Кадын — владычица гор — А.Никольская

Страница 3 из 17

Глава 3
Загадка Телдекпей-кама

Созвал как-то раз хан Алтай со всех близких и далёких стойбищ плоского, как поднос, Укока камов [Кам — колдун, шаман. В старину алтайцы верили, что кам может общаться с богами и духами, может угадать прошлое, предсказать будущее, наслать беду, вылечить или умертвить человека] премудрых.
— Народ мой бедствует. Со стопудовым Дельбегенем совсем сладу не стало! — поправив ворот горностаевой шубы, скорбно со своего трона Алтай молвил. — Никто его одолеть не может: ни сын мой — богатырь славный Бобырган, что самого владыку подземного мира Эрлика не боится. Простодушен и бесхитростен он слишком. Ни достославный силач Сартапкай, что указательным пальцем левой руки реки вспять поворачивает, а указательным пальцем правой руки горы с места сдвигает. Даром что коса у него до земли, а мускулы, как наросты на берёзе, хоть чашки из них режь. Одной силой с Дельбегенем не совладать, одной отвагою семиглавого людоеда не победить. Помогите, подсобите, мудрейшие камы, подумайте, как с хитрым людоедом справиться?
Уселись старейшие камы на тёплые, пригретые солнцем круглые камни. Достали из-за пояса длинные глиняные трубки, раскурили, задумались. Сидят, усы жёсткие почёсывают, бороды белые поглаживают. Думу думают. Дым из широких носов кольцами пускают, посохами о землю постукивают.
Час думали, два думали. Дни, как снежинки, таяли. Недели, как змеи, ползли. Вокруг камней уже травы по пояс выросли, а мудрые камы всё трубки свои посасывают, жирную пищу отрыгивают да помалкивают.
Много скотины порезали для угощения камов рабы хана Алтая. Много лучшего табака заморского камы выкурили, много араки [Крепкий алкогольный напиток] выпили, а помочь не смогли. И в бубны стучали, и священные песни пели, и танцы в облаченьях из шкур звериных плясали, и горящий очаг кумысом окропляли — не помогло ничего.
На исходе третьей недели встал с тёплого насиженного камня самый старый, трухлявый как пень кам и сказал:
— Жил когда-то на синем, на белом Алтае мудрый-премудрый шаман. Велика была сила его: знал он, как семинебесного Ульгеня о достатке и благе для народов алтайских просить. Знал, с какими словами к Эрлику обращаться, чтобы людям он зла не чинил. Язык птиц и зверей понимал, умел в прошлое оглядываться и в будущее смотреть.
Жил тот шаман в тайге глухой, среди хребтов горных, на тёмной стороне скалы островершинной. Одиноко стоял берестяной аил его под кедром пушистым. Только тот человек и находил к шаману дорогу, у кого действительно безмерная нужда была.
Превеликую мудрость скопил за долгую жизнь шаман. Открылось ему, как должен жить в согласии человек с человеком, с землёй, водой и небом, со зверем и птицей, чтобы земля алтайская стояла, цвела и богатела вовеки.
Многие годы жил шаман. Кто говорит — сто лет, кто говорит — двести лет. Но вот заглянул он в будущее и увидел, что заканчивается отмеренный ему срок в светлом мире. Глубоко задумался шаман, ведь, если умрёт он, умрёт с ним и мудрость великая, ибо нету него преемника достойного.
Оставил шаман берестяной аил свой и спустился в стойбища к людям. Захотел человека с ясным умом и светлой душой найти, чтобы знания свои передать. Но чем дольше ходил шаман, тем мрачнел больше. Измельчали люди, угасла в них искра небесная. Молодой охотник язык зверей и птиц понимать хочет, чтобы под выстрел стрелы заманивать. Умный и сильный зайсана [Глава племени, князь] сын спрашивает, как у грозоносца Ульгеня одному себе удачи и достатка выпросить. Про землю же родную никто думать не хочет. А что ей будет, стояла и ещё столько же простоит!
В родной аил вернулся шаман. Лучшую одежду для камлания — обряда колдовского — надел, главные слова нашёл-вспомнил, к Ульгеню обратился — как быть? Шесть дней пел, кружился шаман, шесть дней железные подвески на одежде звенели, беличьи меха развевались, кожаный бубен стучал. На седьмой день ответил шаману семинебесный Ульгень: «Возьми ровное дерево. Возьми гладкие камни. На них сохрани письменами великую мудрость свою! Пусть в глубине Алтая те письмена человека с ясным умом и чистой душой дожидаются!»
Ещё шесть дней без сил старый шаман лежал. На седьмой день встал, взял гладкое дерево, взял ровные камни, заветные письмена высекать принялся. Никто его работы не видал, никто стука по камню не слыхал. И не знает никто, где знания свои шаман спрятал. И не знает никто, успел ли оставить он людям главную премудрость — как человеку с землёй в мире жить. Или, может, раньше умер? Про то один Ульгень ведает.
