Амурские звероловы (Год из жизни Богатыревых)

Страница 11 из 16

Амурские звероловы (Год из жизни Богатыревых) (повесть)

На следующий день звероловы раньше обычного покинули избушку. Иван Тимофеевич полеживал на нарах, прислушиваясь к писку поползней, а Степан со своей ватагой шел к месту, где они накануне оставили изюбра. След увел их на вершину сопки, поросшей лиственным лесом. Здесь бык проспал половину ночи. По стылой его лежке можно было догадаться, что зверь покинул ее давно и где-то пасется. Возобновив преследование, охотники нарочито громко переговаривались, потрескивали сучьями, чтобы кормившийся зверь издали услышал их. Снова смертельный испуг овладел всем его существом, но убегал он от преследователей уже не с такой прытью. Остановки делал чаще и, даже увидев людей, подпускал к себе их все ближе и ближе. Чувствовалось, что зверь не восстановил сил за ночь и уходить быстро не может.
Степан решил повернуть быка обратно и заставить спускаться в долину Алой. Оставив гонный след, он стал заходить слева на вершину сопки. Остальные поднялись за ним на водораздел. Здесь охотники развернулись в шеренгу: на левом ее фланге находился Кондрат, на правом — Маркин. Они должны были спускаться с горы быстрей шедших посредине Степана и Матвея, которым предстояло потихоньку гнать быка вниз, как по коридору: уйти от них в сторону изюбр не мог из чувства страха перед свежими лыжнями Кондрата и Маркина.
Расчет Степана оправдался: измученное двухдневной погоней животное покорно шло туда, куда гнали его охотники. Спустившись со склона, Степан ускорил шаг. Впереди замелькал убегающий бык. Теперь он не исчезал из виду надолго, как это было в первый день. Через несколько минут в просветах между деревьями снова мелькал его желтый с темной оторочкой круп. Степан умышленно покашливал, свистел, несколько раз хлопнул в ладоши, от чего изюбр вздрагивал, делал два-три прыжка, но расстояние, разделявшее его с людьми, не увеличивалось, а сокращалось.
Вскоре олень и звероловы брели, не теряя друг друга из поля зрения. Бока зверя часто колыхались, как у загнанной лошади, он высовывал язык от изнеможения. Наконец он остановился: последние силы покинули его. Понурив голову, стоял он в покорном ожидании своей участи.
Степан прислонил к дереву снятый с плеча карабин, скинул рюкзак и, сойдя с лыж, разгреб ногами снег для костра.
— Давай чай варить, — обратился он к Матвею, — а заодно и Кондрата с Маркиным подождем.
Тонкий дымок потянулся от костра к небу, а изюбр все стоял, не сделав ни шагу, стоял совсем рядом с ними, словно домашний, и не спускал с них глаз — больших и черных. Смирившись с неизбежной близостью человека, он не терял гордой осанки дикого благородного оленя. И только когда Степан застучал топором по сухой елочке, срубая ее для костра, изюбр медленно скрылся в зарослях.
— Пальни-ка, Матвей, разок. Пускай ребята поспешают на чай, а то еще утянутся далеко.
Выстрел заставил изюбра отойти еще дальше.
— А где же бык? — поинтересовались подошедшие Кондрат и Маркин.
— Пасется вон за теми елочками, — кивнул Степан. — Давайте почаюем, и на барачек. Завтра скрутим красавца!
Опустошив два котелка чаю, охотники собрали рюкзаки, догнали изюбра, постояли около него и тронулись в обратный путь. Вернувшись на следующее утро, они быстро разыскали недалеко ушедшего быка, прогнали его пару километров и приступили к последнему этапу ловли. За три дня он свыкся с близким присутствием людей, подпускал к себе на расстояние нескольких шагов. Казалось, можно подойти и погладить его по шерсти. Но звероловы знали, как опасно такое прикосновение. Они ни на минуту не забывали, что перед ними был зверь, попадись под копыта которого — затопчет насмерть, да и рога таили в себе немалую угрозу.
И тем не менее нужно было подойти к изюбру вплотную да еще и привязать к шее стяжок. Волочась между ног, он позволит зверю медленно продвигаться в поисках пищи, и в то же время будет сдерживать — не даст уйти далеко.
