губача ой-ой какие длинные.
— Тигр ка-ак прыгнет! А Джамбаван ему ка-ак даст! Потом его ка-ак схватит! Но Равана вывернулся и ка-ак вцепится! Хвостом — хлесь, хлесь! А медведь его ка-ак бросит — тот и покатился!..
Наконец медведь ухватил помятого и подранного тигра за хвост и стал крутить вокруг себя — крутил, крутил, а потом отпустил, и улетел Равана неведомо куда с рёвом бессильной злобы. «Так вот почему тебя звали Равана», — засмеялся Джамбаван. Ведь имя Равана и означает «тот, кто ревёт».
Лишившись предводителя, войско хищников потеряло свою смелость.
Первыми побежали барсы — и на их шкурах остались только пятна от медвежьих ударов. Тигры огрызались дольше и навсегда стали полосаты: эти полосы — следы от медвежьих когтей.
А потом великий царь Джамбаван послал в небо свой торжествующий рык, и сотряслось небо, и хлынул дождь, чтобы смыть с листвы кровь и клочья шерсти, чтобы оживить усталые джунгли.
Тут прилетел царь пчёл и сел на нос Джамбавану.
«Поздравляю, — прожужжал он, — мы победили».
«Кто это „мы“?» — усмехнулся медведь.
«Пчёлы! Разве ты не видел, как мы сражались против ос? Мы не позволили осам покусать медведей, и мы вместе победили!»
«Если так, то пусть будут осы полосаты, как тигры, а пчёлы — мохнаты, как медведи, — решил Джамбаван. — И ещё: я научу пчёл готовить из нектара цветов самую вкусную на свете еду — мёд».
И он сдержал своё обещание, и пчёлы тут же наготовили много мёда, и был в джунглях праздничный пир. Вернулась к отцу прекрасная царевна Джамбавати. На радостях были прощены и тигры, и барсы, ведь какие без них джунгли? Но до сих пор не дружат они с медведями и не понимают мёда. Потому что это великое знание — Мадхуведа — было завещано только медведям. «Мадху» — это мёд, а «Мадхуведа» — медведение.
И медвежата, и сама Аксинья Потаповна слушали историю губачонка с большим интересом. Запах мёда придавал рассказу особую убедительность.
От лечения Бхалу осталась самая чуточка мёду — ровно столько, чтобы всем медвежатам попробовать. Панда даже глаза прикрыла от удовольствия, чувствуя, как душистая сладость растекается по языку, по горлу, по животу. Умка проглотил свою порцию одним махом, задумался, вылизал лапу и сказал:
— Однако вкусно было.
Тедди, наоборот, долго пережёвывал во рту мягкий восковой комочек, сглатывая только сладковатую слюну. А Коала, как обычно, достала из сумки свой флакончик с эвкалиптовыми каплями, поразмыслила… да и убрала его обратно. Мёд вкусный, не надо его заедать. Наверное, коалы всё-таки тоже в чём-то медведи.