Только течёт на золотом Алтае, меж горных хребтов, река Самуралу, у которой когда-то старого шамана аил стоял. И переводится имя реки «Скрывающая книгу мудрости, на дереве и камне написанную».
Может, и найдётся когда человек с ясной душой, с небесной искрой, которому откроются сокровища старого шамана, и настанет тогда вечный мир и благодать на земле алтайской, — сказал так трухлявый как пень кам и уста сомкнул.
— К чему ты это сказывал, уважаемый? — хан Алтай его спрашивает.
— А к тому, — вновь кам уста растворил. — Там, где земля с небом сливается, живёт премудрый Телдекпей-кам — старого шамана потомок. Если он твоей беде не поможет, то никто на земле, о великий хан Алтай, тебе не поможет!
И послал хан своих гонцов к самому горизонту — туда, где земля с небом сходится.
И приехал мудрейший Телдекпей-кам ко двору Алтая в собольей шубе со ста бубенчиками на синем быке. Спешился он, сплюнул, не размыкая рта, сквозь зубы и на белую кошму у костра сел. Спина у него согнулась, будто пополам сломалась. Глубоко, до самых бровей, кам красную шапку надвинул с нитями бусин разноцветных. Перья филина на шапке, как два уха, торчат, красные лоскуты позади, как два крыла, трепыхаются. На лицо кама крупные, как град, хрустальные бусы свешиваются. Кряхтя, Телдекпей-кам подол двухпудовой шубы поправил. По бокам той шубы лягушки и змеи, из колдовских трав сплетённые, болтаются, на спине — дятлов шкурки.
— Такую задачу если не решу, где же тогда моя слава, однако? — важно молвил и из-за пояса огниво достал. Искру высек, длинную, как щитомордник-змея, трубку раскурил, глаза узкие с белыми, как вершины гор, ресницами прикрыл.
Народ из аилов вышел, вокруг мудреца стар и млад толпится — все на кама не дыша глядят. Золотую чочойку [Чашка, похожая на пиалу, режется из твёрдого нароста на берёзе или из комля, то есть из нижней, прилегающей к корню части дерева] с крепким чаем предлагают, поднос с жирным кушаньем подают. Не шелохнётся мудрый кам.
Когда Алтын Казык — Полярная звезда — на небосводе зажглась, открыл Телдекпей-кам глаза, кожаный бубен взял и ударил в него колотушкой деревянной. Загудело, зашумело вокруг, словно на горном перевале зимней порой. Плясал, камлал [Камлать — шаманить, гадать, ворожить и лечить] кам, звенели бубенцы, бубен гремел. Но вот стих гром-звон. Опустился кам на белую кошму, рукавом пот со лба отёр, спутанную бороду пальцами расправил, взял с берестяного подноса сердце козла, съел его и сказал:
— Прав ты, великий хан Алтай! Справедлив ты, всемогущий хан Алтай! Одной силой с Дельбегенем не совладать, одной отвагой семиглавого людоеда не победить. Тут хитрость нужна.
Зашептались укокцы, запереглядывались. Женщины в унынии лицом вниз на землю упали, старики ладони к глазам прижали, мужчины два раза покраснели, два раза побелели. Где такого хитроумного удальца-смельчака найти, не знали люди!

— Загадаю-ка я вам одну загадку, — степенно Телдекпей-кам продолжал, трубку с черенком из маральего рога вновь раскуривая. — Кто её разгадает, тот и отправится со злодеем Дельбегенем сразиться. В голубой долине меж двух белых сопок, куда и сорока долететь не может, жил-был хан, — стал сказывать кам свою загадку. — И был у того хана сын — стройный, как кедр, смелый, как снежный барс. Долго ли, коротко ли, подошло ему время жениться. Стал ему отец невесту подыскивать. Много девушек было на примете у хана: и красавицы чернобровые среди них, и умницы-разумницы, и песельницы [Певица, исполнительница] сладкоголосые, и танцовщицы быстроногие. Призадумался хан, как же найти достойнейшую из достойных?
И решил тогда хан выбрать в жёны сыну самую сметливую и рачительную хозяйку. Собрал он всех девушек, желающих стать невестками ханскими, и объявил во всеуслышание:
— Та, что первой воду в котле вскипятит, станет ханскому сыну женой, мне — невесткою!
Велел он выдать каждой девушке по котелку с семью ушками, по равному количеству воды и дал отсчёт времени. Кинулись красавицы-умницы валежник собирать да огонь разводить. Торопятся они, стараются.
И была среди них одна девушка, которая не желала замуж за красивого ханского сына идти. Любила она пастуха-простолюдина, да так крепко, что и ханское богатство — жемчуга да самоцветы заморские — было ей не мило. Но отцу её алчному очень хотелось с богатеями породниться, вот и заставил несчастную с другими наравне за сердце ханского сына смекалкой меряться.
И так оно вышло, что именно у этой девушки, что пастуха любила, вода в котле быстрее всех закипела. Как вы думаете, почему? — спросил мудрый Телдекпей-кам, обводя собравшихся взглядом пристальным.
