Двое на одном велосипеде — Мошковский А.
Страница 7 из 21
Двое на одном велосипеде (повесть)
Глава 7. Заговор
Вася смотрел издали на Алексея Григорьевича, на его худые лопатки, ходившие под старой, штопаной гимнастёркой с петлями на месте погон и дырочками на груди, где, как Вася знал от папы, когда-то красовались боевые медали и орден Отечественной войны II степени. Вася смотрел на него и видел тот живой, раздуваемый ветром факел. И на Васю вдруг пахнуло смрадным дымом горящего танка с крестом на боку, танка, рвавшегося к Волге. И потом оглушил взрыв, и под Васиными ногами вздрогнула и толкнулась земля.
Он попытался представить лицо того моряка-тихоокеанца, напряжённое, скуластое, с сжатыми губами и лихими глазами. Полоски тельняшки в вырезе бушлата, бескозырку с чёрными ленточками на затылке… А может, он был в стальной каске?
— Пошли ещё поработаем, — сказал Крылышкин, но Васе совсем расхотелось стучать молотком и примерять к рубке дощечки.
Что-то засело в нём, что-то неудобное, острое, жгучее, как осколок. И стало очень тревожно. Хотелось куда-то бежать, с кем-то говорить, делиться только что услышанным.
— Ты чего? — спросил Крылышкин.
— Хватит на сегодня.
Был очень тихий, яркий день. Беззаботно сияло голубое небо, высокое-высокое, с волнистым, аккуратно перечеркнувшим его следом недавно пролетевшего самолёта. В яблонях щебетали птицы, на солнце пристально смотрели подсолнухи, и одуряюще пахли цветы на клумбах. И так было радостно, хорошо, что не верилось, что когда-то всё было не так и к самой главной русской реке подходили танки с крестами, танки врага…
— Я бы ещё поработал, — настаивал Крылышкин.
— А я не хочу! — сказал Вася и в одно мгновение понял, куда и к кому так хочется ему бежать. — Надоело уже… К Саньке хочу сбегать.
Крылышкин подозрительно посмотрел на него:
— Зачем?
— Сказать, чтобы покрепче поколотил тебя.
Крылышкин улыбнулся.
Не убрав даже инструмента, Вася побежал к Саньке. И хотя тот в самом деле звал его, Вася почему-то побежал к нему не по улочке, а задами.
Вася бежал по узенькой, на одного человека, тропинке вдоль забора, заросшего высоченной лебедой, репейником и крапивой. Иногда листья крапивы хлестали Васю по рукам, он отдёргивал их, но ожога почти не замечал.
Вон она — впереди, открытая настежь Санькина калитка. Вася бросился к ней. Однако в калитку он не вбежал.
Он остановился и даже чуть попятился назад и присел у высоченных, как ёлочки, стеблей крапивы. Из сарайчика, расположенного возле калитки, донёсся громкий, прерывающийся от волнения голос тёти Леры — Санькиной мачехи.
— А я что, не имею права на отдых? — спрашивала она у кого-то. — Извелась я с ним!
— А что я тебе говорил? — послышался сипловатый, страшно знакомый Васе голос — голос деда Демьяна, и был он обращён, конечно же, к Санькиному отцу. — Скажи — в кого он такой? Он никого не слушается!
Вася сидел за густыми зарослями крапивы и чувствовал, как по всему телу разбегается знобкий холодок. Сидел как воришка, подслушивая чужой разговор, и не мог заставить себя уйти, убежать отсюда. Ведь разговор касался Саньки.
— Ты уже тысячу раз говорил мне это… Не так Саня плох, как вам кажется. Да, он самолюбив и не любит нотаций. Но думаете, ему самому нравится всё, что он делает?
— Кто это его, сопляка, оскорбляет и читает нотации? Он просто ненавидит нас всех! Делает всё из-под палки, а ведь мог бы гору своротить! Ты, Аркаша, редко приезжаешь сюда и не знаешь своего сына…
— А ты многого не понимаешь… Не обижайся на меня… Вспомни Нину, и своё отношение к ней, и Мишу, её брата… Думаешь, ты был прав? А Сане тогда уже было девять лет, и, я уверен, он до сих пор не может этого забыть. Так что не требуй от Сани слишком большой любви к себе…
— Ты опять о том же? — вспылил дед Демьян. — Всё ещё не можешь понять, насколько я был прав тогда, желал тебе только хорошего!..
— Давай лучше о Саньке… — перебил его Аркадий Сергеевич.
— Бывают же такие неблагодарные дети! — сказала тётя Лера. — Ему делают столько хорошего, а он? Взять даже ту историю с черепахой. Понимаю, Аркадий, тебе это неприятно слушать, но Санька растёт грубым и ленивым. Когда его просят прополоть гряду, побелить яблони или перебрать гречку для каши, он отмахивается…
— И правильно делает! — весело сказал Санькин отец. — Нашла занятие для парня!
