Двое на одном велосипеде — Мошковский А.
Страница 5 из 21
Двое на одном велосипеде (повесть)
Глава 5. Скандал
Когда допили компот и Вася чайной ложечкой извлёк из стакана и съел сладкие ягоды крыжовника и вишни, бабка Федосья поправила на голове белый с синими цветочками платок, с которым никогда не расставалась, и со скрытым укором искоса посмотрела на Васю. И негромко сказала:
— А вы знаете, что намедни Санька отчубучил?
Вася с мамой и папой, как по команде, уставились на неё.
— Что, Федосья Фёдоровна? — спросил папа.
— Совхозную корову на спор выдоил. С Борькой спорил на старую кроличью клетку…
— Как это «выдоил»? — не понял папа, почесал свой курносый, обгоревший на юге нос, и на лице его появилась легкомысленная, недоумевающая улыбка.
— Не знаете, как доят коров? — спросила бабушка Надежда, краснощекая и серьезная, — это она приготовила сегодня такой вкусный обед. — Подкрался к корове, присел на корточки и тихонько, чтобы не заметили пастухи, стал доить её.
Вася вдруг захохотал, представив всё это.
Папа снял очки и вытер сразу повлажневшие глаза, а мама безуспешно боролась с улыбкой на узких весёлых губах.
— Ничего в этом нет смешного. — Бабушка Надежда покраснела от возмущения. — Пастухи заметили Саньку, погнались и пришли в посёлок. С его дедом и мачехой говорили. Скандал был…
— И много он так надоил? — спросил папа.
— Кружку. — Бабка Федосья худым пальцем поправила под платочком волосы.
— Одну только? — разочарованно воскликнул папа. — Стоило возиться и рисковать!
— Разве дело в том, сколько? — возразила бабушка Надежда: она хоть, в общем, была и добрая, и учёная — с высшим образованием, но ужасно строгая. — Если надоил кружку, то мог надоить и…
— Ведро! Бак! Цистерну! — закричал Вася.
Бабушка Надежда неодобрительно посмотрела на него:
— От Саньки всего можно ждать, он совершенно распоясался, ни с кем не считается и всё время вертится возле нашей калитки…
«Ну да, вертится… Кажется ей так… Если бы вертелся!..» — с горечью подумал Вася и понял, что всё это ещё больше усложнит Васину жизнь на участке. Но нельзя же покоряться тому, что думают и хотят обе бабушки да, пожалуй, и папа с мамой. Они должны понять его и не давить, не следить за каждым шагом.
— И не побоялся! Какой смельчак! — сказал Вася. — Корова могла стукнуть копытом или рогом поддеть!
— И когда-нибудь стукнет и подденет! — отозвалась бабка Федосья. — А ещё этот губан и буркало средь бела дня нарвал целый карман огурцов у Остроглазова и повесил на нашу калитку картонку с хулиганской надписью…
— Какой? — спросил папа, да и Вася остро заинтересовался. — Что-то слишком много для одного парня! Ты как считаешь, Васька?
— Хороший, воспитанный мальчик никогда бы такой надписи не повесил, — сказала бабушка Надежда. — Хорошо хоть, его участок далеко от нас…
Вот сколько здесь стряслось всего!
Выходит, недаром дед Демьян с бабкой Федосьей возмущались Санькой, а он, Вася, так и не знал ничего, и Крылышкин не смог толком рассказать, а ещё товарищ называется…
Вася выскочил с терраски и услышал, как бабушка Надежда что-то вполголоса рассказывает папе. Ага, наверно, про ту картонку с надписью секретничает! Надо всё выведать. Но не сразу…
Родители начали тяпками окучивать возле заднего забора картошку. Пока они беспечно купались в Чёрном море и жарились на солнце, картошка благополучно отцвела и сильно выросла.
Вася в это время поливал из лейки цветы.
Он бегал к большой железной бочке, стоявшей возле дома, под водостоком, погружал лейку в бочку — в ней плавала хвоя и сновали какие-то водоплавающие комарики и жучки. Вася старательно поливал клумбы возле терраски и с нетерпением поглядывал на папу — ждал, когда он немножко устанет и захочет отдохнуть.