Молчали люди. Не знали они ответа на затейливую загадку кама.
— Неужто никто разгадку нам не поведает? — насупил брови хан Алтай. — Неужто нет в моём ханстве ни одной головы светлой? Что же вы, храбрецы-удальцы, герои да мудрецы, отмалчиваетесь? Или не по зубам вам загадка камская?
— Дозволь мне слово молвить, батюшка! — к златому трону вдруг маленькая Кадын выскочила. Даже старая Мактанчик-Таш поймать её за подол шубки не успела. — Кажется, я знаю отгадку, — девочка чёрными глазами-смородинами на отца умно смотрела.
— Ну что ж, сказывай, — хан дочери отвечает.
— Все те девушки, которые очень хотели за ханского сына замуж пойти, крышки котлов непрерывно поднимали. Смотрели: не подоспела вода ли? От этого вода в котлах остывала немного, и на закипание уже больше времени требовалось.
— Ну и что? — хан Алтай мохнатую бровь приподнял.
— А то: девушка, которая не желала замуж за ханского сына, к котелку и не притрагивалась. Поэтому и вода у неё быстрее всех закипела!
У старого хана-отца от изумления на дочкину смекалку узкие глаза круглыми стали.
— Вот она! — страшным голосом вдруг великий Телдекпей-кам вскричал. — Вот та, что с четырнадцатиглазым Дельбегенем силой и умом помериться достойна! Вот та, что все семь глав хитромудрого людоеда сразит! Вот та, что, рискуя жизнью собственной, спасёт жизни славного народа Укока! Вот та, что…
— Пусть камни великих скал твои уста запечатают! — властно перебила его старуха-шаманка. — Что же это ты, верблюд горбатый, ребёнка малолетнего на верную погибель посылаешь? А ты что, достославный хан, отмалчиваешься? Или ум ты совсем потерял? Сердца отцовского лишился? Дочь родную не жаль тебе?
— Я это… — Алтай замялся, в горностаевый воротник уткнувшись. — Я ведь только это… семинебесного Ульгеня волю исполняю, с меня какой спрос?
— Бабуся, батюшка, не ссорьтесь! На дороге моей не стойте, за подол шубы меня не держите. Коню, к коновязи привязанному, прыти не показать. Богатырю в своём аиле удалью не прославиться. Железная стрела в колчане зелёной плесенью покрывается. Меч, в ножнах отдыхающий, бурая ржавчина ест. Алып [Великан. Об алыпе алтайские сказители говорят, что на переносице между глаз у него может пастись стадо овец с тридцатью баранами. На каждом плече алыпа гуляют табуны лошадей с тридцатью жеребцами. Когда алыпы дерутся, горы прыгают, моря выходят из берегов, скалы рассыпаются в песок.], у домашнего очага тёплой аракой кровь греющий, силы лишается. Решена судьба моя духами равнины и гор! Седлаю я огненно-гнедого коня со звёздочкой во лбу — Очы-Дьерена моего верного! Поеду я за тридевять гор-земель, в логово к Дельбегеню вероломному! Да поможет мне Ульгень-грозоносец, на девятом слое неба, за месяцем и солнцем сидящий! Налегке поеду я. С собой лишь мечи железные да лук со стрелами меткими возьму.
— А я? А как же я?! — пронзительно Ворчун-рысёнок пискнул.
Подросший и окрепший, как молодой кедрок, ростом с козлёнка, с обидой он на хозяйку глядел.
— И тебе место на луке седла найдётся, — девочка улыбнулась, а хан Алтай, расчувствовавшись, слезу пустил даже:
— Да пребудет с тобой сила небес и гор, дочь моя!
— Пока Дельбегеня не одолею, на Укок не вернусь! Если людоеда не полоню, домой не войду! С небесными силами, с подземными властителями готова я сразиться, лишь бы Дельбегеня наказать. Буду со змеями, с драконами, с чудищами биться, пока не порабощу людоеда!
— Ума вы все лишились! — кривой ногой шаманка топнула.
— Не сердись, бабуся, благослови меня лучше.
Ничего не поделаешь: воля у Кадын — всё равно что железо.
Сглотнула старуха слёзы солёные, обняла воспитанницу и молвила:
— Помни, доченька: похваляясь силой, не бей слабого. Острым языком молчаливых не оскорбляй. Под худым седлом ходит добрый конь. Под рваной шубой растёт богатырь непобедимый. Береги сердце доброе, на месть и злобу себя не растрачивай. А на чёрный день вот тебе зеркальце волшебное. Из слюды вулкана оно сделано, аметистами украшено, из дальних краёв привезено. Стоит поглядеться в него, самое заветное желание исполнится!
— Спасибо, бабушка! — поклонилась ей Кадын в пояс.
— А коли совсем туго придётся, — шаманка продолжила, — громко «Пып!» крикни.
Сказала так Мактанчик-Таш, о землю ударилась, кедровкой бурою обернулась и улетела. Только её и видели.
— Пып! — рысёнок скривился. — Придумают тоже. Пып какой-то!