Говорящий сверток — Даррелл Д.

Страница 14 из 19

Говорящий сверток (повесть Джеральда Даррелла)

— Дульчибелла, дорогая, — сказала она, — мы знаем, какого ты высокого мнения о Попугае. Мы — тоже, и мы не стали бы просить его ехать с нами, если бы можно было обойтись без него, пойми. Но я обещаю, если ты его отпустишь, проследить, чтобы он не рисковал сам, а предоставил более опасную работу моим кузенам и мне.
— Ну, если так… — Дульчибелла приподняла край занавески и вытерла им глаза. — Если ты обещаешь присматривать за ним…
— Обещаю, — повторила Пенелопа.
— А теперь, если вы окончили свои женские разговоры, — от смущения громко объявил Попугай, — может быть, продолжим обсуждение похода?
— Я думаю, — сказал Саймон, производивший какие-то расчеты на клочке бумаги, — я думаю, что, если Ха-Ха обеспечит нам завтра на рассвете ветер в четыре узла, мы в случае удачи достигнем Оборотневого острова к трем тридцати дня. А это означает, что мы соберем руту и, проплыв всю ночь, вернемся сюда послезавтра на рассвете.
— Ты думаешь, вы сумеете обернуться? — с сомнением спросил волшебник. — Вы ни в коем случае не должны высаживаться на остров ночью, оборотни ночью опаснее всего.
— Дайте только нам ровный ветер, — сказал Саймон, — и мы сумеем.
— За ветром дело не станет, — проговорил Ха-Ха. — Скажите мне направление и силу ветра, и я запущу его — ничего нет проще.
— Возьмите с собой таблетки от морской болезни! — неожиданно прокричала Дульчибелла.
— Женщина, помолчи! — прикрикнул на нее Попугай. — Мы обсуждаем важные вещи.
— Таблетки от морской болезни тоже важная вещь, — возразила Дульчибелла. — Если вас укачает и вы не сможете убежать от оборотней, — это разве не важно?
— Я прослежу, чтобы он их принял, — успокаивающим тоном пообещала Пенелопа.
— Как я хотела бы пойти с вами и тоже помочь, — сказала Табита, — но я слишком велика и не помещусь в лодке.
— Ты слишком велика, а я слишком стар, — сказал волшебник. — И все-таки я чувствую себя виноватым из-за того, что взваливаю на вас, детки, всю работу и подвергаю таким опасностям.
— Ерунда, — возразил Питер, — я бы ни за что на свете не хотел упустить такое приключение!
— Я тоже, — подхватил Саймон.
— Не беспокойтесь о нас, — утешила его Пенелопа, обвивая его шею руками и целуя в розовую щечку. — Нам нравится вам помогать, и мы вам вернем Мифландию, вот увидите.
— Троекратное «ура» мисс Пенелопе! — закричал Этельред, хлопая в ладоши.
— Вы очень добры, очень. — Ха-Ха снял очки, которые вдруг почему-то запотели, и громко высморкался.
— Мисс, — горячо сказал Этельред, — можно и мне с вами, мисс? Я не больно велик, много места не займу, а вдруг и пригожусь?
— Конечно, пусть едет, — сказал Саймон, — наш храбрый мистер Жаб.
— Разумеется, — подтвердил Питер, — как же без нашего сообразительного Этельреда.
— Ты будешь моим личным защитником, — заключила Пенелопа, — ты наша гордость, Этельред.
Этельред от полноты чувств раскраснелся, как восемь кило спелых помидоров, и был вынужден отойти в сторонку и тоже очень энергично вы сморкаться.
Итак, на следующее утро, попрощавшись с волшебником, Табитой и неутешной Дульчибеллой, дети вместе с Попугаем и Этельредом вышли по одному из многочисленных туннелей прямо на берег моря.
Песок словно состоял из крошечных жемчужинок, а небольшие волны цвета шампанского разбивались о берег с мелодичным звоном, как будто кто-то пробегал пальцами по струнам арфы. «Неудивительно, — подумала Пенелопа, — что море это называют Поющим».
На поверхность этого кроткого музыкального моря они и спустили свою надувную лодку, и тут же, как обещал Ха-Ха, задул теплый ветерок. Парус выгнулся, как лук, и лодка быстро заскользила вперед, унося Пенелопу, мальчиков, Попугая и Этельреда, а также большую корзину с провизией, которую дал им в дорогу Ха-Ха. С собой они взяли также серпы для того, чтобы срезать руту и лаванду, и большие мешки, чтобы их туда складывать.
— Скажи, Попугай… — Пенелопа не в первый раз с тех пор, как очутилась в Мифландии, задавала подобный вопрос. — Кто такие оборотни? Я как будто читала про них, но плохо помню, что именно.