— Конечно, ему куда интересней барахтаться в грязной луже, — продолжала тётя Лера, — делать свои далеко не безопасные отливки из свинца — сколько раз прожигал брюки и рубашки! — или мастерить эту нелепую деревяшку с парусами, или даже таскать огурцы с участка своего приятеля… Это же некрасиво, и, главное, нет у него никакой ответственности и чувства долга перед людьми! Занялся бы чем-нибудь нужным и полезным хотя бы для себя — например, спортом.
— Саня любит велосипед, плавание и рыбную ловлю, — сказал его отец. — Ты тоже любила кататься на велосипеде и плавать — может, посостязаешься с ним?
Тётя Лера засмеялась.
— Тише вы! — просипел дед Демьян. — Маринка ходит по участку, она заодно с Саней…
— Итак, что вы от меня хотите? — насмешливо спросил Санькин отец. — Двое взрослых против одного бедного мальчика…
— Я считаю, — внушительно проговорил дед Демьян, — что ты должен изменить к нему отношение и вести себя как отец, он должен уважать хотя бы тебя…
— А я считаю, — мягко сказала тётя Лера, — на оставшееся время Саню надо отправить к Ольге, моей двоюродной сестре. Она давно звала его погостить в Кострому. У неё сильный характер — не у всех мужчин такой… Десятый год она заведует детдомом, опыт немалый. Не таких, как твой сын, исправляла. Ради бога, Аркадий, правильно пойми меня. Я не враг твоему сыну, но я хочу спокойно провести отпуск! И пусть он оставит Марину: она стала слишком дерзкая и нетерпимая. Честное слово, иногда мне хочется сесть в машину и укатить на край света от всего этого…
Вася знал, что в их гараже стоит «Москвич» — она и водила его и пригнала сюда три года назад, когда Санькин отец после смерти жены, Санькиной мамы, женился на тёте Лере.
— К Сане нужен подход, — заговорил Санькин отец, — и никакая Ольга ему не нужна. Он не такой, как все, он…
— Нечего оправдывать его дурной характер, — прервал сына дед Демьян.
— А я должна всерьёз готовиться к соревнованиям, — поддержала его тётя Лера, — у меня скоро тренировки. Нервы должны быть спокойны. Иначе всё передастся Звёздочке…
Дверь сарая резко скрипнула, и Вася испуганно попятился от зарослей крапивы и лебеды к ельнику.
Низко пригнувшись, он побежал вперёд, пересек широкую солнечную поляну с ромашками и конским щавелём и припустил к тополевым посадкам. Там его никто не увидит.
Вася давно знал, что Санька не ладит с дедом, не может ему простить чего-то того, что случилось у них раньше. Знал, что к мачехе он относится так себе, но хорошо — к отцу и очень дружит с Мариной — дочкой мачехи. Это Вася знал, но никогда не думал, что дед так сердит на него. А кто такие Нина и Миша, с которыми, по словам Санькиного отца, плохо обошёлся дед Демьян?
Было очень жаль Саньку. Жалко и — если не скрывать этого от себя — чуточку боязно: а вдруг тётя Лера с дедом в чём-то правы? Ведь и правда же Санька бывает и грубоват, и ругаться может нехорошо, и драться, и насмехаться, и не давать спуску тому, кого не любит.
Ну, а если вспомнить про ту черепаху, о которой говорила тётя Лера, так вот, это была его, Васина, черепаха. Её купила мама, и однажды черепаха убежала из построенного для неё кирпичного загона. Вася с мамой и Крылышкиным всё вокруг обшарили — нет! Тогда Вася недолго думая побежал к Саньке. У них были приехавшие из Москвы гости; Вася тут же, с порога, брякнул, в чём дело. Санька с куском пирога во рту выскочил из-за стола, как-то ухитрился найти черепаший след и через час принёс её из леса, целёхонькую и невредимую! Чего же за него стыдилась тётя Лера? Не поторопись Санька — черепаха уползла бы ещё дальше, и тогда пиши пропало!.. Да, а что это за тренировки у тёти Леры и что это у неё за Звёздочка?
Нужно немедленно отыскать Саньку и рассказать обо всём. Предупредить, что над его головой сгущаются тучи. Если дед Демьян с тётей Лерой уговорят Санькиного отца послать его к этой Ольге, вряд ли ему там будет хорошо. Вася на миг представил её: толстая, с дюжими руками, свирепым взглядом и бородавкой с волосками на тупом подбородке, с гулким мужским голосом…
Но где сейчас Санька? Где?
Вася вышел на улочку, прошёл её из конца в конец, прочесал все закоулки, встретил кое-кого из ребят, но никто не знал, куда подевался Санька. Ни дома, ни в посёлке его не было. Значит, куда-нибудь ушёл, и его надо перехватить, когда он будет возвращаться.