Ждать пришлось долго, целый час, и когда папа выпрямился, отставив тяпку, Вася подскочил к нему:
— Пап, а что было написано на той картонке, которую Санька повесил на калитку?
Папа посмотрел на маму, работавшую чуть поодаль, и тихо сказал:
— Только чтобы никому… На ней было написано: «Осторожно: злая Федосья!» — и нарисован её портрет в платочке. Если встретишь Саню, скажи, что нехорошо так делать…
— Хоть сейчас! Хочешь?
— Ты только и ждёшь случая, чтобы удрать к нему! Смотри у меня!.. — Папа погрозил пальцем. — Сейчас не надо, но через день-два скажи. Обязательно.
— Будь уверен.
Однако Вася не был до конца уверен, что сумеет отчитать Саньку за эту картонку на их калитке. Он был согласен с папой, что бабка Федосья не заслужила такой надписи, и всё-таки… И опять ужасно захотелось увидеть Саньку, поговорить с ним.
Папа снова стал окучивать кустики картофеля, и Вася подошёл к бабке Федосье, склонившейся над грядой с небольшими колючими огурцами под широкими листьями.
— Баб, а ты вернула Гороховым напильник?
— Чего спросил… Уже месяц назад!
— А они ничего не просили принести? Ну что-нибудь…
— Не твоя, Васенька, забота: сами зайдут, коли надо будет какой инструмент, — проворчала бабка Федосья, продолжая старательно гнуться над молоденькими огурцами.
— Да я сам знаю, — с досадой сказал Вася и отошёл от гряды.
До самых сумерек бегал он от бочки к клумбам с лейкой, колол щепу для самовара, раздувал его и потом пил вместе со всеми чай с вареньем. Работал, пил, ел и ни единой минуты не переставал думать, как бы повидаться с Санькой.
Во время чаепития из-за посадок долетели звуки джаза, смех и дурашливые крики. Вася с недоумением посмотрел на бабку Федосью.
Она пожевала размоченный в чае сухарь и недовольно проворчала:
— Строители веселятся! И так каждый вечер… Нагнали их на нашу голову — не уснёшь… И в Рябинках в продмаге из-за них очереди…
— Мам, я сбегаю к Пете, — сказал Вася, выскочил из калитки и внезапно… — он даже вскрикнул, до того это было внезапно! — чуть не сбил с велосипеда Саньку: тот стремительно выехал из-за большого куста жасмина, росшего на улочке возле забора.
— Полегче! — буркующим голосом крикнул Санька, успев вильнуть в сторону. — Чуть машину не угробил…
Он остановил велосипед и упёрся длиннющей ногой в землю. На Саньке были старые, неизменные, потрёпанные джинсы с блестящими клёпками и с кожаными заплатками на коленях и заду, с многочисленными «молниями» на карманах и ширинке, с яркой, тоже кожаной нашивкой у пояса: ковбой в широкополой шляпе храбро обуздывает вставшего на дыбы мустанга.
Вася посмотрел на Саньку, на его плотную, коренастую фигуру, ощутил на себе острый жар его тёмно-карих шальных глаз и не нашёлся что ответить.
— А ты звони, если выезжаешь из-за куста! Звони! — с неожиданной для себя силой и восторгом закричал Вася. — Не знаешь правил езды на горных дорогах?
— Откуда же? Я там не был!
В сумерках засияли крупные белые Санькины зубы, и большие, немножко оттопыренные, как у африканца, губы его разъехались в широченной, добродушной, плутоватой улыбке. Наверно, из-за этих вот его больших губ у него был невнятный буркующий голос.
— Всё равно должен! — крикнул Вася, и на этот раз крикнул с обидой и отчаянием: столько времени Санька не замечал его! — Все машины за поворотом сигналят, чтобы не столкнуться с встречной и не свалиться в пропасть…
— Ладно тебе, — прервал его Санька, — завёлся… Выключись. Ты куда это разогнался? К Эдьке? Стукну, если к нему! Или, может, к Крылу?
— К кому хочу, к тому и иду! — огрызнулся Вася и пошел по улочке.
— Заходи завтра… идёт?