— А я помню, — вставил Саймон. — Это, кажется, люди, которые в полнолуние якобы превращаются в волков, так?
— Совершенно верно, — ответил Попугай. — Безобразное суеверие, и притом глупое. Но в те времена, когда Ха-Ха создавал Мифландию, множество людей твердо верили в существование оборотней, и поэтому их водилось в мире довольно много. Они умоляли разрешить им жить в Мифландии, так как они начали вымирать. И наш Ха-Ха, хоть и сомневался, все же решил уважить их просьбу и позволил им поселиться на том острове, куда мы плывем, при условии, что они разделят его с другими нарушителями спокойствия — мандрагорами и блуждающими огоньками. Тут как раз и огневки попросили подобрать для них какой-нибудь островок помрачнее, вот Ха-Ха поселил и их там.
— Я слыхала про то, как блуждающие огоньки заманивают путников в болота и зыбучие пески, — сказала Пенелопа. — А что такое «огневки»?
— Необычайно красочные существа, — ответил Попугай. — Самые красочные в Мифландии. Они родственники блуждающим огонькам, бывают и горячими и холодными, а блуждающие огоньки, как известно, всегда холодные. Огневки — премилые создания, робкие, но очаровательно прямодушные. А блуждающие огоньки — те, напротив, племя своевольное, сплошь озорники и безобразники.
— А мандрагоры? — спросила Пенелопа. — Они тоже родственники огневкам?
— Нет, нет, — ответил Попугай, — это растения, и притом ленивые бездельники. Когда-то их широко использовали в медицине и заговорах, им это, разумеется, не нравилось, они взяли и изобрели крик.
— Крик? — переспросил Питер. — Помилуйте, как можно изобрести крик?
— Они издают крик, такой ужасный, — Попугай поднял вверх для вящей внушительности коготь, — такой жуткий, леденящий душу крик, что тот, кто слышит его, сходит с ума.
— Это чтобы их не срывали? — догадался Саймой.
— Да, — подтвердил Попугай. — Так что теперь они только и делают что спят без просыпу и днем и ночью, и, если кто-нибудь их по неосторожности разбудит, они разом просыпаются и все вместе вопят. Можете себе представить, что это такое?
— Ах, черт, и нам предстоит пройти целый лес мандрагор? — проговорил Питер. — Да, путешествие-то действительно рискованное.
— Я же говорил вам, — сказал Попугай. — Есть чего опасаться: сперва мандрагоры, потом волки, а потом еще блуждающие огоньки. Днем, правда, их нет, и волки тоже спят. Поэтому-то Ха-Ха и настаивал, чтобы мы высадились на острове днем.
— Мы идем быстро, спасибо Ха-Ха, — заметил Саймон.
Лодка и в самом деле скользила по мелодичным волнам с хорошей скоростью. Солнце пригревало, ветерок дул теплый, путешествие было восхитительное. В прозрачной воде дети видели, что происходит на глубине шести метров: шныряли косяки разноцветных рыб; в огромных раковинах блестели жемчужины; гигантские омары и крабы поражали многообразием красок. Маленькие стайки алых и голубых летучих рыб внезапно выпрыгивали из моря прямо перед лодкой и летели над поверхностью, чирикая, точно птички, а потом снова погружались в воду.
— Послушайте, мисс, — шепнул Этельред, — если вам боязно из-за оборотней, то не бойтесь, мисс, я с вами, уж я за вами пригляжу, ей-богу.
— Конечно, мне было бы страшно, — ответила Пенелопа, — но с моим личным защитником я ни капельки не боюсь.
Видно было, что Этельреду ее ответ доставил огромное удовольствие.
Они плыли уже несколько часов подряд, и ласкающий ветерок и солнце утомили их. Попугай, решив соснуть немножко, сунул голову под крыло. Этельред храпел, лежа на спине, цилиндр покоился у него на груди. Пенелопа и мальчики тоже дремали, усыпленные душистым воздухом.
Через некоторое время Пенелопа проснулась и продолжала лежать, раздумывая, не пора ли им перекусить. Глядя вверх в чистое зеленое небо на батальоны проплывающих цветных облаков, она вдруг почувствовала, что что-то не так. И тут же догадалась, в чем дело. Они стояли на месте, не двигаясь. Она села и огляделась: со всех сторон, насколько хватал глаз, они были окружены водорослями. Крупные лиловые и зеленые завитки походили на кружева. Они двигались и разрастались прямо на глазах. Лодка прочно засела в них, как на мели. Вдруг красивый завиток перебрался через борт в лодку, словно щупальце, и пополз с легким шелестом, разрастаясь во все стороны. Пенелопа поняла, что еще два-три таких побега, и лодка вместе с ними окажется погребена под грудой лиловых и зеленых водорослей.