Скрываясь за стволом старого кедра, Степан близко подкрался к стоящему изюбру и ловко набросил аркан на его рога. Зверь мотнул головой и ринулся в сторону, но сбросить петлю не смог. Поймав конец волочившейся за зверем веревки, охотники подтянули голову зверя к ближайшей ольхе и привязали. Затем стянули ему передние ноги. Степан свалил молодой клен, вырубил из его ствола двухметровый хлыст и укрепил на одном его конце веревку. Подтащив его к изюбру, он этой же веревкой привязал обрубок клена к шее. Быку освободили ноги и голову, потом отошли в сторону и тронули его прутом. Изюбр попытался прыгнуть в сторону, но болтавшаяся между ног жердина не давала этого сделать, и он медленно побрел, таща ее за собой по снегу.
— Вишь, как мы его захомутали! — засмеялся Степан. — Теперь с этаким потаском далеко не уйдет, а мы его быстро, когда надо, разыщем. Ну что, хлопцы, пошли другого зубряка искать: ведь нам пару нужно поймать! — Глаза Степана, сверкавшие удивительно молодым задором, опять щурились в улыбке. Он легко заскользил на лыжах, а за ним поспешили остальные. Изюбр оставался «на свободе».
Недолго пришлось идти звероловам по лесу: попался свежий след самки изюбра. И снова началась погоня, которая кончилась тем же. Через два дня в долине Алой, недалеко от зимовья Богатыревых, паслась пара красивых стройных оленей.
А еще через три дня посланный на лесопункт Кондрат привел целый караван: огромный трактор с грохотом и лязгом тянул за собой на стальном тросе тяжелые сани с полозьями из толстых ясеневых бревен.
Добротные транспортные клетки, заранее сделанные Иваном Тимофеевичем, стояли наготове. В них разместили пойманных живых обитателей леса, пока трактор сходил в долину за оленями и подтащил к зимовью сухую кедрину на дрова. Тракторист не стал глушить мотора: его ждали лесорубы, и он хотел за ночь возвратиться по своему следу.
Непривычный шум стоял в этот день над зимовьем, и не только от трактора. Все оживленно суетились, подавали команды, переставляли большие ящики со зверьем — спешили все погрузить. К вечеру на санях уже стояли клетки с живыми зверями, лежали связанные и укрытые одеялами изюбры, были приторочены объемистые рюкзаки. Последними после короткого раннего ужина сели на сани трое из бригады — Степан и Кондрат Богатыревы и Маркин. Они покидали зимовье. На тракторе их подвезут до лесоучастка. Там они перегрузятся на ожидающую их автомашину и на ней поедут в Хабаровск.
Сокрушая молодые деревца, трактор потянул сани с лесными пленниками. Постепенно растворился в окутанном ночным мраком лесу рокот трактора. Над зимовьем снова установилась звенящая тишина.
Иван Тимофеевич с Матвеем остались одни. Они должны были возвратиться, когда вскроется река и пойдет первый лед, на лодках. А пока река не тронулась, предстояло сделать еще очень многое: законопатить и подготовить к плаванию халку, вывезти из леса к избушке туши убитых медведей и кабанов. Словом, работы хватит до самой распутицы.
Каждое утро Иван Тимофеевич запрягал в нарту волка, который к этому времени привык тянуть лямку не хуже лаек, и трех собак. Вместе с сыном он отправлялся в тайгу за очередной тушей. Случалось, что за день они не успевали возвратиться в зимовье, и тогда, утомленные длительным переходом, проводили ночь у костра.
К концу марта снег развезло. По утрам наст удерживал даже груженые нарты, но к полудню проехать было невозможно. Покончив с вывозкой, звероловы сложили всю добычу в тенистом месте под елью, нагребли на нее как можно больше снега и обложили густыми пихтовыми ветвями. Теперь им не страшны солнечные лучи. Больше незачем было идти в лес, и охотники занялись приведением в порядок моторки, халки и зимовья. На это ушло еще несколько томительных дней.
Недружно наступала весна. Днем журчали ручейки, а по ночам изрядно подмораживало. Когда снег почти весь растаял на южных склонах сопок, разбушевалась пурга, снова подмерзло. Но как ни лютовала зима, в середине апреля начался безудержный ход весны. Зашумел ледоход на Алой. Весеннего половодья не бывает на дальневосточных реках; в течение нескольких дней они очищаются ото льда.
Спущенные на воду лодки загружались медленно. Сперва на халку уложили мерзлые кабаньи и медвежьи туши, их накрыли толстым слоем сфагнового мха. Затем погрузили мешки с кедровыми орехами и сверху затянули поклажу брезентом. Наконец настал долгожданный день отъезда. Иван Тимофеевич обошел табор: не забыть бы чего. Дверь зимовья он распахнул и привалил к ней бревнышко. Матвей завел мотор. Они осторожно поплыли вниз по течению, сопровождаемые редкими льдинками, изредка поглядывая на оставляемый табор.
Прощай, зимовье, до следующей осени!