Вася вышел за ворота посёлка и присел в сторонке за кустами в высокую траву. Время от времени он высовывал голову на тонкой шее и крутил ею, как змейка, во все стороны, вглядываясь в редкие фигурки, двигавшиеся по бетонке, осматривая дорожку, ведущую к соседнему посёлку садоводов, и тропинку, убегавшую к дальнему Бычьему пруду: на каждой из них мог появиться Санька.
Однако он всё не появлялся.
Было жарко и очень тихо. Горячий, неумолчный стрекот кузнечиков, спрятавшихся в траве, лишь подчёркивал эту тишину. От него приятно звенело в ушах, и Вася стал вглядываться в траву, чтобы в который уже раз увидеть, как кузнечики издают этот звон. Когда Вася был совсем маленьким, он думал, что кузнечики поют, но однажды открыл для себя, что они издают эти звуки своими длинными ножками, теми самыми, которыми они упруго отталкиваются от земли и далеко прыгают. Такие у них необыкновенные ножки: катапульта и одновременно — смычок и струна… Вася на миг вспомнил долетавшие из дома звуки скрипки деда Демьяна, тут же отогнал от себя это воспоминание и пригнулся поближе к земле, пытаясь увидеть хоть одного работающего зелёного скрипача.
Но увидел он не кузнечика, а полевую мышку.
Крохотная, серенькая, она неожиданно выскочила из-за мясистого стебля лопуха и побежала в сторону Васи. Он перестал дышать. Мышка смотрела на него тёмными смышлёными капельками глаз и почему-то не прерывала бега. Видно, это был мышиный ребёнок — детёныш, и он ещё не знал, что Вася — человек и его положено бояться. Мышонок легко взбежал на его шорты, щекотнул хвостиком локоть и… — наверно, Вася всё-таки чуть шевельнулся — скрылся в траве.
Вася поднял голову и вдруг увидел папу.
Он заметил Васю и подошёл. Под мышкой у него был большой зелёный рюкзак, с которым папа иногда ездит в командировки. На папе были старые, вытертые, с пузырями на коленях брюки, серая, в пятнах масляной краски рубаха с короткими рукавами и разбитые туфли — он тут донашивал свою одежду и обувь.
— Ты что здесь делаешь? — спросил папа, и Вася неловко завозился на земле.
— Ничего. Просто так. — Вася покраснел.
— Кого-нибудь подкарауливаешь?
Ну зачем папа допытывается! Иногда он всё понимает и ничего не спрашивает, а сейчас сам заставляет Васю быть лгунишкой. Нельзя же рассказать ему обо всём. И так взрослые знают почти всё, а дети — лишь малую малость, и потом, папе не будет ни лучше, ни хуже, если он узнает, что Саньку, возможно, ушлют на лето к суровой сестре тёти Леры. Вот Крылышкин сказал, не подумав, своему папе о том, что Борис запустил в небо палку, и что из этого получилось? Ведь не будешь предупреждать взрослых, чтобы держали язык за зубами…
— Подкарауливаешь? — ещё раз спросил папа.
— Нет. — Васино лицо стало совсем красным, и, наверно, лишь южный загар выручал его. — А ты куда, пап?
— В Рябинки. Говорят, в магазине появилась молодая картошка. Не хочешь прогуляться со мной?
Вася хотел, очень даже хотел: с папой везде и всегда интересно, и к тому же через день он уезжает — отпуск кончается, пора на работу — когда ещё вырвется сюда?
Но Вася молчал, упрямо глядя в пряжку папиного ремня.
— Ну как знаешь, — немножко обиделся папа и пошёл к бетонке. Шёл он легко и быстро, как ходил всегда: его шаг равен был двум, если не трём Васиным шагам. Васе стало досадно: надо же, обманул папу!
Саньки всё не было. Да и папа долго не возвращался из Рябинок — видно, большая очередь была за молодой картошкой. Наконец Вася заметил его вдали, за бетонкой и ёлочками. Он шёл от деревни напрямик через пустынное поле.
Вася вскочил, перебежал в другое место и надёжно спрятался в высоких зарослях пахучей полыни.
Вот папа перешёл бетонку и с невысокого откоса стал спускаться по дорожке с туго нагруженным рюкзаком за плечами и раздувшейся авоськой в руке. По походке его, по тому, как он шёл, сильно наклонясь вперёд, было видно, что он устал. Вася смотрел на папу, ждал, прислушивался к его шагам. И не выдержал. Выскочил из зарослей полыни, подбежал, схватил авоську с хлебом, пакетами с крупой, банками консервов и большой бутылкой тёмно-вишнёвого кагора.
Папа отпустил пальцы, и Вася с радостью потащил тяжеленную авоську.
— Не дождался его?
— Не дождался, — ответил Вася, и в этом не было никакого вранья. И подумал: «Ну как папа догадывается обо всём?»
— Я шёл сейчас мимо Бычьего пруда, — сказал папа, — там человек пять сидит с удочками. Наверно, хорошо клюёт… Давай сходим?
— Когда? — спросил Вася.
— Сегодня поздновато. Лучше завтра утром. На зорьке самый хороший клёв…