— Попугай! — закричала она, пытаясь открыть корзину, чтобы достать оттуда нож и обрубить побеги. — Попугай! Мальчики! Скорей проснитесь!
Все проснулись и вмиг догадались, что случилось.
— О! Это все дурацкие водоросли! — с раздражением воскликнул Попугай. — Эй, рубите побеги, которые в лодке. Они сразу перестанут расти.
И правда, стоило обрубить несколько завитков, водоросли как будто догадались, что в них не нуждаются, и перестали лезть в лодку. Но она все так же стояла, не двигаясь с места.
— Какая досада, — проговорил Попугай. — Это нас задержит до тех пор, пока я не раздобуду помощь. Пенелопа, будь добра, дай мне подзорную трубу, она около тебя.
Попугай довольно долго и напряженно изучал горизонт и наконец удовлетворенно крякнул.
— Нам повезло. Вон они там работают. Теперь остается привлечь их внимание.
— Кто — они? — спросила Пенелопа.
— Русалки, — ответил Попугай. — Ха-Ха поручил им следить за водорослями. Понимаете, он сделал ошибку в заклинании. Вместо «вечноцветущие», как те цветы, которые вы видели, он произнес «вечнорастущие». А заклинания отменить нельзя, сказано — сделано, раз и навсегда. Вот ему и пришлось поселить здесь русалок, чтобы те сдерживали водоросли. Хлопотливая работа, скажу я вам. Стоит им на минуту зазеваться, и все Поющее море будет забито водорослями. Нам, я думаю, надо подтянуть лодку поближе к ним и покричать.
Они так и поступили. Наклонившись через борт, они захватили побольше водорослей в руки и принялись тянуть. Медленно, сантиметр за сантиметром, они подтягивали лодку поверх водорослей, и наконец, промучавшись, как им показалось, целую вечность, услышали тихое пение, разносившееся по воде.
— Эй, там! — заорал Попугай. — Эй, там, Дездемона!
Пение прекратилось, наступила тишина.
— Эй, там! — снова заорал Попугай. — Это я, Попугай!
Ответа не последовало, но неожиданно справа от лодки водоросли раздвинулись, и показалась огромная, тяжело дышащая русалка. Вид у нее был не совсем такой, какими представляла себе русалок Пенелопа: весила она, должно быть, не меньше ста двадцати килограммов; белокурые волосы в изобилии падали кольцами ей на плечи и грудь; глаза были большие, очень круглые, ярко-голубые, на веках были толстым слоем наложены тени и наклеены черные, густые, как живая изгородь, ресницы. Пухлые руки были тщательно ухожены, ногти покрыты ядовито-розовым лаком; в одной руке она держала золотой серп, в другой — серебряное зеркальце.
— Кажется, мужской голос звал меня на выручку? — спросила она низким хрипловатым голосом, так быстро хлопая ресницами, что Пенелопа испугалась — не отвалятся ли они. — Мужчина голубой крови и древнего рода взывал о помощи?
— Нет, — сказал Попугай, — это был я. Здравствуй, Деззи.
— Ах, это ты, Попугай, — холодно протянула Дездемона. — Просто потрясно тебя видеть. Промежду прочим, я бы попросила не обращаться ко мне с такой вульгарной грубой кличкой. Мое имя тебе известно, и, сделай одолжение, называй меня только так.
— Слушаюсь! — отозвался Попугай. — Позвольте мне представить вас: Пенелопа, Питер, Саймон — мисс Дездемона Уильямсон Смит-Смит-Браун, старшая русалка.
Русалка оперлась своими полными руками о борт, отчего лодка накренилась угрожающим образом, и любезно пожала руку каждому по очереди.
— Исключительно рада познакомиться. — Дездемона захлопала ресницами. — Мальчики — красавцы, и девочка просто картинка. Хвостов, конечно, нет, но не огорчайтесь, вы тут не виноваты. У вас, наверно, жутко знатная родня, всякие там герцоги, герцогини и лорды? По вас сразу скажешь, что аристократы, и только.
— Н-нет, не думаю, — ответила Пенелопа.
— А я вот уверена. Стоит только поискать, и запросто откопаешь какого-нибудь лорда. Возьмите, к примеру, меня — сразу видно, что я из благородной семьи, верно? Просто этим не хочется тыкать всем в нос, а то еще подумают, что задаешься. Главное — уметь себя держать. Люди по аристократическим манерам всегда поймут, что ты… В общем, на голову выше остальных.
— Вот именно. — Пенелопа еле сдержала улыбку.
— У меня вся семья с благородными связями, с обеих сторон. Одной из моих теток, жене моего дяди, помахал рукой — кто бы вы думали? — Христофор Колумб. А одна кузина сестры дяди моего отца, говорят, много лет получала письма от самого лорда Нельсона, да такие, говорят, нежные!