Когда всходит черемша

Истосковавшиеся за долгую зиму по своим семьям и домашнему уюту Богатыревы не могли отдаться заслуженному отдыху: приспевала пора посадки огородов, нужно было торопиться с закладкой парников. Овощей разных садили помногу, а для того чтобы получить ранние помидоры, рассаду накрывали бумажными колпачками. Так ее не обжигало холодом.
В эту пору промхоз их обычно не беспокоил, поэтому немало удивился Иван Тимофеевич, когда поздним вечером явился к нему Перекатов. Вид у охотоведа был встревоженный.
— Не по охотничьим делам нынче к тебе, Иван Тимофеевич. Беда случилась: ребята маленькие из Корфовской пошли на Хехцир за черемшой и заблудились. Второй день их ищут учителя, родители и комсомольцы. А тут как на грех похолодало сильно, по ночам дожди. Пока искали, один учитель тоже заблудился. Милиция обратилась к нам, просила помочь. Вот я и приехал. Ты на Хехцире каждый куст знаешь. Может, завтра подключишься к поиску? Я понимаю, что занят, но очень нужны твоя помощь, совет.
— В таком деле медлить нельзя, — без колебаний согласился Богатырев. — Мы с Матвеем соберемся в один час, заедем за Степаном. Ты нас на Корфовскую на своей машине и подбросишь.
За полночь машина Перекатова остановилась возле домика директора школы в Корфовской. Приезду известного в крае следопыта он очень обрадовался. Предложив Богатыревым чаю, он коротко рассказал, как ежедневно выходят искать заблудившихся детей много людей, но пока безрезультатно. Обезумевшие от горя родители тоже ищут, но они настолько слабы и растерянны, что за ними приходится следить, как за малыми детьми.
— Теперь мы ищем четырех ребятишек и двух взрослых, — заключил он.
Выслушав директора и подробно расспросив его, в каком направлении ушли дети, Иван Тимофеевич попросил собрать до рассвета возле школы всех, кто может и хочет принять участие в дальнейших розысках. Затем простился с Перекатовым и вместе с братом и сыном направился к школьному зданию. Здесь они прикорнули в одном из классов в ожидании людей.
…В тот день четвероклассник Коля Анойкин поднялся рано. Разбудив свою младшую сестренку Надю, он спросил тихонько:
— За черемшой пойдешь?
— Пойду, — потирая заспанные глаза, ответила девочка.
— Смотри, не хнычь, если устанешь: мы нынче далеко пойдем. Лесник рассказывал, что на Белом ключе много черемши.
— Не буду. — Она быстро натянула чулки, поверх платьица — синюю кофточку и, сунув ноги в туфли, уже на ходу поправила косички и повязала беленькую косынку.
Как условились накануне, Коля направился к дому Вовы Карасева. Тот уже завязывал ботинки, готовый присоединиться к компании ребят. Не опоздал и Сережа Лаптев. Его серенькую форменную рубашку перехватывал широкий отцовский ремень с блестящей пряжкой: в школу-то мать не разрешила с ним ходить. Провизию сложили в корзинку, нести которую уговорились по очереди.
Переговариваясь, ребята сначала шли по знакомому шоссе, а через километр свернули на узкую лесную дорогу. Коля считал себя знатоком окружающих мест и дороги, потому что в прошлом году они с отцом ходили на Белый ключ. Дорога становилась все более заросшей и наконец перешла в едва заметную тропу. Весенний лес был наполнен щебетанием, пением птиц. Они то и дело перелетали в кронах деревьев. Проворные бурундуки не раз перебегали тропу, возбуждая у мальчишек желание побегать за ними. Но Коля останавливал: он хорошо знал повадки юркого зверушки, которого руками не поймать. Едва распустившийся лист на березах и осинах не давал еще густой тени. Лес был светлым, пронизанным солнечными лучами, сухим. Воздух наполнен запахом тополевых почек и прелой травы.
— Ой, как много черемши! — воскликнула шедшая позади Надя. — Что же вы прошли? — И она было шагнула с тропинки в сторону полянки.
— Это не черемша, — остановил ее Коля, — а ландыш. Его листья только по виду похожи на черемшу. Вот сорви и понюхай. Они ничем не пахнут, а черемша пахнет чесноком.
Проходя мимо поляны, Сережа не выдержал:
— Давайте цветов наберем!
— Ты что, девчонка? — воскликнул Коля. — Пошли за черемшой, так и будем только ее искать. Понял?
— А я на обратном пути все равно нарву цветов, — возразила брату Надя.
Тропа вилась среди зарослей, лесом, то поднимаясь по косогору, то опускаясь в распадки. Вот ее перегородил поваленный ветром старый толстый ильм. Коля предложил устроить на нем стол и позавтракать. Все его поддержали, поудобней уселись и достали из корзинки хлеб с колбасой.