Дом на дереве — Бьянка Питцорно

Страница 9 из 11

Дом на дереве (сказка-повесть)

---

Глава 11

РАДОСТЬ ПОЛЁТА

И вот наступил день, когда, потягиваясь как обычно после сна, Доротея обнаружила, что передние лапы у неё окончательно превратились в крылья.
Озабоченная, она осторожно вышла из дома и сделала несколько шагов по ветке. Амадей, с изумлением за ней наблюдавший, увидел, как она подняла обе передние лапы, слегка развела их в стороны и… ффррр! — с боков у сенбернарихи открылись два огромных веера, состоящих из многих рядов желтоватых в коричневую крапинку перьев.
Доротея с непривычки покачнулась на ветке и замахала крыльями, восстанавливая равновесие. При этом возник шум, как при надвигающейся грозе.
«Что-то ветер поднялся», — подумала Бьянка, ворочаясь в своём тёплом мешке внутри ствола. Аглая же увидела сон, будто находится на корабле посреди разбушевавшегося моря. Но ни та ни другая всё же не проснулись.
Зато четверо малышей, спустившись по канатной дороге в своих люльках из кокосовой скорлупы, моментально оказались возле будки.
Прунильда, которая всю ночь бродила неизвестно где в поисках приключений, бесшумно появилась на одной из веток и с недоумением наблюдала за происходящим.
— Фу-ты ну-ты! — сказала она.
И дети, ещё не успев привыкнуть, снова подскочили при звуке её голоса.
— Феноменально! — продолжала кошка. — Такое стремительное развитие событий ставит меня перед дилеммой. О, почему моё внутреннее равновесие должно нарушаться из-за непредсказуемой собачьей особи женского пола?
Доротея, застыдившись, сложила крылья и попыталась спрятать их, прижимая к бокам. Но теперь эта уловка уже не могла иметь успеха. Амадей, обескураженный разительной переменой в облике возлюбленной, бросил на Прунильду печальный взгляд, полный упрёка. Но кошка не обратила на него ни малейшего внимания и продолжала нагло разглядывать Доротею, облизывая усы.
В это время Джанпорфирий перелез через край своей люльки и, едва оказавшись на ветке, бросился к униженной Доротее и обнял её за шею.
— Доротея, ерунда!
Это горе — не беда! —
гладя её по крыльям, нежно произнёс он.
— Доротея, грусть напрасна!
Ты по-прежнему прекрасна! —
подхватил Гильдебранд, лихо вскакивая на спину сенбернарихе.
Доротея воспрянула духом и завиляла хвостом.
Между тем настоящие птицы прилетели и вились вокруг, с любопытством наблюдая за этой сценой.
Пуриф, сидя в своей подвесной люльке, весело захлопала в ладоши:
— Доротея, хватит ждать:
Поучилась бы летать!

— Прыгни, крылья раствори,
Поднимайся и пари! —
наставляла Инальбис.
— Не делай этого, Доротея! — умолял Амадей на собачьем языке. — Подумай, ведь тогда между нами всё будет кончено.
— Крайне любопытно знать, позволяют ли такие физические данные реально парить в эфире… — задумчиво произнесла Прунильда, как бы разговаривая сама с собой.
Обезумев от лавины советов, Доротея хлопала крыльями, то расправляя их, то снова складывая и явно не зная, на что решиться.
— Хватит устраивать тут сквозняки! — фыркнула на неё Прунильда. — Не хватало ещё простудиться! Решайся наконец — летишь ты или нет?
— Нет! — гавкнул Амадей.
— Да! Да! Да! Да-а-а! — кричали в исступлении младенцы.
Доротея посмотрела вокруг в отчаянии. Птицы так и вились у неё над головой.
— Тиль-тиль-тиль! Решайся, глупая! — насмешливо щебетали они.
Доротея глянула вниз. Луг показался ей далёким-далёким.

— Не двигайся с места, — заклинали печальные глаза Амадея.
Но в эту минуту одна из малиновок порхнула с ветки, резко устремилась вниз, едва не коснувшись травы у подножия дерева; потом быстро взмахнула крыльями, стала опять набирать высоту, мелькнула, как искорка, среди листвы и, поднимаясь с каждым мигом всё выше и выше, принялась весело резвиться в сверкающем голубом небе.
— Лети, Доротея, лети! — кричали дети, вцепившись в неё сзади своими пухлыми ручонками и изо всех сил подталкивая к краю площадки.
— Чип! Была не была! — отчаянно пискнула собака и ринулась с ветки в пустоту.
Но, поскольку опыта у неё совсем не было, она забыла вовремя раскрыть крылья и рухнула вниз, увлекаемая всеми своими семьюдесятью с хвостиком килограммами.