— Послушай, Деззи, — нетерпеливо прервал ее Попугай. — Может быть, оставим твои семейные предания до другого раза?
— Мой милый Попугай, — с достоинством отозвалась Дездемона, — извини, что я тебе докучаю. Мне крайне редко выпадает случай побеседовать с людьми культурными и утонченными. Им, я уверена, интересно послушать, а если и неинтересно, то они так хорошо воспитаны, что виду не покажут. Не то что ты — ведешь себя, как простой мужлан.
— Да нет, я совсем не прочь послушать про твою родню, — весело сказал Попугай. — Но просто сейчас мы страшно спешим, а водоросли нас и так задержали. Что, если бы ты кликнула своих подружек и вы бы прорубили нам дорогу, а заодно и подтолкнули лодку? Дело идет о жизни и смерти, сестренка, а то мы не стали бы тебя беспокоить.
— Хорошо, — согласилась Дездемона, — раз у вас такая крайность, я, конечно, спрошу молодых леди, не поспособствуют ли они вам в вашем бедственном положении. Но все-таки мне было бы приятнее, если бы ты звал меня честь по чести моим настоящим именем, а не с такой противной фамильярностью. Нам, русалкам, наше доброе имя дорого. А люди могут подумать, будто мы с тобой на более дружеской ноге, чем на самом деле.
— Хорошо, мисс Уильямсон Смит-Смит-Браун, — с заметным раздражением сказал Попугай. — Все, что вам будет угодно, только выручай нас.
— До чего тут некоторые дурно воспитаны, — понизив голос, сказала Дездемона Пенелопе. — Не то что мы с вами.
Она одарила Питера и Саймона обольстительной улыбкой, помахала толстой рукой и погрузилась в заросли водорослей без малейшего всплеска.
— Проклятие, как мы задержались! — Попугай нервно выхватил из-под крыла часы и посмотрел на них. — Мы опаздываем на несколько часов. Нам придется здорово поработать веслами, когда мы наконец отсюда выберемся.
Вскоре появилась Дездемона, а с ней восемь русалок приблизительно одного с ней возраста и комплекции. У одних волосы были желтые, как у Дездемоны, у других алые, а у некоторых выкрашены в ярко-синий цвет.
— Молодые леди, — произнесла Дездемона своим низким хриплым голосом, — я знаю, вы согласитесь со мной, что для нас большая честь принимать у себя особ, чье происхождение не уступает нашему. Я уверена, что смело могу от нашего общего имени сказать «добро пожаловать» образованной и благородной леди Пенелопе и ее кузенам — лордам и все такое.
— Эй, — подал вдруг голос Этельред, — а про меня-то когда скажете?
— Про тебя? А что про тебя сказать?
— Я — польский граф, вот кто я такой, — заявил Этельред, — и происхожу из старинной и знатной породы графов, вот как.
— Ты? — удивилась Дездемона. — Что-то ты не слишком похож на графа.
— В том-то и штука, что нет, — сказал Этельред. — Меня подменили в колыбельке, понятно?
— Восхитительно, просто восхитительно, — с сомнением в голосе проговорила Дездемона. — Ты потом должен мне все рассказать по порядку. А сейчас, мои юные барышни, давайте спасать наш благородный груз. Так, все вместе: раз-два, взяли!
Обнаружив большое проворство, какого трудно было ожидать от дам с такими пышными фигурами, русалки принялись серпами расчищать проход среди водорослей. Сама же Дездемона подплыла к корме, уперлась в нее своими могучими руками, и, направляя лодку вперед движениями хвоста, приготовилась всласть поболтать.
— Когда я была молоденькой, — сообщила она Пенелопе, — до того, как мы переселились в Мифландию, я, бывало, часами плавала вокруг Брайтона.
— Брайтона? — вставил Питер. — Мы с Саймоном провели там в прошлом году летние каникулы.
— Да что вы говорите? — воскликнула Дездемона. — Местечко — прелесть. И всегда там такая приличная публика, если вы понимаете, о чем я. Моя тетка по отцу, так она, знаете, рассказывала: купается она один раз, и вдруг… никогда не угадаете, кто выходит из купальной кабины.
— Кто? — не выдержал Саймон.
— Король Георг Четвертый! — ответила Дездемона. — Да, да, его королевское величество собственной персоной. Весь в элегантном полосатом костюме, рассказывала тетка. На королевской голове, благослови ее Господь, шляпа, чтобы волос не замочить, а на королевских ногах пляжные туфли, чтобы не поранить ноги о камни. Ну и вот, только успел он, значит, зайти в воду по пояс, как — на тебе! Потерял туфлю. Такой тарарам поднялся, прямо и представить себе не можете. Король Георг кричит, из себя выходит, придворные и конюшие, прямо как были в сухопутных костюмах, стали нырять как сумасшедшие, чтобы, значит, выловить туфлю.