Бооууумммм! Луг содрогнулся от страшного толчка, как будто при землетрясении. В тот же момент в месте приземления собаки образовался глубокий кратер.
— Этого можно было ожидать. Фортуна не всегда улыбается смелым, — с олимпийским спокойствием прокомментировала Прунильда, вылизывая себе лапу.
Тут примчались сломя голову Бьянка и Аглая.

— Что случилось? Бомба? Что-нибудь взорвалось?
— Доротея ввысь хотела,
Да на землю полетела! —
разочарованно пояснила Пуриф.
Понадобилось копать пять часов подряд, чтобы отрыть Доротею из образовавшегося колодца. Четверо малышей расположились вокруг с ведёрками и совками и развлекались, как могли: делали куличи и строили замки и крепости из песка. Ещё им нравилось просеивать песок через сито: в сетке оставались камешки, маленькие веточки, пустые раковинки улиток…
— Доротеи не видать, — бормотала Инальбис.
— Надо глубже поискать, — обнадёживал Джанпорфирий.
— Доротеи нет и нет, — беспокоился Гильдебранд.
— Будем рыть ещё сто лет, — предположила Пуриф.
А Бьянка с Аглаей всё копали и копали, так что под деревом уже вырос внушительных размеров земляной холм. Амадей активно помогал, роя землю лапами, как делают собаки, когда хотят понадёжнее спрятать любимую кость.
Наконец, прокопав в глубину метров десять, они нашли её, едва живую от потрясения. Чтобы поднять на поверхность, пришлось обвязать несчастную верёвками и тащить, тащить вместе до седьмого пота.
Потом они вылили на неё несколько вёдер воды, чтобы привести в чувство и одновременно отмыть от земли. Амадей нежно вылизывал ей морду.

— Я буду всегда любить тебя, — говорил он на собачьем языке. — Пусть ты не похожа на меня, пусть не отличаешься умом, пусть ты теперь вообще неизвестно кто— ни собака, ни птица…
— Ах так! Ну это мы ещё посмотрим! — возмутилась Доротея, окончательно приходя в сознание. Она раскрыла крылья и стала хлопать ими с угрожающим видом.
Прунильда отскочила назад.
— Безрассудная храбрость не приличествует добропорядочной кошке, — пробормотала она в своё оправдание.
Доротея поднялась на ноги и попыталась сделать несколько шагов по лугу.
— Умница, молодец! — подбадривала Аглая, прикладывая ей ко лбу холодные примочки.
Но, несмотря на все усилия, несмотря на ободрения и поддержку обеих подруг, сенбернариха так и не смогла подняться над землёй больше чем на несколько сантиметров и почти сразу падала на землю. Очевидно, крылья выполняли у неё исключительно декоративную функцию, как у кур. Самое большее, на что она была способна, это хлопать ими, отгоняя противников или удерживая равновесие на не очень толстых ветвях. О полёте тут вообще говорить не приходилось.
Дети были страшно разочарованы. Зато к Амадею вернулось хорошее расположение духа.
Прунильда попросила у Бьянки личной аудиенции.
— Жестокое противоречие терзает мою кошачью душу, — призналась она. — Если Доротея принадлежит к семейству пернатых, тогда мой долг кошки требует, чтобы я с бесстрашным сердцем охотилась за ней, невзирая на её превосходящие размеры. Если же она по-прежнему из породы собак, то мне, как кошке, подобает испытывать перед ней страх и держаться на почтительном расстоянии… Не могла бы ты, будучи старой и мудрой, разрешить это моё мучительное сомнение?
— Старая — дудки! — оскорбилась Бьянка. — До чего же надоела мне эта кошка с её неразрешимыми проблемами!
А не могла бы ты оставить Доротею в покое и заняться своими собственными делами?
— Верные слова! Я именно как раз над этим и думала, — сказала кошка. — Такое решение кажется мне достойным и в высшей степени разумным.
Аглая, похихикав, сказала Бьянке:
— Послушай, а что, если нам не засыпать Доротеину яму, а использовать её как ловушку? Всякое ведь бывает…
— Ты права, — ответила Бьянка. — Она может оказаться полезной в случае нападения.